Дмитрий Мищенко - Северяне
Чаушиар долго молчал. Он не ожидал такой непримиримости Черного.
– Значит, ты решил противиться воле кагана? – проговорил он наконец. – Подумай…
– Я уже думал, – прервал его Черный. – Так и передай кагану: либо он мирно вернется в Итиль, оставит в покое народ мой и дочь мою, либо я ему больше не подвластен. Ни я, ни земля Северянская.
Чаушиар пристально, не отводя глаз, глядел на князя… Он понял, что решение его непоколебимо, и поспешно уехал из Чернигова.
XXIX. ВСТРЕЧА С ВСЕВОЛОДОМ
Главный удар, как и следовало ожидать, был нацелен на Северные ворота. Хозары успели за сутки подготовить множество лестниц и двинулись к Чернигову, нагруженные свежерубленным деревом. Посередине, как раз против ворот, могучие воины несли на плечах толстые дубовые колоды, прозванные бивнями. Следом за ними шли отряды мечников, за ними – лучники, которые должны были прикрывать тучами стрел переправу через ров, штурм черниговских стен и, самое главное, – ворот.
Спешенные хозары, без лошадей, как бы утратили опору. Непривычные к пешему строю, они беспорядочно толпились и бежали вперед, будто гонимые какой-то страшной силой и ослепленные страхом.
Северяне, не теряя времени, готовились к бою. Закопченные как черти, смоловары раздували огонь в очагах, готовые по первому зову воинов, стоявших на помосте, подать кипящую смолу, чтоб лить ее на головы врагов, пытающихся взобраться на стену. Каменоломы наносили под стены камни, завалили ими помост, устраивались на облюбованных местах, с которых можно половчей да побыстрей обрушить каменный дождь на врага. Они были уверены, что именно их оружие решит судьбу невиданного в этих землях побоища.
Но больше всех тревожились северянские лучники: они первыми должны вступить в бой, и если не остановить, то крепко поубавить лавину наступающих врагов. Мечи пойдут в ход потом, в сражении на стенах, когда хозары дойдут до толстых и высоких черниговских стен, с набитой меж двумя дубовыми срубами землей, с широким помостом и щитами. В них – перевес северян над хозарами, и мощные стены эти – надежда и опора северян.
Со страшным криком и шумом хозары двинулись на приступ. Вот уже блеснули сабли, качнулась вперед ощетинившаяся лавина. И не успела зазвенеть на помосте первая тетива, как с поля ратного полетела на северян тьма-тьмущая хозарских стрел. Шум сражения донесся в переполненный людьми город. Раздались боевые кличи начальников, яростные крики воинов, вопли раненых. Все это, слившись воедино, грозной тучей нависло над полем кровавой сечи.
Черная не сомневалась, где ей быть сейчас: конечно, среди тех, кто проливает кровь и умирает, отстаивая родину от врагов. Но ее сдерживали увещания отца, подавленного обрушившимся на Северянщину несчастьем.
«Не дело княжны, говорил он, бросаться в водоворот ратной сечи». И она обещала отцу оставаться в тереме. Не хотелось причинять ему лишних тревог помыслами о ее судьбе. Не послушается она, еще пуще станет отец терзать свое сердце горькими думами и страхами… Из-за этого и битву может проиграть. В ратном деле спокойствие воина много весит…
Хоть и старалась Черная унять тревогу, но не сиделось ей на месте. Металась в горнице от окна к окну, и мысли лихорадочно теснились в голове. А может, хозары уже проломили ворота и ринулись в окольный град, топчут копытами коней воинов народного ополчения? Может, именно сейчас и следует бежать к сражающимся людям, поддержать в них боевой дух, вселить в сердца надежду, веру в победу? Может быть…
Но тут приглушенный шум вдруг вспыхнул с новой силой, будто громом ударил в окна. Княжна застыла на месте, с ужасом прислушиваясь, стараясь понять, откуда доносится все усиливающийся тысячеголосый рев.
«О боги, – мелькнула страшная догадка, – наверно, хозары разбили ворота и прорвались в город!» Не в силах больше сдерживать себя, она побежала к выходу, оттуда прямо на конюшню, где всегда ждал ее верный Сокол. Конюшие не осмелились перечить княжне. Однако же в домашней одежде не могли выпустить ее из детинца. Пока одни седлали и выводили Сокола, другие принесли кольчугу, шлем, все нужное для ратных выездов, когда-то изготовленное по желанию Черной.
Почувствовав на себе всадника, услышав ржание боевых коней, Сокол рванулся с места и во весь опор помчался в окольный град. Хозарские стрелы жужжали вокруг, как шмели, впивались в мягкий грунт, в соломенные кровли. Княжна прикрылась щитом и, держась поближе к рубленым строениям и высоким заборам, быстро подвигалась вперед к воротам, под прикрытие высоких стен.
Объезжая скопление ратных людей, Черная вдруг столкнулась с дружинником, который выскочил ей навстречу. Она окинула его быстрым взглядом и, резко вздыбив, осадила Сокола.
Дружинник тоже осадил своего коня, глядя на нее удивленными, широко открытыми глазами.
– Всеволод! – воскликнула княжна, пораженная внезапной встречей.
Дружинник молчал. Он сдерживал Вороного и во все глаза смотрел на Черную, не говоря ни слова.
Сбоку шарахнулись чьи-то кони и оттеснили Всеволода к самому забору.
– Едем отсюда! – пробилась к нему княжна. – Видишь, какая толчея! Хозары сотнями и тысячами сыплют сюда стрелы…
– Но мне приказано…
– Ничего, ничего! – оборвала его Черная. – Давай вон туда! За тем укрытием постоим! – Она схватила его коня за повод, словно боясь, что Всеволод сейчас пришпорит Вороного и оставит ее здесь одну в этой сутолоке. Когда они въехали в узенький проулок и стали за высоким частоколом какой-то усадьбы, девушка печально вздохнула.
– Видишь, Всеволод, сбылось-таки предсказание твоего отца. Не миновала меня злая доля. Чует сердце, лихая беда нависла надо мной и над народом нашим…
– Не горюй, княжна! Осилим мы злого ворога!
– Нет, нет, не говори! – Слезы блеснули в глазах Черной. – Я знаю, беды не миновать… Вот только…
– Не убивайся так, княжна. Не прорвутся хозары, – успокаивал ее юноша, – трупами ложатся они под стенами града.
– Правда? А почему же учинился такой великий шум у ворот? Не проломили их, часом?
– Да нет! – засмеялся Всеволод. – Смолою попотчевали незваных гостей. Как комарье, облепили они ворота. Думали, что у северян только камни да стрелы. А воины наши подпустили их поближе, под самые стены. Хозары полезли вверх, тут наши и вылили горячую смолу в самую гущу их. Такой вой поднялся! Удирали они прочь, как крысы с тонущего носада[36]. Да и немалой кучей полегли под стенами.
– Но ведь их сила несметная, Всеволод. Говорят, все поле хозарскими конниками забито. И лес вокруг тоже.
– Правда, много их, княжна. Но и нас не мало. Стены града крепки, воины храбры. Отстоим мы град наш стольный…
– Ох, кабы свершилось все, как говоришь ты, – вздохнула девушка. – Да помогут боги сбыться твоим словам. – Она задумчиво поглядела на высокого, статного дружинника. В ратной одежде показался ей теперь Всеволод не юнцом поселянином, а витязем настоящим, храбрым, смелым и спокойным, готовым к сече кровавой, к защите родной земли и ее, княжны… Странно, почему она не заметила, каков этот молодец, там, на пастбище. Сама бы посоветовала ему стать дружинником. Просила бы князя за него. Ведь он для дочери все мог бы сделать…
Казалось, она забыла о том, что делалось вокруг, и молча любовалась сильным витязем.
– А ты… – Она хотела было сказать все это вслух, да спохватилась, покраснела и закончила: – Я хотела спросить тебя, как ты попал в Чернигов, в дружину князя?
Всеволод вспомнил предостережение отца и замялся.
– Так ведь хозары… – начал он неуверенно, – а я… я князю услужил… Но прошу тебя, княжна… Ты на меня не гневаешься?
– Ну что ты, Всеволод, – отозвалась Черная, – забудь все то… – Она искренне и доверчиво заглянула ему в глаза. – Я не помню зла… И ты прости меня. Видишь, какая беда свалилась теперь на всех нас. Не хочу, чтобы в эту лихую родину тяготело надо мной чье-либо проклятие, затаенное зло… Прости мне, Всеволод, то обидное слово… Видно, только теперь поняла, как горек был ему тогда попрек холопством. Стыд опалил ее щеки. Взгляд скользнул по кольчуге дружинника. Он долго молчал, опустив голову.
– Ты… ты не прощаешь меня? Хочешь, значит, моей гибели? – проговорила Черная дрожащим от слез голосом.
– Что ты, княжна! – очнулся от своих мыслей Всеволод. – Ведь я здесь, чтоб защищать тебя. Я первым увидел в лесу хозар и упредил о том князя, вече, всех северян за целые сутки до нападения!
– Так то был ты? Первый, возвестивший об опасности?
– Я, княжна. И коли б носил я в сердце гнев, коли бы думал о мести, то разве скакал бы во весь дух в Чернигов? Упреждал бы князя?
– Значит, ты… – Черная не договорила.
Она забыла обо всем на свете. Стремительным движением обхватила юношу за шею и крепко поцеловала.
Всеволод стоял перед ней растерянный, счастливый. Кровь бросилась ему в лицо. Он верил и не верил в то, что произошло. Потом опомнился, провел ладонью по лицу, закрыл глаза, как бы пытаясь удержать дорогое сердцу видение… Будто сквозь сон услышал он тихий голос княжны:
