Людмила Пивень - Ферма кентавров
Во время перемены я тихонько улизнула из школы. И решила, чтобы хоть на время избавиться от неразрешимых вопросов и мучительной билзости истины, найти Олега и поговорить с ним.
Утро было ветренным и прохладным. Через всё небо тянулись длинные перистые облака. Солнце пряталось и появлялось, пропадали и снова возникали тени. На волнующихся абрикосах появились первые жёлтые листья, которые, пока не подойдёшь поближе, были похожи на поздние плоды.
Рюкзак я несла в руке и подбивала на ходу его коленом.
Наверное, я тоже в прошлой жизни была перекати-полем. Сырой ветер дул со стороны Севастополя и в нем чувствовался запах моря. И мне хотелось улететь далеко-далеко. Всё равно куда.
— Света! Ты чего это со старшими не здороваешься?
У ворот своего дома на скамеечке сидел Завр.
Кроме него и меня на улице Одинцова не было ни единого человека.
Идеальные условия для того, чтобы убрать свидетеля.
— Здравствуйте… — еле выдавила я.
Самое главное, что попытка убежать будет совершенно бесполезной. Как всегда я, задумавшись, никого и ничего вокруг не замечала и сейчас стояла всего в двух метрах от убийцы. Ему стоит только руку протянуть — и он уже меня поймал, руки-то у него длиннющие…
Конюх молчал и улыбался. Он явно понимал, что убежать я никуда не успею… Нос его блестел на солнце, волосы слиплись сосульками, даже свежий ветер их не мог пошевелить. А руки, огромные тяжёлые руки свободно лежали на коленях. Наизготовку.
— Заходи, прогульщица! Чайку попьём…
Ага, чёрта-с-два! Нашёл дурочку! Если даже улица пустая, здесь он убивать меня не станет. В любой же момент могут появиться люди, да и сейчас может быть кто-нибудь смотрит на нас в окно! Чтобы разделаться со мною без помех, меня надо затащить куда-нибудь в глухой угол. Да что глухой угол, достаточно пригласить в дом выпить чаю и подложить в заварку ядовитой травки! И будут потом думать, чего это Светлана Измайлова окочурилась…
Все эти мысли, как и положено мыслям, промелькнули так быстро, что между его предложением и моим ответом даже паузы не получилось, и Завр не должен был заподозрить, будто я колебалась или сочиняла отговорку:
— Нет, спасибо, дядя Паша… Я… Мне надо на ферму, я тетрадь забыла, а сегодня контрольная!
— А я уж подумал, что ты уроки прогуливаешь…
Надо тянуть время… Надо тянуть, пока кто-нибудь не выйдет из дому! Если я сейчас попробую уйти, он схватит меня… Точно схватит! По лицу видно!
— Нет, ну я прогуливаю, конечно, но у меня по украинскому в журнале уже четыре оценки, две пятёрки, а по литературе ничего нет, нам задавали на дом сочинение и я его забыла… — между прочим, это абсолютная правда. Исключая то, что тетрадь с домашним сочинением спокойненько лежит у меня в рюкзаке.
— В самом деле, чего вас ругают, что прогуливаете… Меня, вон, как здорово мой отец порол… Ну, тогда другое дело было. А сейчас, учись-не учись, сидят умные без работы. А кто работает, тому не платят…
В дальнем конце улицы показались две человеческие фигуры. Один, кажется, бармен из «Салама»…
Есть! При них-то Завр ничего мне не сделает! Если что — во всё горло заору!
— Дядь Паша, мне пора идти! А то два урока вместо одного прогуляю! До свиданья!
Я почти бежала, спиной чувствуя взгляд Завра. Надо же так расслабиться, совсем забыла, что Олег живёт на той же улице, что и убийца! Это хорошо ещё, что был день, люди ходили. А если бы я так попалась ночью?!
Олега не было дома, не оказалось на стройке, у «Салама» тоже… Я пошла к реке на наше место — если там его не найду, то не найду нигде.
Но в день, когда дул такой волнующий ветер, когда хоть недолго чувствовала себя стоящей на одинокой хрустальной вершине выше всех людей, не могло совсем уж не везти. Он сидел там, но не в развилке ивовых ветвей, а прямо на земле. Бутылку дешёвого «Славянского» держал двумя руками, словно боялся, что она от него ускользнёт. Увидев меня, Олег ни капельки не удивился:
— Привет, Светка! Заходи, садись. Выпьешь?
Я от неожиданности не знала, что сказать. Раньше он никогда не приглашал меня пить вместе с собой, наоборот, говорил, что если увидит, как я бухаю, голову оторвёт…
Олег протянул мне бутылку с белыми херсонесскими колоннами на этикетке.
— Держи! Жить будет легче, жить будет веселей!
Я отпила глоточек и подумала: интересно, почему Херсонес изобразили на бутылке самого дешёвого крелёного вина, которое называют радостью алкашей? Кстати, оно было сладким и не таким уж противным на вкус.
Вернула бутылку Олегу. Он задумчиво посмотрел на неё, отхлебнул, поставил на землю, в ямочку, чтоб не опрокинулась.
— Светка! Я тебе говорил, чтоб не трогали вы этого мертвяка?
Интересно, откуда он узнал?
— Ну, говорил…
— Во-от, а ты, конечно, не послушалась. Ну и правильно! Никогда не надо слушаться, надо всегда идти своим путём, пусть даже из-за этого тебе набьют морду!
Только сейчас я поняла, что пьёт Олег далеко не первую бутылку, и расстроилась.
— Но лучше не лезь, не лезь, тебе говорят! Это игрушки для взрослых! Вы — ещё ребёнки… Хотя, — он окинул меня от макушки до кроссовок каким-то необычным взглядом, — уж-же не ребёнки. Всё на месте, всё классненькое — грудки, попка… Вот мозгов маловато! Ну ладно, вы решили, что умнее всех, решили играть в казаков-разбойников, но зачем про это на всё сел-ло трепать?! Это же не шутки! С вами в другую игру поиграют, в догонялки. Только вы не узнаете о том, что игра уже новая, другая, до тех пор, пока вас не прихлопнут…
Ой, как он был прав! Я вспомнила встречу с Завром, мне стало холодно и тоскливо, я забралась на ветку и стала смотреть в реку. Вода поднялась, видно в горах, на Ай-Петри и Демерджи, уже начались дожди.
Олег снова поднёс к губам бутылку зелёного стекла и пару раз громко глотнул. Я осторожно спросила:
— И что, мы много нашумели?
— А то нет!
— И все всё знают?
— Понимаешь, Рыжая, те, кто раньше не знал ничего — то есть почти все — ни о чём не догадаются, если у них не начнётся такая мания, как у вас — расследовать. Но моли б-бога, чтобы не услышали ваши расспросы те, кто в курсе… Да! Я вообще что хотел тебе сказать — ещё дня три тому назад сидим с Андрюхой у «Салама» за водочкой, как вдруг подваливает Мыкыта…
— Это кто?
— Ну что, ты не знаешь? Урод такой, алконавт… На платформу к электричкам сигареты носит продавать.
Я припомнила вечно пьяненького грязного мужичка:
— Знаю, только не знала, как его зовут.
— Он вообще-то Никита, но хохол, а значит — Мыкыта… Ну, не перебивай! Подходит Мыкыта, падает на хвост, значит, мы ему грамм пятьдесят наливаем, и начинает он байки травить. И говорит, между прочим: «Знаете, а на крутых наших, кажется, наедут!». Ну, ты в курсе, это вашего Борисыча кличут «крутым»…
Я тихо возразила:
— Владимир Борисыч не крутой. Это Костик…
— А деревенским без разницы, кто именно из них! Короче, Мыкыта рассказал, что его один мужик расспрашивал, сколько на конюшне конюхов, да сколько детей, да где Борисыч больше времени проводит. Ну Мыкыта, он же сильно добрый, гадость любому, кто ему не наливает, за бесплатно сделает, он всё и рассказал. Что знал, конечно. А расспрашивал его мужик такой высокий, в чёрное одетый, нос как у боксёра сломанный.
Я вцепилась в ветку обоими руками, как будто кто-то собирался стряхнуть меня в мутную воду:
— Когда он это спрашивал?
— Ага, загорелись глазёнки! Ну Мыкыта не будет же даты запоминать. Да и я не такой дурак, чтоб интересоваться. Уехал этот мужик, на электричке уехал… Да… Так вот, я хотел тебе это сказать, и ещё одну вещь сказать, спросить, вернее. Ты хорошо подумала, под кого яму роешь?
— То есть?
— Ну ты как относишься к вашему Борисычу?
Это всё равно если спросить: «Как ты относишься к Боргезу? К солнцу? К хорошей погоде?»
— Ты не улыбайся! — Олег был таким серьёзным, как будто ни капли не выпил. — Если мужика убили на вашей ферме, причём без разницы, кто убил и за что, — ваш тренер должен быть в курсе. Ясно? И если это убийство выплывет наверх, а оно обязательно выплывет, если вы будете своими девчачьими лапками вокруг него так усиленно грязь разгребать, — то в первую очередь пострадает ваш Борисыч. Ясно?
— Подожди… — об этом я раньше думала, но как о совсем сказочном предположении, а сейчас, то ли из-за того, что это мне сказал Олег, то ли из-за недавней встречей с Завром, показалось мне это оч-чень серьёзным.
— Ну жду, жду. Только всё равно сказать тебе, Рыжая, нечего. Так что на вон, выпей и попустись. То есть, конечно, в том случае, если ты своего тренера посадить не хочешь. А иначе — флаг тебе в руки!
Он протянул мне бутылку, я её машинально взяла и сделала несколько больших глотков. Сладко, щиплет язык и в животе появился тёплый клубочек.
— Олег, — я решила признаться, — если даже мы бросим расследовать, всё равно в милиции уже знают…
