Алексей Коркищенко - Внуки красного атамана
Егор посмеивался, подмигивая Митеньке и Даше, с редким аппетитом ел борщ. Все обошлось как нельзя лучше. Правда, пришлось ему понервничать, когда стал накидывать крючок обратно на петлю. Одеревеневшие пальцы едва удерживали нож, которым он поддевал крючок. А тут на старый ток подъехали автофургоны. Гриня уже далеко отплыл с мешками колосьев, связанных веревкой. А он все никак не мог набросить крючок. Ноги дрожали, чуть было не сорвался с выступа балки. А так хотелось накинуть крючок на петлю, запереть дверь, чтобы поломали голову фашисты. Наконец ему удалось это сделать. Он спустился вниз, на подводный порог, утопил остаток веревки и нырнул. Кобура с пистолетом и ножом тянула под воду, и ему, сильно уставшему, пришлось крепко напрягаться, грести из последних сил, чтобы не пойти на дно. Выбрались на берег с Гриней благополучно. Васютка с одеждой ждал их в условленном месте. Мешки с гибридами спрятали в Федькином яру, там, где лежали части с трактора и молотилки...
- А что, правду люди говорят, что Афоня кричал при народе, будто золота у него много спрятано? - спросила Панёта.
- Говорил, говорил, - отозвалась Даша. - Золото, сказал Афоня, на Среднем острове спрятано.
- Ах собака! - воскликнул Егор. - Ведь он тогда, на суде говорил, что никакого золота не нашел, даже не успел осмотреть острова, мол, Осикора сделал ему засаду в камышах. А теперь защемили ему хвост, так он и золота не пожалел... Значит, на Среднем острове?.. Ну, мы это учтем.
Егор зажег па огороде кучу мусора, приготовленного заранее. Густой дым потянуло в сторону гиблых низов. Это был сигнал для Конобеева: "Тревога! Жду у сухого тополя!" Так: было с ним условлено в прошлый раз.
Пришел Гриня, и они вчетвером отправились в атаманский сад с ужином для Витоли. Багровое солнце спускалось за тучами к горизонту. Сквозь прорехи раздерганных туч пробивались снопы красных лучей. Они подкрашивали верхушки старых деревьев, с которых срывались пожелтевшие листья.
В подвале было тихо и темно. Фонарь почему-то не горел, хотя керосина было достаточно - в углу стояла целая бутыль.
- Витоля! - позвала Даша.
Егор испугался. Неужели Витоля каким-то образом сумел, выбраться отсюда?! А если его кто выпустил?! Лихорадочно тряс спичечный коробок, никак не мог захватить спичку непослушными пальцами.
- Витоля, - сказал Гриня, - ты спишь? Громко стрельнула спичка. Ее неяркий огонек раздвинул подвальную тьму.
- А-а-а! - резанул слух звенящий голосок Митеньки.
Испуганно вскрикнула Даша.
Егор обомлел: с кирпичной стены на него глядело поражающе вздутое, перекошенное лицо Витоли. От неестественно длинной шеи тянулся захлестнутый удавкой брючный ремешок к крюку в стене.
Спичка погасла. Они попятились к выходу.
- Митенька, Даша, идите домой, - сказал Егор. - А мы с Гриней подумаем, что делать...
Даша с Митенькой тихонько поднялись по каменным ступенькам, шумнули ветки, прикрывающие вход в подвал.
Егор зажег фонарь. В нем еще был керосин. Гриня взял со стола записку, подал Егору. В ней было написано следующее:
"Я больше не хочу жить на белом свете. Умираю и на веки вечные проклинаю своего деда Масюту. Папаня и недорезанный дядя Пауль тоже руки приложили, чтоб я стал дерьмом и фашистом... Жить дальше стыдно.
Прости, маманя! Тебя они тоже замучили, родная..."
Боясь оглянуться на удавленника, Гриня зашептал:
- Шо будем робыть? Егор, поразмыслив, сказал:
- В балке вчера старое дерево упало, сучья обломались. Туда отнесем его и ремешком привяжем к ветке... Как будто он повесился на том дереве, а оно стояло, стояло и упало... Понимаешь?
Подождав, пока в саду загустели сумерки, они отнесли труп к поваленному дереву. Потом долго, до покалывания в кончиках пальцев, мыли руки в холодной ключевой воде.
- Нам с тобой надо уходить в камыши, к Конобееву, - сказал Егор. - Иди к Митеньке, забери у него винтовки и автомат и приходи к сухому тополю. Я тоже скоро буду там.
Егор зашел к Даше, рассказал ей, как они поступили с трупом.
- Даша! - Егор замялся, почесал в затылке. - Тебе есть неприятное, но очень важное поручение: наведи кого-нибудь на труп... А то Гордей, говорят, грозился отправить в Германию всех станичных пацанов, если не найдется Витоля... Я вот подумал: наведи бабку Меланью. Она своего теля на выгоне за огородом привязывает пастись. Ты отвяжи его, затяни в балку и припутай около упавшей яблони, знаешь где это?
- Знаю.
- Ну, а потом как будто случайно повстречай ее и скажи: мол, то не ваше теля в сад побежало?.. И поможешь ей поискать его. Бабка наткнется на удавленника и поднимет крик. Понимаешь стратегию?
- Понимаю.
- В кармане Витоли записка торчит. Обязательно прочитай ее Меланье. Она разнесет по станице, что там написано, А нам этого только и надо.
- Хорошо, Ёрчик, все сделаю.
- Главное, чтоб Меланья раззвонила про Витолину записку, а то Ненашковы еще начнут сочинять, что его повесили партизаны.
- Я ее настрополю. Будь спокоен.
- Уходим мы с Гриней в камыши, Даша. Сама понимаешь, нельзя нам оставаться в станице... Конобеев, наверное, уже дожидается меня в атаманском саду. Да, чтоб я знал, что у тебя все в порядке, зажги костер на своем огороде сразу же, как выполнишь задание. Васютке и Митеньке передай: следить внимательно за немцами и полицаями; и как только те войдут в камыши - зажечь дымный костер в атаманском саду. Да, еще одно, Дашенька!.. Мы наточили "арнаутки" в щели под амбар. Там мешка три будет. Потом, когда все в станице утихнет, с Васюткой и Митенькой соберите ее и спрячьте где-нибудь в сухом месте. Ясно?
- Ясно, все сделаю, как нужно... А вот когда ты вернешься?.. Они завтра придут туда, на острова, за золотом... Вы их встретите... Но никто не знает, как все обернётся...
- Даша, не будем об этом.
Егор погладил ее плечи, волосы спутал, и она приникла к нему. Он не мог дыхания схватить, не мог слова вымолвить
- Даша... Ласточка моя...
Час спустя, простившись с Панётой, Егор пришел к сухому тополю вооруженный с головы до ног: в атаманском саду он взял немецкий автомат, парабеллум и вещмешок с патронами и кое-каким барахлишком.
- Ого, брат Егор! Да ты, никак, к нам собрался? - тихо воскликнул Конобеев, приглядевшись к нему в темноте. - Что случилось?
- Завтра на острова наверняка явятся немцы и полицаи.
- Ну дела-а, брат! - изумленно протянул Конобеев, выслушав рассказ Егора.
- Что ж делать будем теперь? - спросил Егор.
- Мы как положено встретим фашистскую шатию-братию. Теперь мы сильны. Я уже целое отделение сколотил. Собрал бойцов по хуторам. И знаешь, заметил я, больно нервничать стали фрицы. Вот и за "арнауткой" они раньше приехали, поторопились. Прижучило их, стало быть. По ночам, слышу я, гремит на востоке. Идет разговор, наши фронт прорвали. Я только что от капитана. Ему лучше стало. Он отдал приказ пробиваться к своим, ну и, по возможности, подергать фрица за хвост
- Я с ним согласный! - сказал Егор.
- Ишь ты - согласный! Черти отчаянные! Ну что ж, подергаем фрица за хвост.
Они дождались Гриню и ушли. Найда, сопровождавшая Егора, поскулив на прощание, вернулась домой. Из-под куста бузины, тихо шурша опавшими листьями и пыхтя, выкатился еж. Поводил острой мордочкой. Человеческий и собачий дух рассеивался. Успокоенно фыркнув, ежик побежал сквозь кусты к трухлявой яблоне: он слышал, как с ее вершины в траву упало яблоко, полное ароматного брызгучего сока. За ежиком сквозь прореху в тучах следила тусклая звезда
Глава тринадцатая
Утром на болото ушли Пауль и Гордей Ненашковы, Афоня Господипомилуй, Поживаев, еще четверо полицаев и шестеро автоматчиков из охраны Штопфа. Афоня, избитый до черноты, вел их старой тропой, по которой когда-то преследовал Антона Осикору.
Спустя некоторое время в балке раздался пронзительный крик бабки Меланьи.
- Кара-а-у-ул! Люди добрые, атаманский сынок повесился!
Даша все сделала так, как наказывал Егор.
В балку сбежались люди, и вскоре вся станица узнала, что Витоля перед смертью оставил записку, в которой на веки вечные проклял и деда, и отца, и дядю. Мать кричала над трупом сына-самоубийцы, пока не сорвала голос.
Даша вернулась домой и зажгла костер в огороде.
Дымил костер и в атаманском саду.
Чуть позже Даша вместе с Васюткой и Митенькой забрались на чердак своего куреня, стоявшего на возвышении. С тревогой они оглядывали гиблые низы. Вдали, над деревьями, росшими на островах, дотаивал сырой туман.
Конобеев, ориентируясь лишь по слабому лунному пятну на плотных темных тучах, уверенно вывел ребят к Среднему острову, где уже обжился его отряд.
Первым их встретил Пантюша, стоявший на часах. Он крепко обнял Егора и, тиская, щекотал лицо бородой, пахнущей вареными раками и вяленой рыбой.
- Орлы боёви! Красни герои! - восклицал он.
Егору и Грине пожимали руки знакомые и незнакомые красноармейцы, угощали крупными, очень вкусными раками, вяленой рыбой и горячим чаем. Почти все собрались у костра, замаскированного плетнями.
