Алексей Артов - Подвиги Слабачка
– Получится? – обратилась Кукляшка к Пламенегу.
– Как?.. Ещё как получится! – выпятил Пламенег грудку вперёд.
Пламенег, как по столбу, взлетел вверх, заставляя клониться траву к самой земле, и, подлетев к лужице, выпустил столб бело-голубого пара. Пар из горнила его трубочки-клюва не прекращал идти до тех пор, пока он дважды – туда и обратно не пролетел этот мизерный и очень мелкий прудик. Увидев, что сделал своё дело, Пламенег молча удовлетворённо и достойно воспарил вверх и растворился в течениях ветров.
– Ой, он так быстро улетел!
– Улетел.
– И даже не попрощался.
– Не попрощался.
– Бедненький, и наверно потому, что его никто не научил говорить «до свидания».
– Не научили.
Муравьишки подошли вплотную к лужице.
– Так ведь Пламенег ничего не сделал. Смотри, какая прозрачная вода, – разочарованно проговорила Кукляшка.
– А видишь волну, которую поднял Пламенег своими крыльями.
– Вижу, – ответила Кукляшка.
– А почему эта волна до сих пор стоит, почему она до сих пор не упала, почему она такая застывшая?
– Ой, и вправду, Слабачок! Лужица застыла! Застыла!
Кукляшка неожиданно для Слабачка соскочила с его спинки. – Ой! – вскрикнула она от заставившей себя вспомнить боли, но, её превозмогая, Кукляшка забежала на лед.
– Слабачок, это лёд, лёд, сейчас, когда лето, когда солнце, когда так жарко!
Она покатилась по льду, пытаясь кружиться, приподнимать то одну лапку, то другую, радуясь возможности поскользить, почувствовать скорость и посопротивляться встречному ветерку.
– Кукляшка, осторожно, именно потому, что жарко. Кукляшка, мы не знаем, как крепок этот лёд! Как долго он продержится! – увещевал Слабачок, сам вставая на застывшую лужицу.
– Крепок, крепок! Здорово!.. Ой… Ой!..
Слабачок увидел, что лёд под Кукляшкой, и уже и под ним уже тоже стал трескаться.
Кукляшка направилась было к Слабачку, но увидав трещину, только и смогла крикнуть:
– А-ай! Эту трещину мне не перепрыгнуть. Не могу, Слабачок, и лапки болят…
Под Кукляшкой появилась при этом ещё одна трещина и неожиданно расширилась так, что муравьинка плюхнулась в воду.
– А! – кричала муравьинка.
Слабачок прыгнул в воду спасать Кукляшку в очередной раз.
– Хватайся за мою шею!
Но муравьинка почувствовала, что ей всё легче и легче, что вода выталкивает её. И вот она уже находится над водой, что она стоит на… воде!
– Слабачок, Слабачок! Смотри, вода не хочет меня поглощать – меня кушать! – радостно проговорила Кукляшка и попробовала погрузиться в воду.
– Вода тебя не оставляет под собой и ставит выше себя, потому что ты оказалась легче воды!
– А тебе приходится бороться с водой, потому что вода легче тебя?!
– Прихо-дит-ся! – кое-как проговорил Слабачок, барахтаясь в воде, еле удерживая головку на её поверхности.
– Слабачок, а не твоя ли невидимая сила и держит меня над водой?
Ответом Кукляшке было молчание Слабачка. И вдруг Слабачок почувствовал, что его задние лапки опираются о что-то твёрдое, о дно лужицы! Как будто сама земля пришла к нему на помощь.
А Кукляшка уже легко кружилась на воде. Вдруг заметив, что Слабачок больше не барахтается, что он твердо на чем-то стоит, Кукляшка догадиво прокричала:
– Кажется, сама земля поднялась, чтобы спасти тебя!
– Кажется! – стоя в воде уже по колено, ответил Слабачок.
Вдруг лёд снова треснул, и одна из льдинок неожиданно быстро приподнялась над муравьишками и… и застыла, капая на малышей слезами таяния. Но, немного простояв почти вертикально, глыба начала крениться на детишек.
– Ой, прокричала Кукляшка, она нас сейчас раздавит!
– Не раздавит! – сказал жестко Слабачок и, схватив Кукляшку, сделал резкий прыжок из лужицы.
А льдинка, уже падая, вдруг неожиданно мгновенно растаяла, и вся вода в воздухе разом грохнулась в воду на земле и брызгами-волнами расплескалась во все стороны.
Муравьишек одна из таких волн подхватила и, отнеся подальше от лужицы, прокатила так, что у малышей даже захватило дух.
– Ух, здорово! – обрадованно сказала Кукляшка.
– Здорово, да, – сказал без всякого энтузиазма Слабачок.
Малышам, чтобы высохнуть, пришлось поваляться на песочке, погреться на Солнышке, и попереводить дух, освобождаясь от пережитых страхов. А потом они снова пустились в путь.
Страхи на тропе зависти. Уличённые в счастье– У-ух!.. Послушай, а я подумала?!
– О чём?
– А вот о чём. Мне кажется, что тебе нести меня так трудно ещё и из-за того, что нас догнала тропа зависти. Говорят, что это она неожиданно подставляет незаметные глубокие ямки, высокие кочки и большие острые камни и даже… – Кукляшка замолчала, боясь договорить.
– И даже?.. – подтолкнул вопросом Слабачок.
– И даже жуткие капканы и бездонные пропасти!.. – полушёпотом договорила Кукляшка.
– А почему?
– А ответ в самом её названии.
– Она делает пакости и гадости из зависти? – догадался Слабачок.
– Наверно, из очень большой зависти.
– А может, она делает что-то и пострашнее гадостей. Я припоминаю, что тоже слышал об этой блуждающе-бегающей тропе зависти. Но я и видел муравьёв, которых она нагнала. Раньше эти муравьи были крепки и здоровы. А после того, как им пришлось пройти по этой тропе, которая специально простёрлась на их пути, у них были переломаны лапки и даже спинки, а на их тельцах налипло много-много больших и малых синяков. И что особенно страшно, что из добрых, улыбающихся, разговорчивых и любящих, они превратились в грубых, зло глядящих, хмуро молчащих. Они были трудолюбивы, а стали ленивы. У них раньше всё получалось, а теперь всё не получается. Им хотелось всего, а теперь всего не хочется.
– Значит, она нагоняет тех, кто счастлив? – сделала вывод Кукляшка.
– Надеюсь, что ей не удаётся догнать всех счастливых.
– А она будет догонять и нас?
– А мы счастливы? – ответил вопросом на вопрос Слабачок.
– Думаю, что нам никто не завидует, во всяком случае, пока у меня болят лапки.
– Или оно – наше счастье, такое маленькое, что его никто ещё не видит? – удивился собственным словам Слабачок.
– И даже мы сами? – спросила Кукляшка.
– А ты что, его – это наше счастье видишь?
– Не знаю.
– Как не знаю? Ты что, можешь показать, где оно находится: тут или тут? – Слабачок показал лапкой сначала куда-то в одну сторону, а потом в другую.
– Не могу.
– А ты что, можешь сказать, как оно выглядит?
– Не могу.
– Так ты его видишь или нет?
– Не знаю.
– Непонятно! – возмутился Слабачок. А потом вдруг сказал: – Хотя… может и видишь.
– А если оно уже есть, тебя это что, пугает, да? – с лёгкими обидой и укоризной сказала Кукляшка.
– Если оно есть, то меня пугает то, что его может кто-то отнять.
– И главная сейчас среди этих «кто-то» – это Тропа Зависти, – погрустнела Кукляшка.
– Но, если тебя уже пугает, что у нас могут отнять то, чего ещё, наверно, у нас нет, значит, оно, пускай и очень маленькое, но у нас уже, может, и есть?! – предположил Слабачок.
– А разве оно может быть большим или маленьким? Оно же Счастье?
– А тогда, какое оно?
– А оно не большое и не маленькое! Оно просто Счастье! – ответила Кукляшка.
– Не знаю, – покачал головой, глядя вниз перед собой, Слабачок.
– Узнаешь… Может, когда-нибудь, – предсказала Кукляшка.
– А ты знаешь?
– Может быть, – неопределённый от Кукляшки ответ.
– А давно? Да и откуда?.. – уходил в подробности Слабачок.
– А может, и недавно?! И может, и откуда-то отсюда… – показала по сторонам Кукляшка. – Или отсюда, – и она указала на грудь, туда, куда раньше указывал Слабачок, туда, где у людей сердце.
– Да откуда здесь этому Счастью взяться? – Слабачок указал взглядом по сторонам. – Зависти и Беде, пожалуйста, сколько угодно, а вот Счастью…
– Вот среди них – среди Беды и Зависти Счастью, как раз, местечко и находится…
– Вот-вот, а Зависть и Беда его, как раз, и ищут, чтобы им – Счастьем, полакомиться, – парировал Слабачок.
– Но иногда они его боятся и от него убегают сломя голову.
– Но, тогда Счастье должно быть большим и сильным, – предположил Слабачок.
– И при этом оставаться просто Счастьем.
– Наверно, ты права, Кукляшка.
– Но и ты, Слабачок, наверно, прав.
Свет особенныйСлабачок продолжал свой нелегкий путь, выдерживая тяжеленный, как огромные камни, груз ответственности за крохотную и лёгкую, как пёрышко, Кукляшку.
До дома муравьишкам было ещё идти да идти, а Тучи Тьмы, становясь всё гуще и гуще, уже опустились на засыпающую землю. Они уже накинули непрозрачные балахоны своего черного тумана на траву, цветы, деревья и всё-всё живое, что засыпает и просыпается. Море непроглядной ночи окончательно затапливало всё вокруг.
И вдруг позади себя путникам стал слышаться, сначала еле-еле, а потом всё громче и громче весело напевающий голосок.
