Влас Дорошевич - Сказки и легенды
- Есть люди, которые любят смотреть хорошие пляски и слушать хорошие песни. Идем! Мы будем петь и плясать для них, а они пусть за это дадут бананов, хлебных плодов, кокосовых орехов!
И они радостно пели и плясали, чтоб накормить париев. И кричали:
- Идите смотреть наши пляски! Идите слушать наше пение! Самые лучшие песни! Самые красивые пляски! Самые искусные певцы и певицы! В пользу париев! В пользу париев!
И над скучавшей когда-то землей звенели песни, гремел топот плясок.
И сердца вспыхивали вдохновением.
Этот говорил прекрасные речи, которые вызывали святые слезы на глаза слушателей. Тот слдгал вдохновенную песнь.
Так родилась на свете поэзия, милосердие, так родилась любовь.
И чем сильнее выли парии, тем сильнее раздавались голоса в честь них, тем звонче и восторженнее звенели песни, тем громче раздавался мерный топот пляшущих, чтоб утолить голод париев.
- Остановитесь! Остановитесь! - раздался голос в ночной тишине. Человек, который идет к нам от париев!
И из тьмы на яркий свет пред толпою вышел самый вдохновенный из певцов.
Он был у париев, видел их, знает о них. Он запел. Он пел:
- Природа нарочно одела кокосовые орехи твердою скорлупой, чтоб, падая, эти орехи разбивали головы париям. То, что несет вам пищу, им несет смерть! Природа снабдила даже розы шипами, чтоб колоть им руки. Природа разослала по траве гадов, змей, скорпионов, - чтоб жалили и не давали заснуть в траве парию. В отчаяньи от голода, в безумии от бессонных ночей они душат друг друга.
И вся толпа восклицала:
- Как верно! Как сильно! Как хорошо он поет!
И схватили певшего скорбную песнь вдохновенного певца на руки, и прекраснейшие из девушек надели на голову его венок из лучших цветов.
И все сердца бились милосердием, великодушием, любовью. И с радостью слушал эти струны сердца Брама. Но с радостью смотрел и черный Шиву. А Вишну воскликнул, глядя на все с лазурного неба:
- Стоило создавать мир! ЛЕГЕНДА ОБ ИЗОБРЕТЕНИИ ПОРОХА
Обитель спит.
Свет брезжится только в келье отца Бертольда. Отец Бертольд всегда работает по ночам. Часто утренний свет застает его за колбами и ретортами, погруженным в его обычные, странные, таинственные занятия.
Тогда отец Бертольд осеняет себя знамением и идет весь день молиться, чтобы с вечера снова приняться за свои диковинные инструменты, довольствуясь всего двумя-тремя часами отдыха для грешной плоти. День - молитве, ночь - труду. Отец Бертольд убил свою плоть.
С виду - это иссохший аскет, обтянутый сухой кожей. Мертвец, которому чуждо все житейское. Только глаза живут, горят, светятся каким-то фанатическим огнем, который сжигает мозг отца Бертольда.
- Он - или великий грешник, или великий праведник! - решили в монастыре, и даже отец настоятель не допытывается, какими таинственными работами занят по ночам монах Бертольд.
Он только спросил:
- Клонятся ли твои труды, сын мой, к прославлению нашей великой церкви?
- О, да!- отвечал монах, и в глазах его еще ярче вспыхнул фанатический огонь. - Если бог поможет мне окончить мои труды, счастье и мир воцарятся среди людей, они предадутся единому богу и враг святой церкви будет сокрушен навеки!
- Да благословит господь труды твои и да укрепит тебя в вере твоей! - сказал ему отец настоятель.
- Аминь! - ответил монах, и голос его прозвучал такой искренней, горячей, твердой верой, что для настоятеля не осталось никакого сомнения: отец Бертольд, действительно, занят делом, угодным богу и полезным святой церкви.
С тех пор отец Бертольд беспрепятственно работает по ночам.
Но сегодня он не занят своими колбами и ретортами. С горящими глазами он стоит около высокого, стрельчатого окна, приложив свой пылающий лоб к железной решетке, - одной из решеток, которыми обитель ограждается от грешного мира.
Отец Бертольд смотрит на темное небо, усеянное звездами, на долину, потонувшую во мраке, на заснувший город, который виден с монастырской горы.
И в душе отца Бертольда живет та же смутная тревога, которая вот уже несколько дней не дает ему ни молиться, ни работать.
Это дьявол искушает его и вселяет в сердце смутную тревогу, сеет сомненье, чтобы помешать отцу Бертольду в его великом и святом деле. С этой смутной тревогой в душе отец Бертольд не может приняться за свое великое дело, - изобретение искусственного золота.
Да, это "сотрет голову змия", лишит дьявола его оружия, которым он завоевывает мир и борется со святой церковью.
Эти крупинки, блеском которых дьявол ослепляет разум людей, будут тогда делаться в мастерских простыми мастерами.
И золото будет цениться не выше, чем глина. Оно перестанет быть редкостью. Человечество будет иметь его когда угодно и сколько угодно, в изобилии, в избытке. Оно перестанет владеть миром.
Богачи сразу перестнут быть богатыми, равенство воцарится между людьми. Не для чего будет изнурять себя тяжкой работой, нечего будет добиваться, не из-за чего бороться, ненавидеть, нечему завидовать, все люди превратятся в братьев и будут служить единому богу, и больше никому.
Потому что люди существуют для добра, и только дьявол опутал их своими золотыми сетями.
Но почему же сомненье в этом вкрадывается в душу отца Бертольда?
Сомненье, которое мешает отцу Бертольду продолжать его великое дело избавления мира от власти дьявола? Его великое дело подвигается вперед.
В горниле блестят уже маленькие золотые пылинки. Это еще не золото. Но это первообраз, зародыш золота. У них уже много общего с проклятым металлом. Еще усилие, - и пылинки превратятся в настоящее золото.
Золото, которое каждый может приготовить для себя в том количестве, в каком пожелает! Власти дьявола наступит конец.
И в эти-то минуты, когда отцу Бертольду особенно нужна вся его вера, - сомненье закрадывается в душу. Волк пожирает ягненка, паук пожирает муху, - человек пожирает человека.
И старая формула "homo homini lupus", - как свинцом давит мозг. "Человек человеку волк".
На лицах богомольцев, приходящих в обитель, лицах, изборожденных морщинами, свидетелями борьбы, - он читает эту злобу и ненависть, и взаимное ожесточение, которые царят там, в мире.
Разве Каин убил Авеля не тогда, когда люди еще не знали проклятого и презренного металла?
И даже в книгах Священного писания отец Бертольд читает о людской злобе, ненависти, ожесточении.
- Миром правят злоба и ненависть, и наша святая церковь лишь старается привить людям добро и любовь, - приучить коршуна питаться зерном пшеницы и волка - травой.
И даже, - страшно подумать, - от костров святейшей инквизиции на Бертольда дышит тем же огнем злобы и ненависти, - и дым костров кажется ему дымом ненависти, которая расстилается по земле. Какие мысли! О, боже!
Но напрасно отец Бертольд падает на колени перед святым распятием и целыми часами глядит на лик распятого, ища утешения, поддержки в горе.
Там, внизу, у подножия креста, ему чудятся лица, в глазах которых светятся злоба, ненависть, ожесточение.
Непримиримые, вековые, несокрушимые, владеющие сердцами людей с самого сотворения мира.
Теплая, тихая ночь спустилась на землю, неся с собою мир, покой, благодатный сон.
И отцу Бертольду кажется, что то не благодатная ночь, посланница небес, спустилась на землю, - а чудовище какое-то ползет по ней, прикрывая своим темным, богато золотом расшитым плащом все, что боится яркого дневного света. Сколько преступлений творится под покровом ночи! Все засыпает, кроме человеческой злобы, которая не знает ни дня, ни ночи, ни сна, ни отдыха, ни покоя.
В этом городе теперь сговариваются на преступления, подстерегают из-за угла, убивают.
И отцу Бертольду кажется, что он слышит на своем лице дыхание этой вековой злобы, наполняющей воздух всего мира. И в сердце рождается сомнение: - Точно ли люди созданы для добра и любви? О, он знает, что это значит!
Это дьявол искушает его, как искушал некогда св. Дионисия. Об этом он читал в анналах.
Св. Дионисий был великий подвижник, и дьяволу очень хотелось столкнуть его со стези добродетели, смирения и подвижничества.
Взор св. Дионисия всегда был устремлен в землю, - начало и конец человечества.
Даже идя в церковь, он смотрел, не задавит ли хотя и нечаянно, или не причинит ли вреда какой-нибудь маленькой твари.
А если замечал ползущую букашку, то осторожно брал ее ц клал на траву в безопасное от прохожих место, чтобы и другой кто нечаянно не сделал зла маленькому созданию божьему.
И было каждое его доброе дело - великим посрамлением дьяволу, потому что нет дьяволу худшего посрамления, чем доброе дэло, сделанное человеком.
И терпел дьявол из-за св. Дионисия великий срам и стыд. И стал он искушать святого.
Дьявол являлся к св. Дионисию в виде восточных послов, которые приносили ему лучшие сокровища мира и звали его якобы на царство, где он мог бы доставить счастье тысячам людей и всесветную славу себе.
