Борис Привалов - Петрушка — душа скоморошья
— Бери, бери! — закричал князь, размахивая кубком с мёдом. — Улю-лю-лю!..
На привычный клич отозвались собаки на псарне, залаяли, заскулили.
Медведь повёл ухом, но продолжал смотреть на стоящего перед ним человека.
Петруха вдруг защёлкал соловьём, разлился звонкой трелью.
Михайло мотнул головой, встал на дыбы, замахал лапами.
— Ай, батюшки! — воскликнула размалёванная Безобразиха. — Занятно как!.. Ай-ай-ай!
— Ну, бери его! — сказал боярин и, видно, забыв в азарте и хмелю, что он разговаривает с медведем, а не с человеком, прибавил свое любимое: — Батогов захотел?
У Петрухи родился план спасения. Он вдруг гикнул, подпрыгнул на месте, сделал «колесо» и бросился со всех ног на медведя.
— Ой, он его съест! — взвизгнула боярышня, явно жалея медведя. — Ой-ой-ой!
Михайло всё также недоуменно стоял на задних лапах.
— Брательник мой Михайло! — успел проговорить Петруха. — Умри!
Медведь покрутил головой.
Петруха схватил Михайлу за плечо, как это делал всегда Рыжий, и сказал на ухо:
— Умри!
Взгляд медведя из недоуменного сделался удивлённо-радостным, он тряхнул лапами, словно на них были ещё бубенцы, и послушно повалился на бок, раскинув лапы и вывалив жаркий, дымящийся язык.
— Я же говорила — Петрушка его убьёт! — запричитала боярышня, размазывая рукавом краску по лицу. — Изверг, а не скоморох! Зверь! Зверь! Такого медведя пригожего погубил!.. Уй-уй-уй!
Князь и боярин, раскрыв рты, смотрели на арену.
Петруха сидел возле раскинувшегося на снегу громадного зверя и держал руку на его шее — словно душил. Петруха говорил, едва шевеля губами, все нежные слова, которые ему приходили на ум. Медведь тихо, едва приметно подрагивал лапой; ему, голодному и затравленному, тоже давно уже не хватало ласки, и он её слушал с наслаждением.
— Эй! — опомнился наконец князь. — Холопы! Тащите прочь медведя! А скомороха — на дыбу! Послушаем, как его кости трещать будут!
— Кабы Тайный приказ не разгневался, — тихо сказал боярин, — на дыбу только у них вроде право есть.
— Я сам перед царём-батюшкой ответ держать буду! — отмахнулся князь. — Эй, холопы! Убирайте зверя! Шкуру снять, мясо на кухню.
Открылась калитка, вошли трое дворовых мужиков, шагнули к медведю.
— Пора, Михайло! — сказал Петруха. — За мной!
И дёрнул медведя за ухо, как это всегда делал Рыжий.
Медведь вскочил так быстро, что мужики не успели даже охнуть. Петрушка, а за ним Михайло рванулись к калитке, выскочили во двор.
От них шарахнулись конюхи, мастеровые, псари, которые сквозь щели брёвен, ограждающих арену, следили за боярской потехой.
В несколько скачков Михайло достиг ворот и выбежал на улицу.
Петруха бежал из последних сил, чтобы не отстать.
— Михайло, брательник, за мной! — кричал Петруха, сворачивая в очередной проулок.
Люди, завидя мчащегося по улице громадного зверя, крестились, прижимались к стенам домов и заборам. На маленького Петруху никто и внимания не обращал: эка невидаль — бегущий паренёк! Ещё как побежишь, ежели ног хватит, — медведь в городе!
Миновав три или четыре проулка, Петруха остановился. Встал и медведь.
«Что делать? — подумал Петруха, переводя дух. — Медведя любой приметит, погоню наведёт… А бросать его нельзя — убьют, замучают. Куда же спрятаться? До пивоварни не добежишь… Да и не смогут они с медведем нас схоронить… Как же быть?»
— Эгей, Петрушка! — раздался голос маленького оборванного нищего, опиравшегося на костыль. — Беги за мной!
Нищий подхватил костыль под мышку и побежал со всех ног.
«Вот так хромой!» — подумал Петруха и побежал за ним.
Медведь лёгкой рысцой трусил рядом.
— Я без медведя никуда не пойду! — крикнул нищему Петруха.
Но «хромой» только махнул костылём и побежал ещё быстрее.
Среди каких-то развалившихся хибарок и развалин каменной стены нищий исчез — словно провалился сквозь землю.
Петруха и медведь остановились, удивлённые внезапным исчезновением «хромого».
— Сюда, сюда! — послышалось из-под земли.
Медведь первым сообразил, откуда раздаётся голос, и нашёл лаз в пещеру.
Под напором его мощных боков часть входа осыпалась, но дальше земляной коридор расширялся, и Михайло прошёл в него свободно.
Петруха смело шагал по подземному коридору за своим косолапым брательником.
Обернувшись, он увидел, что какие-то люди уже починяют разрушенный Михайлом лаз.
Ледовое пожарище
Скоморох в огне не горит, в воде не тонет, дела не проворонит.
(Старое присловье)Петруха и медведь улеглись в угол пещеры.
Вокруг неслышно сновали странные люди — рваные, немощные, кто ползком, кто на костылях. Иногда костыли отбрасывались, и «убогий» бежал вдогонку за кем-нибудь, а одноглазый снимал с лица повязку и оказывался здоровым человеком.
В противоположном углу пещеры коптила воткнутая в землю лучина, отбрасывая большие лохматые тени на потолок и стены.
Двое мальчиков принесли плошку каши для Петрухи и большой котёл с варёной требухой для медведя.
— Как вас зовут? — спросил Петруха ребят.
Но они пугливо посмотрели на Михайлу и убежали.
— Водицы принесите, храбрецы! — крикнул им вдогонку Петруха.
Михайло, урча от радости, накинулся на требуху.
— Ну, кто быстрее? — сказал Петруха, уплетая кашу.
Медведь кончил первым и погладил лапой живот — дескать, хорошо, но мало.
Мальчики притащили кувшин воды для Петрухи и ещё котёл требухи для медведя.
Михайло съел всё, похлебал воды, разлёгся, сунул нос в лапы и засопел.
Петруха гладил его голову и тихо говорил:
— Не знаю, кто здесь живёт, брательник, но это — товарищи. Иначе они не спасали бы нас, не кормили бы нас…
Неожиданно со стороны входа послышался пронзительно верещащий голос — голос, которым на всём свете разговаривала лишь кукла Скоморох:
— А вот и я, прошу любить и жаловать, со мной не баловать!
С разомлевшего Петрухи мигом слетело всё спокойствие.
— Кто это?
— Твой старый знакомый! — послышался хриплый голос.
«Скоморох-вор! — мелькнуло в голове у Петрухи. — Вот встреча!»
— Эй, лучину сюда! — приказал хриплый голос. — А то мой товарищ Петрушка может во мраке меня не признать!
Человек подошёл поближе, присел на корточки рядом с Петрухой. Принесли лучину.
И Петруха увидел мохнатую голову атамана нищих.
— Белицкое кружало помнишь? — хрипло спросил атаман. — Я тебе куколок лепить помогал, а потом тебя обокрали…
— Всякое бывало, — насторожённо ответил Петруха. — А вот как ты научился по-скоморошьи разговаривать?
— Пищик хитрый придумал! — гордо сказал атаман. — Долго под твой голос подделывался — неделю, считай. Вот он — маленький, да удаленький.
Атаман показал пищик, взял его в рот, заверещал:
— Я Петрушка-скоморох, ох-ох, ох-ох!
— Здорово! — обрадовался Петруха. — Лучше, чем у меня. И проще! Теперь кто хочешь так говорить сможет!
— А мы за тобой следили. — Атаман оглянулся и сказал в темноту: — Пояс принеси, да осторожно!.. Следили, да плохо — не уследили, как ты к боярину в полон попал…
Оборванец с рябым круглым лицом принёс длинный, как тело змеи, мешок, положил его на колени Петрухе.
— Узнаёшь? — спросил атаман.
Ещё бы! Петруха не верил глазам своим: перед ним лежал пояс Потихони. Тот самый пояс с деньгами, который украли у него в Белицком кружале!
И рассказал Петрухе атаман о том, как деньги к нищим попали.
— Про твоё горе мы в Острожце узнали. Слухом земля полнится… Поведали нам, что украли у тебя выкуп, который ты от Потихони нёс к Безобразову. Один гусляр, старый знакомый, рассказал мне про это… Дело святое! Не монастырь строят, не на храм собирают, не на свечи — на спасенье скоморошьих душ! А раз так, то вора отыскать надобно и лютой смерти предать.
Вернулись мы в Белицкое кружало. Лежу я в кружале и думу думаю: кто вор? Никого ведь, кроме нас, из прохожих в ту ночь не было здесь. Нищие могут иной раз на чужое позариться, но отдали бы тотчас, как прослышали, чьи это деньги. Значит, остаётся хозяин кружала. Тот за полушку убить может, а за золото и любого бога продаст. Мы с ним давно знакомы…
Нужно было узнать точно — хозяин их украл или нет? И надумали мы вот что… Ты видел, у нас тут есть в ватаге старуха. Травница она. От любой хвори избавить может. У неё мешок — чего там нет! И плакун-трава, и канупер, который сон-травой прозывается, трава нечуй-ветер, трын-трава, разрыв-трава… Всего не перечтёшь! Есть у неё одно хитрое зелье — икотное. Как настой травки этой выпьешь, икота нападает. Да такая, что от неё ничем не избавишься. Тело дёргает да подхватывает, словно внутри рвётся всё, наизнанку выворачивается…
