Ефим Чеповецкий - Сказочные повести. Выпуск пятый
Вон идет Профессор, вон лесник Федот Федотыч, вон учитель Иван Семенович, а вон Мишка Зайцев и за ним еще много-много ребят — наверное, вся школа. Колька увидел многих своих одноклассников. А вон ребята из четвертого, из пятого, из шестого классов. А вон даже из другой школы. Как много у леса друзей!
Профессор бросился к дубкам и остановился.
— Какое счастье! Гусеницы почти не повредили их. О, да я вижу, тут была настоящая битва! Смотрите, сколько жуков валяется вокруг!
И тут Профессор увидел Кольку.
— Это ты сражался здесь? — спросил он.
— Я, — ответил Колька.
Профессор крепко пожал Колькину руку. Ребята окружили их. Все смотрели на Кольку с уважением. Колька смутился и покраснел.
— Уж не жар ли у тебя, Коля? — участливо спросил Профессор. — У тебя ничего не болит?
— Побаливает, — переминаясь с ноги на ногу, ответил Колька.
— Что? Голова? Горло?
— Нет, спина.
— Колет? Ломит? Стреляет?
— Кусает.
— Гм, странно. Никогда не слышал, чтобы были боли такого характера, развел руками Профессор.
— Позвольте, это, кажется, по моей части, — послышалось с дерева.
Все посмотрели туда, откуда раздался голос, и увидели Дятла.
— Это, кажется, по моей части, — повторил Дятел и слетел на Колькино плечо.
Он ловко запустил длинный клюв мальчику за шиворот и вытащил оттуда маленького темно-коричневого жучка.
— Типограф? — удивился Колька.
— Он самый, — сказал Дятел.
— Как ты попал ко мне за шиворот?
— Д-дорогой друг, — начал Типограф, — к-куда же мне еще было деваться? Все вредные, а я один — полезный…
— Хватит врать, — оборвал его Дятел. — Знаем мы, какой ты полезный.
Он подбросил Типографа вверх и склюнул его на лету.
— Вот и все, — сказал Дятел. — Я же говорил, что это по моей части.
Быстрые синицы собрали с листьев всех гусениц, поползни и пищухи вытащили всех забившихся под кору короедов и полетели дальше, туда, куда в панике убежали жалкие остатки короедского войска — в Короедск.
Георгий Балл
Торопун-Карапун и тайны моего детства
Часть первая
Звезды
Мой отец уходит на войну
Когда я был маленький, папа читал мне старинную книгу. Переплет ее был красный с золотом. Книга рассказывала о джипах, волшебных садах и волшебной лампе. Однажды я остался один в квартире. Забрался в свой любимый угол за шкафом, задернул розовую занавеску с длинноклювыми птицами и открыл переплет книга. Я увидел золотую дверь. Да, книга тоже оказалась волшебной: вместо букв и страниц передо мной была золотая дверь. Я тихонько толкнул дверь и вошел. Там, за дверью, был сад. На деревьях висели диковинно большие яблоки, апельсины и лимоны. Запах их чудесно переплетался с запахом шиповника. Я хотел пройти по саду, чтоб увидеть дворец джинна, но не решился.
С тех пор я часто отворял золотую дверь и свободно проходил через сад все дальше и дальше — в эту большую и прекрасную книгу. Я стал прятать свою волшебную книгу от взрослых. Только укрывшись за шкафом и задернув розовую занавеску с птицами, я открывал ее.
Так было и в тот памятный день: я прошел через сад, ветки с лимонами расступились, за ними обозначались голубые башни дворца. Вот он — дворец джинна. Я стал медленно подходить к дворцу. Я уже видел стены и узорные ворота, их украшали драгоценные камни всех оттенков, от ярко-алых до темно-зеленых.
Вдруг я услышал голоса. И не сразу понял, кто говорит. Я узнал голос моего отца. И сразу же дворец и сад исчезли. Я вышел из-за шкафа. Посреди разбросанных вещей в комнате стояли мой отец и мать.
— Где ты пропадал?! — раздраженно спросила мать.
— Я читал книгу.
— Отец уходит. Началась война.
— Война? Вот здорово! — закричал я.
— Глупый, — сказала моя мама и начала собирать вещи.
А я бросился к отцу, прижался к его кожаному ремню с медной пряжкой, на которой была звезда.
Мой отец всегда был военным. И слово «портупея» мне было легко произносить, потому что я его слышал множество раз, — это такой тонкий ремешок, его надевают через плечо, чтобы можно было сбоку носить саблю. Я с детства привык к запаху ремней, начищенных сапог и к тому, что всегда в коридоре у нас висела шинель. Отец не носил никакой другой одежды, кроме военной.
И я знал, что такую одежду мой отец носит не зря. Он пойдет воевать, если начнется ВОЙНА. Мы, ребята, конечно, не понимали, что происходит в мире, но чувствовали: война надвигается, она уже близко…
Я выбежал на улицу. И небо мне показалось особенным: оно словно потемнело. По улице торопливо проходили люди. Взрослые. Они были очень серьезны. Из раскрытого окна в нашем дворе слышались суровые, строгие звуки маршей. Все было не таким, как в праздник. Потому что…
Потому что… началась ВОЙНА!
Теперь всякая одежда на взрослых мужчинах, которые торопливо проходили по нашей улице, казалась мне ВОЕННОЙ. И тогда мне вдруг захотелось стать взрослым. Я побежал домой. Когда мама открыла мне дверь, я увидел, что шинели нет в коридоре.
— Где папа, он уже ушел?
— Он скоро вернется.
— Я пойду за ним. Он не мог далеко уйти. Не мог!
И тут мама заметила, как я вырос за этот час. Она сказала:
— Сынок, ты уже большой. Ты все понимаешь. Не торопись… Вот что оставил тебе отец. — И она протянула мне ремень. Это был старый военный ремень отца. — Храни его, — прошептала мне мама и заплакала.
Я ухожу из дому
Мама увидела, как я вырос за один час, и попросила меня не торопиться. Но я-то как раз очень торопился. Я хотел догнать моего отца, потому что он мог уйти без меня на войну. Я уже знал, что фашисты напали на нашу страну. Рано утром их самолеты бомбили наши города, и наши стали отступать. Но я верил, что наши остановятся, они должны остановиться. И потом они помчатся вперед — «Ура! Ура-а-а!», — а впереди всех будет мой отец.
Отец так и ушел на войну, не взяв меня с собой. Хотя я уже вырос, хотя я уже стал большим…
Шли дни. Пришла холодная военная осень. А наши все еще не наступали.
И тогда я принял решение. Я об этом никому не рассказывал, даже маме.
Вечером мама пришла с работы, а я сказал, что очень устал и хочу спать.
— Ну ложись, — сказала мама. — Ложись скорее.
— А ты посидишь со мной?
— Ладно, — сказала мама. Она, конечно, не догадывалась, что это будет последний наш вечер во время войны.
Я быстро разделся и лег.
Над моей кроватью висели старинные часы с кукушкой. Из коричневого домика выглянула кукушка, закуковала тихонько: «Ку-ку! Ку-ку!» Мама погасила свет, села ко мне на кровать, протянула руку к моей голове и начала ее гладить, чтоб я быстрее заснул.
— Мамочка, — прошептал я, — ты видишь, я уже вырос, и мне пора к папе… на войну.
— Ах ты мой торопыга-торопушечка! — говорила мама. — Подожди еще немножко, спи пока. Засыпай скорее. Ты же хотел спать, не разговаривай.
Я не стал спорить, а притворился, что засыпаю. Мама тихонько встала, вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Я еще полежал. Прислушался: мама занялась уборкой. Тогда я быстро поднялся и, не зажигая света, начал одеваться. Я подпоясался старым ремнем, который подарил мне папа, и осторожно подобрался к книге с золотым переплетом. И чтобы лучше рассмотреть ее, отодвинул тяжелую, плотную занавеску, закрывавшую окно. Свет от прожекторов освещал ночное небо. Я прислушался: где-то далеко гудели самолеты. Все было спокойно пока. Мама за стеной гремела посудой.
Мне захотелось проститься со сказочным садом. Я склонился над книгой.
Приподнял переплет и увидел золотую дверь. Да, я опять увидел золотую дверь. Я дернул за ручку. Дверь скрипнула, пропуская меня…
Я вышел на узкую улицу. Фонари не горели, а свет луны придавал домам таинственный и страшный вид. В канаве вдоль каменных стен, прятавших сады, журчала вода.
Вдруг сзади послышался топот коней. Чтобы не быть раздавленным, я кинулся в канаву. И вовремя. Мимо промчался всадник в золотом развевающемся плаще. За ним ехали двое, но не так быстро. Они негромко переговаривались.
— Противник наступает, — сказал один из всадников.
— Да, бой тяжелый будет, — ответил другой.
Они проехали, так и не заметив меня. Я полез по канаве и все еще надеялся, что опять выйду в тот сказочный сад, но кругом были незнакомые дома, темные, без огней… А в голове стучало.
«Значит, и сюда война добралась». Я повернул назад.
Прощай, сказочный сад!
Прощай, волшебная книга!
Ночью, когда мама заснула, я ушел из дому.
Долго блуждал по темному городу, пока не выбрался на пустырь. Я решил, что там меня не найдут, лег на траву и незаметно для себя заснул.