Малгожата Мусерович - Целестина, или Шестое чувство
Ход мстительных Цесиных размышлений бесцеремонно нарушила математичка пани Пощик, которая, энергично распахнув дверь, вторглась в класс. Это была румяная озабоченная седовласая особа; в руках она тащила целую охапку тетрадей для контрольных работ.
В классе мгновенно изменилось настроение. Прекратились всякие перемигивания и прочие проявления бессловесного кокетства. Теперь уже не было ничего важнее контрольной работы.
7
Прошло полчаса, и Цеся благополучно завершила последние расчеты. На этот раз ей удалось обойтись без помощи Павелека, чем можно было гордиться. Не успела она в душе себя похвалить, как дверь класса скрипнула, и на пороге появилась Данка Филипяк. Целестина посмотрела на нее с восхищением. Данка была похожа на русалку со Свитязь-озера - стройная, бледная, с туманным, загадочным взором.
- Это что такое? - спросила пани Пощик, с недоумением глядя в сторону двери.
- Проспала, - сообщила Данка. Ее длинные каштановые волосы были растрепаны, кофточка застегнута криво.
- Что же будет с твоей контрольной?
- Ничего.
- Почему ты так неаккуратно одета? - спросила пани Пощик, к возмущению Целестины.
Данка строптиво молчала, уставившись себе под ноги.
- После урока зайдешь к классному руководителю, - холодно произнесла учительница. - Мое терпение иссякло, Филипяк. У тебя ужасные отметки и ни малейшего желания взяться за ум.
Данка молча села на свое место. Едва Цеся стала прикидывать, успеет ли изготовить шпаргалку для опоздавшей русалочки, как Павелек что-то зашептал ей в ухо. Цеся обернулась. Павелек пододвигал к ней свернутую трубочкой записку:
- Передай Данусе...
- Новацкий! - в ту же секунду раздался голос пани Пощик. От ее бдительного ока не укрылось подозрительное шевеление на второй парте. Она приблизилась и протянула руку.
Павелек проявил удивительную расторопность. Схватив бумажный рулончик, он попытался его уничтожить с такой поспешностью, будто это была какая-то нелегальщина, а не обыкновенная шпаргалка.
- Дай-ка это сюда, - твердо сказала учительница.
И Павелек, вдруг лишившись сил, выпустил из пальцев записку.
- "Не сердись, дорогая, я тебе все объясню! - прочла вслух пани Пощик. Перепиши поскорее, вдруг успеешь. Может, хоть троечку поставит. Она не очень-то наблюдательна. Целую, всегда твой - Малыш".
Класс дружно взорвался от смеха.
- Письмецо адресовано Данке Филипяк? - прозвучал строгий вопрос.
Онемевший Павел покачал головой.
- А кому же? - удивилась пани Пощик.
Павел кивнул в сторону Цеси, даже не взглянув на нее.
Краем глаза Цеся увидела испуганное лицо Данки. В следующую секунду до нее дошло, что, кроме Данки с Павелеком, одна лишь она знает, кому предназначалась записка. Еще в голове у нее промелькнул образ русалки, стоящей перед директором и покорно принимающей обвинения и Цеся вскочила, преисполненная самоотверженных дружеских чувств.
- Эт-то мне, - едва слышно выговорила она, тыча пальцем в шпаргалку.
Пани Пощик недоверчиво посмотрела на нее. В классе царила тишина.
- Ах, так, - сказала наконец учительница.
- Д-да, - прошептала Цеся, у которой уже перехватывало дыхание.
Она прекрасно понимала, что версия, будто Павелек адресует ей нежные записочки, в высшей степени неправдоподобна. Павелек - ей! Скорее всего, пани Пощик в это не поверит.
Однако пани Пощик поверила.
- Хорошенькое дело! - сказала она сурово. - После урока пойдете со мной к классному руководителю. И Филипяк тоже, как опоздавшая. - Учительница вздохнула: - Вот обрадуется пан Дмухавец!..
Она отвернулась, а Цеся немедленно принялась за изготовление новой шпаргалки. Еще оставалась надежда, что Данка успеет списать.
8
После звонка пани Пощик повела всех троих в учительскую. Нельзя сказать, чтоб у Цеси от этого испортилось настроение. Двойка за контрольную, конечно, штука неприятная, но, во-первых, до сих пор у нее по математике были приличные отметки, а во-вторых, игра стоила свеч! Данка смотрела на Цесю благодарными и преданными глазами. Павелек строил дурацкие рожи за спиной пани Пощик. В окно заглянуло солнце.
Математичка скрылась за желтой дверью учительской. Провинившимся велено было ждать классного руководителя. Павелек, дабы ожидание не прошло впустую, приоткрыл желтую дверь - теперь они могли видеть и слышать все, что происходило внутри.
Дмухавец, седой, всклокоченный, с добрым взглядом из-за старомодных очков, только что проглотил таблетку аспирина и теперь, стоя перед зеркалом, разглядывал свое горло. Пани Пощик подошла к нему, оперлась об умывальник и вполголоса кратко изложила суть произошедшего в 1-м классе " Б".
- Ну, и что вы на это скажете, коллега?
Дмухавец с отчаянием посмотрел на нее сквозь запотевшие стекла очков и, не говоря ни слова, глотнул горячего чаю из термоса. Потом откашлялся и бессильно опустился на стул.
- Почему именно сегодня! - простонал он. - Я болен, и на службу меня привело исключительно чувство долга. У меня тридцать восемь и пять, а вы тут, золотце мое, такие номера откалываете.
- Я откалываю? - взвилась пани Пощик. - Это Жак откалывает. Нужно поставить в известность ее родителей!
- Никого ставить в известность я не буду, - заявил Дмухавец. - Где эта записка?
Он взял протянутую ему скомканную бумажку, не читая, разорвал и выбросил в мусорную корзину.
Пани Пощик, обреченно вздохнув, села.
- Вы разорвали вещественное доказательство, - устало отметила она.
- Я не читаю чужих писем.
- Это было не письмо, а шпаргалка.
- Письмо, - упрямо сказал Дмухавец. - К тому же, если верить вашим словам, любовное. Читать подобные вещи, по-моему, возмутительно. Вдобавок они до сих пор еще делают ужасные орфографические ошибки.
- Ну, и как вы собираетесь поступить?
- Я подумаю, - беззаботно ответил преподаватель польского, сморкаясь в большой платок. - Сегодня, честно говоря, меня больше всего беспокоит состояние собственного здоровья.
- Ваше равнодушие меня ужасает! - сказала пани Пощик. - Я люблю молодежь и в таких случаях не могу оставаться спокойной.
Дмухавец неожиданным движением приложил ладонь ко лбу, определяя температуру. Помолчав минуту с загадочным выражением лица, он жестом велел пани Пощик сделать то же самое. И наконец, относительно удовлетворенный результатом обследования, заявил:
- Аспирин. Чудодейственное лекарство. Когда-нибудь пробовали? - Тут он посмотрел на разгневанное лицо математички и торопливо добавил: - Что касается молодежи, какая уж тут любовь! - Покаянный взгляд в сторону пани Пощик: - По правде говоря, многих из них я просто недолюбливаю. Однако в меру своих сил, поспешил он заверить собеседницу, - в меру своих сил стараюсь быть мягким и снисходительным. В конце концов, каждому из нас довелось в свое время пройти через этот ад, именуемый молодостью.
9
Цеся стояла в очереди за хлебом. Было пятнадцать часов десять минут, когда Целестина Жак присоединилась к очереди, выстроившейся перед булочной, что на улице Домбровского, возле магазина с милицейским обмундированием. В эту булочную дважды в течение дня завозили свежий хрустящий хлеб, и именно поэтому два раза в день перед ней вырастала очередь.
Цеся шаг за шагом продвигалась вперед. Настроение у нее было довольно мрачное. Отчасти, конечно, из-за Дмухавеца. Последний не преминул нацарапать в ее дневнике что-то насчет пользования шпаргалками. Цеся прекрасно понимала: рано или поздно, подписывая дневник, кто-либо из родителей обнаружит, что она схватила двойку за контрольную. Впрочем, это ее не пугало. Главная причина дурного настроения заключалась в том, что она снова возвращалась из школы одна.
После уроков в раздевалке Данка явно собралась подойти к Цесе: на лице у нее было написано, что сейчас она в шутливо-дружеском тоне предложит новой подруге вместе прогуляться. Но в эту самую минуту в раздевалку влетел Павелек и, властно схватив Данку за рукав, вытащил из школы. Из окна было видно, как, обнявшись, они удаляются в направлении Грюнвальдской улицы; в Цесину сторону Данка даже не смотрела.
Очередь достигла прилавка, на котором лежали блестящие коричневые буханки. Цеся купила две штуки, засунула их в сумку с книжками и пошла домой.
Жуя отломленную от буханки горбушку, Цеся приближалась к своему дому, издали приглядываясь к его странным очертаниям. Почти все окна этого здания имели разную форму. Балконы тоже были разные, изукрашенные подтеками и язвами отвалившейся штукатурки. Нелепая башенка с жестяным петушком венчала сие творение архитектурной мысли начала века. Окно в кухне Жаков было распахнуто настежь - вероятно, кто-то что-то уже готовил. Цеся ощутила пустоту в желудке и ускорила шаг. "Интересно, почему у Новаковских такие закопченные окна?" подумала она, входя в подъезд, выложенный узорчатым кафелем.
Взбежав по неосвещенной лестнице, она открыла дверь в квартиру. Воздух дома, нагретый, пахнущий пылью, горелым, Юлиными духами, кислой капустой и еще чем-то неуловимым, характерным и милым, обволок исстрадавшуюся Цесю, словно принимая в дружеские объятия. Дома было привычно, хорошо и уютно.
