Олег Кузнецов - Тарбаганьи приключения
Но странное дело: когда на склоне горы неподалеку друг от друга увиделись ему уже два зверя, он, кажется, смутился. Вытягивая шею, он вглядывался то в тарбагана, то в корсака, как бы прикидывая, какое их разделяет расстояние.
Он наконец снизился - наверное, для того, чтобы лучше оценить обстановку, - пролетел над склоном, и, когда его тень проскользила сначала по корсаку, потом по тарбагану, каждый из зверей по-своему ответил на это выражением готовности к сопротивлению.
Что же получалось? Двое против одного?
Нечестная игра! Обиженно зашлепал беркут крыльями и полетел прочь, на свой любимый наблюдательный пункт, на дальнюю скалу.
А звери - грызун и хищник - остались один на один.
И как это так сделалось, что вместе с отступлением беркута кровожадная решимость корсака уменьшилась ровно вдвое? Словно он потерял союзника!
Тарбаган же, наоборот, преисполнился уверенности. И от одержанной победы, и от того, что как раз почувствовал под собой теплый бок будущего Кадыра. Так и не решился хищник напасть!
Вскоре наступил вечер. Грянул мороз и пресек настойчивость ручьев. А за ночь звери накопали много земли и надежно замуровали нору. Метра, наверное, на три забили коридор твердым, утрамбованным грунтом. Никаким ручьям не размыть.
4
Стоял июнь. Уже зеленели вовсю долины и горбатые склоны гор, скалы просохли и не казались мрачными, а белый снег, лежавший на самых вершинах хребтов, сиял так ослепительно, что даже не верилось, что он холодный.
Однажды на тропинке, пробиравшейся среди огромных камней по берегу маленькой речки, встретились двое людей: мальчик-казах Ачжок и пастух верхом на узкоглазой монгольской лошадке.
Пастух издалека увидел мальчишку и остановился: он ехал разыскивать отбившуюся от стада овцу и хотел спросить Ачжока, не видел ли он ее.
Мальчишка же заметил пастуха не сразу. Он так торопился и так был занят какими-то своими мыслями, что ни по сторонам, ни вперед совсем не смотрел. Он поэтому встал как вкопанный, когда наткнулся на всадника, загородившего тропинку. В руках у него пастух увидел мешок, набитый чем-то кругловатым и, кажется, шевелящимся.
- Салам-алейкум, - опомнясь, сказал Ачжок.
- Хмы, - ответил пастух и вопросительно посмотрел на странную ношу мальчика.
- У меня тарбаган, - похвалился Ачжок.
- Хмы, - сказал пастух и пожал плечами.
- Я его сам поймал!
- Хмы.
- Хотите посмотреть? Вот! - И мальчик, подойдя к пастуху, приоткрыл мешок.
Пастух долго смотрел сверху вниз, потом переложил плетку из правой руки в левую и освободившейся правой рукой полез под фуражку - в затылке почесать.
Ачжок смотрел на него с надеждой; ему, видно, очень хотелось, чтобы его похвалили.
- Хмы, - наконец сказал пастух. - Он весьма маленький. Конечно, у него мягкое мясо... Но мало! А шкуры хватит только на одну рукавицу... ну, и еще на один палец для второй рукавицы. Ты поспешил с ловлей, надо было дать ему вырасти.
- Но я поймал его не для мяса...
- Хмы? - удивился пастух.
- Я буду его учить. Разным фокусам! А потом... подарю в зоопарк!
После этих слов Ачжока пастух перестал смотреть и мешок, переложил плетку опять в правую руку и, подняв голову вверх, будто интересуясь, не появились ли на небе тучи, скапал:
- Однако ты еще глупый. Овцу не видал?
Обиду, нанесенную настоящим джигитом, пастухом, вытерпеть трудно. Ведь если сказал джигит, значит, так оно и есть - тут не поспоришь и даже не ответишь. Слово джигита - закон. И если джигит сказал, что ты глупый, то твое дело самое последнее, лучше бы ты и на белый свет не родился.
- Но как же?.. - пробормотал Ачжок, изо всех сил моргая, чтобы, чего доброго, из глаз слезы не выкатились. - Как же так? Он будет меня слушаться... Я назвал его Кадыром...
Пастух, все еще осматривавший небо, так резко опустил голову, что с нее чуть фуражка не слетела.
- Кадыром? Хмы! Однако странно! - И вдруг он захохотал; сначала из его горла вылетали какие-то звуки, вроде "хмы-ха", но потом ненужные "хмы" выпали, и совершенно явственный, зловредный хохот раскатился по горам; эхо его подхватило, покатило... - Кадыром! Ха-ха-ха-ха! Кадыром назвал тарбагана, а мы, несчастные пастухи, даже лошадям не успеваем давать клички! Ха-ха-ха-ха! У меня пропала овца по имени Маргарита! Ой, не могу!
Ачжок не смог вынести такого издевательства. Он бросился бежать и бежал до тех пор, пока накатывалось на него сзади эхо: ха-ха-ха-ха!
Когда все стихло и он пошел шагом, его настроение все-таки улучшилось. Пусть себе смеется кто хочет, а он от своего не отступится: выучит Кадыра забавным фокусам, и они поедут куда-нибудь далеко-далеко, может быть, в Бийск, а может быть, даже в Москву. И будут выступать в цирке, и их когда-нибудь покажут по телевизору. Тогда эти все пожалеют о своем смехе!
Ачжок остановился и приоткрыл мешок.
- Кадыр! Кадырчик, салам! И совсем ты не маленький, а почти совсем взрослый. Вон какой тяжелый - у меня все руки устали! Да ты не сердись, не надо, я тебя в обиду не дам, я тебя кормить буду.
Но тарбаган ничего хорошего от мальчишки не ждал и никаким ласковым словам не верил. Он извивался на дне мешка, фыркал, шипел и один раз, когда отверстие наверху показалось ему достаточно большим, едва ни выпрыгнул.
"Конечно, - думал Ачжок, - в мешке плохо. Попробовали бы кого-нибудь из вас туда посадить! Ой! А ведь он подумает, что я нарочно его мучаю, и никогда меня не полюбит!"
И Ачжок, торопясь облегчить участь пленника, припустился по тропинке.
Вскоре ущелье с речкой кончилось, и открылась широкая, гладкая долина со множеством небесно голубевших озер. Возле одного озерка стояли три юрты - аил.
Аил - временное селение. Когда пастухи гонят стада на летние пастбища, они везут с собой разобранные юрты, чтобы установить их в удобной близости от своих подопечных. Юрта совершенно не похожа на брезентовую палатку. Она строится на деревянном каркасе, снаружи ее покрывают большими кусками войлока, а внутри она обычно вся в коврах. В жару внутри юрты прохладно, а если нагрянет непогода - тепло. Раньше на Алтае в юртах жили летом и зимой, но теперь, когда повсюду настроены деревни и поселки с крепкими домами, юртами пользуются только пастухи, кочующие со скотиной. Соберутся два или три пастуха со своими семьями и помощниками, поставят юрты рядом - вот и аил.
И еще Ачжок увидел грузовик, который колыхался, подъезжая к аилу. А потом и отца наметил, который забрался на крышу юрты и снимал оттуда куски войлока.
Все это означало отъезд, откочевку, а еще и то, что влетит пареньку: без спросу удрал в такое горячее время! Взрослые, когда переезжают, всегда излишне волнуются вместо того, чтобы радоваться. Наверняка и пастух, встретившийся Ачжоку, из-за переезда был настроен столь критически. Ведь ему пришлось отправиться на поиски овцы, когда и без того забот по горло...
Запыхавшись, Ачжок подбежал к аилу. Отец, увидев сына, погрозил пальцем. Мать тоже накинулась:
- Где это ты пропадаешь? Разболтался совсем!
- Мама, у меня тарбаган, - сказал Ачжок.
- Какой еще тарбаган?! Брось сейчас же! Собирай вещи!
Бросить - это значит отпустить тарбагана. Такое никак не входило в намерения Ачжока.
- Я... Я сейчас! - И он шмыгнул за юрту.
Там Ачжок отыскал ящик из-под консервов, пересадил в него тарбагана и хотел опять улизнуть, чтобы нарвать травы для подстилки, но тут его грозно позвали: он должен был помогать взрослым.
Вскоре на месте отцовской юрты остался только скелет, связанный из желтых палок, а в кузове автомашины взгорбилась гора вещей. Среди них был незаметно втиснут и ящик с тарбаганом.
Но отец, забравшись в кузов, чтобы получше уложить вещи, все-таки заметил ненужный предмет:
- Это еще что такое?! Наберут всякого хлама!.. И так мало места...
Момент был ужасный. Отец нагнулся, чтобы открыть ящик и посмотреть, что в нем находится (тарбаган, конечно, сразу бы выпрыгнул!), но тут, к облегчению Ачжока, подъехал гнавший перед собой заблудившуюся овцу давешний пастух.
- Нашел голубушку! - закричал отец и на радостях забыл про ящик.
Потом беднягу Кадыра завалили палками, войлоком, коврами, и ему стало темно. В какую-то минуту даже наступила тишина, и он попробовал грызть доску. Но заныл мотор, все дрогнуло и заскрежетало. Тарбагана кинуло из угла в угол, стукнуло чем-то, перевернуло и придавило к стенке.
Если бы Кадыр умел ценить самоотверженные человеческие поступки, он, возможно, утешился бы, когда в щель ящика провалился какой-то продолговатый предмет красного цвета. Это была морковка - наверное, вкусная для тарбаганов пища. Ачжок, чтобы передать ее своему питомцу, подверг себя настоящему риску. Когда машина мчалась во весь дух, он пробрался в тот угол кузова, где стоял ящик, и втиснулся среди елозящих вещей. Сначала ему придавило ногу, потом руку, а потом что-то навалилось сзади, и он стал задыхаться. Он все-таки успел просунуть морковку в ящик, и тут взрослые его заметили. Раздались страшные крики, машина остановилась, мальчишку извлекли из завала, как следует отругали и, кажется, шлепнули. Два или три раза.
