Федор Гладков - Повесть о детстве
Вот почему маленький Федя приходит к горькому выводу:
"А в избе и на улице трудная жизнь: в избе страшный дед...
В избе у нас редко смеются: все скучно молчат или разговаривают осторожно..." А за пределами избы - свои страсти Здесь мир еще более суровый, переполненный несправедливостью, так остро ранящей детское сердце.
...Как волки на стадо, налетают в деревню полицейские, урядники, пристав и прочие. И встает стон над селом - идет форменный грабеж, из домов волокут все, что поценнее, - самовары, рухлядь, ведут со дворов коров, овец... Что же это такое? Обычное делосбор недоимок. А кто возмутится - расправа коротка - тут же вязать да в тюрьму. Так и живет село - от одного разбоя царских властей до другого.
Неподалеку от села - господский дом, где живет с семьей барин Измайлов. Это не только непонятный и чужой мир, а и враждебная сила. Хотя помещик Измайлов может иной раз заступиться за крестьянина, но в конечном счете он полностью на стороне угнетателей. Ведь это он продает мироеду Митрию Стодневу землю, которую искони обрабатывали мужики, а потом вместе со становым посмеется над законными претензиями крестьян...
Но еще страшнее, чем эта внешняя противостоящая сила - становой, урядники, чиновники, помещик - свои сельские мироеды Вот, к примеру, тот же Митрий Стоднев. Он свой, "тутошний", да еще и старообрядец. И не простой - а самый главный. Каждый раз поучает всех на очередном молении жить по божьему, христианскому закону. А ведь он и есть первейший враг своих односельчан Ловкий, безжалостный кулак, он уже подмял под себя добрую половину села, все у него в неоплатном долгу, попросту - в кабале.
Лицемерный и жестокий, он не остановится ни перед чем, даже родного брата Петра отправляет на каторгу.
А местная власть - староста, сотские - до чего же они мерзки и отвратительны. Вот два ражих, пьяных мужика - староста и сотский - хватают бабушку Наталью и волоком волокут по дороге в "жигулевку" - так называли в селе местную тюрьму Волокут, как куль, не считаясь ни со старостью, ни с болезнью, ни с тем, что перед ними женщина.. Им показалось, что она не оказала уважения крестному ходу.
Даже не перечислишь всех фактов ужасного насилия, которые окружали маленького Федю. С полным правом он может сказать о себе - "жизнь моя сложна и опасна". Опасна не только в смысле физической гибели, от которой он не раз был на волоске, но и в смысле гибели нравственной в этой атмосфере одичания и жестокости.
Но были и другие силы в селе... Ибо не из одного мрака состоял этот мир, в нем открывались и свои светлые стороны. Была радость и поэзия сельского труда. Сколько прекрасных страниц в этой книге посвящены и пахоте, и жатве, и обмолоту...
"Плясовой перестук цепов, взлеты молотил над головами, желтая пыль над снопами и этот сухой и жгучий морозец веселили душу: хотелось схватить цеп и вместе со всеми взрослыми бить по снопам изо всех сил. ...все были так захвачены работой, ладным ритмом молотьбы, что лица у всех были прикованы к снопам. Эта согласная работа связывала каждого друг с другом и со всеми вместе, и_ порвать эту живую цепь было невозможно..."
Перед нами в этот момент предстают другие, преображенные, люди, сбросившие с себя оковы тупости, жестокости, зверства...
И как существенно для общего замысла книги, что в этой же сцене Гладков обращает наше внимание на мать Феди. Она "красиво взмахивала цепом... у ней разгорелось лицо и в глазах играла радость. Мне казалось, что она вся пела, и ей уже не страшны ни дед, ни отец".
Раскрылась перед маленьким Федей красота и поэзия других, истинно народных, обычаев, старинных сельских праздников: масленицы, пасхи, троицына дня... Эти праздники выступали перед ним не столько в церковном, сколько в их глубоко народном обличье "Троицын день был девичьим праздником. Девки наряжались в яркие сарафаны, белые, красные, зеленые, повязывали алые и желтые полушалки. Вся деревня цвела хороводами, и они похожи были на радостные вихри. В знойном воздухе с разных сторон волнами плескались песни".
Мир, окружавший Федю, был опасен, но он был и сложен, т е. многогранен, в нем порой обнаруживались светлые, прекрасные стороны, и писатель с большой силой изобразил эту многомерность ушедшего мира. Было в этом мире немало того, что внушало надежду на перемены к лучшему. И не так уж несокрушимо прочны оказывались силы угнетения и всяческого подавления в человеке человеческого.
Даже в удушающем гнете дедовой избы был свой "светлый луч" - Настя. Это, пожалуй, не только лучший женский образ в книге (а там немало ярких женских характеров), но и во всем творчестве Гладкова. Уже с первых страниц она входит в наше сердце- "Маленькая, быстрая, расторопная, жадная в работе, мать носилась по избе во время приборки, и все сторонились, давая ей дорогу. Она легко, бегущими ша!ами. неслась за водой к колодцу под гору, и ведра на коромысле повизгивали, позванивали в такт ее шагам". Дед и дядья с самого ее появления возненавидели ее за чистоту! Сначала вот эту за беспощадную уборку грязной избы А затем и_за другую: нравственную чистоту. За то. что в отдающую мертвечиной домостроевскую атмосферу она внесла жизнь, свежесть и непосредственность человеческих чувств. Ее били, унижали, оскорбляли, гнули в дугу, а она каждый раз распрямлялась и вновь стояла перед сыном живым и прекрасным примером человеческой стойкости, духовной силы, веры в лучшее.
Это был истинно русский характер, который не ломался и не сникал перед самыми тяжкими испытаниями, характер, в котором жили и развивались лучшие черты самого народа.
Маленький Федя делал одно открытие за другим, находя в родной Чернавке людей, которые, как и мать, не поддались гнету насилия, не погрязли в тупости и невежестве, а возвышали свой голос против- унижения человека. Они, эти люди, еще были в меньшинстве, их распинали, бросали в острог, но в них-то и была истинно народная сила, в них-то и было будущее. Это и смелый Микитушка, так безбоязненно в молельной обличавший лиходея Стоднева и бесстрашно выступивший против произвола сельских властей, этот старый слепой Луконя, стремившийся делать добро; это бабушка Наталья, хранившая в своей памяти святые легенды о народных заступниках...
Справедливо писательница Лидия Сейфуллина писала в своей рецензии на только что вышедшую "Повесть о детстве": "В этой обездоленной деревне живут люди большой совести и беспокойной мысли, искатели правды, мечтатели, протестанты, бунтари. Это РУССКИЕ люди, не согнувшиеся под гнетом насилия".
Перед читателем книга, которая помогает лучше понять и прошлое и настоящее, ибо открывает ему корни прошлого в настоящем. И это произведение доставляет наслаждение подлинно художественной прозой, которую хорошо назвали кристаллической.
ПОВЕСТЬ О ДЕТСТВЕ
Посвящается моим внукам
ВСТУПЛЕНИЕ
Осенью 1930 года пришлось мне прожить несколько дней в гостях у А. М. Горького в Сорренто. Его вилла, с невзрачным фасадом со стороны узенькой улицы, казалась настоящим дворцом среди обширного сада. Неподалеку, за деревьями, открывался необъятный лазурный простор: глубоко внизу небесно синел Неаполитанский залив, направо, очень далеко над заливом, огромным конусом вздымался Везувий со своей седой пинией над кратером. Крутой спуск к заливу был бархатный от густых зарослей олив и других субтропических деревьев. Стояли чудесные дни, ослепительно яркие, знойные, безветренные благостные дни. Каждый день мы спускались по извилистой дорожке вниз, к морю, и этот час прогулки пролетал незаметно, в разговорах о нашей стране, о литературе и литераторах, об Италии.
Как-то Алексей Максимович сказал, обводя палкой вокруг:
- Любуйтесь, запоминайте: тут природа - карнавал.
Здесь все играет и поет - и море, и горы, и скалы...
В этот момент где-то наверху заревел осел.
- Слышите, даже ослы поют канцоны.
Мы посмеялись.
- Но нет, трудно нам привыкать к этому празднику природы: она превращена здесь в бутафорию, в театральные декорации. Она - как и все здесь - эксплуатируется в целях наживы. А народ влачит самое жалкое существование. Золото и лохмотья. Наша страна сурова в своей красоте, но и люди - самоотверженные труженики. История нашего народа - это история великого труда и великой борьбы. Изумительный народ! Нигде труд так не возвышается до героизма, до творчества и поэзии, как в нашей стране. Наш народ прошел через страдания, через муки и неволю, через тьму дикой жизни и деспотизма, через непрерывную борьбу, чтобы стать впереди всего человечества.
И нигде нет такой литературы, как у нас, у русских. А народные песни? Они широки, как эпопея, и глубоки, как раздумье. Такие песни могли родиться только у народа великой души - в мятеже, в тоске по правде и справедливости.
У каждого нашего человека есть большая биография.
В гору он шел быстро, опираясь на палку, и я едва поспевал за ним. А ведь он был болен. Я удивился этой его быстроте и легкости при подъеме на крутизну, но он, не останавливаясь, разъяснил:
