ВЛАДИМИР СИНЕНКО - ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ
Позор! Рабочие ставят ни во что местные власти. Долиберальнича- лись!
...после чего начал говорить речь рабочий паровозостроительного завода. Призывал всех говорить открыто, смело, не боясь шпионов и полиции. За ним в таком же роде говорил «Артем» — от организации большинства... Продолжалось это до половины второго ночи. В присутствующей толпе собирались деньги на революционные цели.
Об изложенном доношу Вашему Превосходительству.
Ротмистр Аплечеев.
Расписываясь, жандарм чуть не сломал перо — так был раздражен. Все зло от паровозостроительного завода. Именно там свили гнездо самые злокозненные смутьяны, там же обосновался и этот каналья Артем... Если губернатор не разрешит принять крутые меры, Харьков может стать очагом страшнейшего бунта.
Одно лишь упустил ротмистр в своем донесении: что деньги в Народном доме собирали не вообще «на революционные цели», а более конкретно — на оружие.
Жандарм и его подручные не подозревали, что в ту ночь после лекции Федор Сергеев загримировался под местечкового еврея. Ермолка, засаленный лапсердак и рыжие пейсы на висках. Даже замешкался у выхода, чтобы насладиться эффектом своего маскарада.
— Шевелись, пархатый! — пихнул его в спину городовой. — Извольте видеть, на лекцию притащился! Сидел бы дома со своей Сарой...
Еще больше согнувшись, Федор нырнул в толпу...
Читая донесение ротмистра Аплечеева, губернатор Старынкевич задумался. Итак: Народный дом, паровозостроительный завод и злоречивый агитатор Артем. Действительно, это переходит всякие границы! Но как прекратить безобразия, как со всем этим покончить! Без полицейских мер не обойтись. Вот-вот вспыхнут еще большие беспорядки! А что, если по-отечески побеседовать с рабочими? Не всё же строгости — аресты, запреты, нагайка. Кстати, депутация рабочих добивается приема. Среди этого сброда, несомненно, и заводилы-паровозостроителн. Надо объяснить преступность их поведения.
И губернатор распорядился допустить к себе на прием рабочую депутацию. Пусть и полицмейстер присутствует!
Возглавлял рабочих Сергеев. Друзья долго отговаривали своего вожака, но он был непреклонен. Даже если опознают, то арестовать не посмеют — депутация! Загримировался под ухаря-мастерового — грамотея, знающего себе цену. Шляпа-тиролька, начищенные сапоги, непокорный ежик на голове потемнел от бриолина и послушно лег.
У входа во дворец «первого в губернии блюстителя неприкосновенности прав верховной власти» шпики ощупали тяжелым взглядом всех депутатов, но Артема среди них не признали.
Старынкевич, сухонький, рыжеватый и бледный, встретил делегатов не очень приветливо:
— Тек-с, тек-с, господа! Что же такое происходит? Этими забастовками вы разоряете губернию и самих себя. Отсюда беспорядки, беззакония!
— Вот именно, ваше превосходительство, — сказал Федор. — Беззакония, нет надлежащего порядка, полиция бездействует.
Полицмейстер Бессонов передернулся: «Еще один краснобай объявился!» Он тоже не узнал Артема..:
— Так чего же вы, голубчики, хотите, чем могу быть полезен? — уже мягче произнес Старынкевич.
Рабочие стали жаловаться на грабежи и воровство, якобы усилившиеся на окраинах, на банды из «Черного орла».
— Раз полиция бездействует, сами наведем порядок, — сказал Бронислав Куридас. — Прижучим грабителей — только дайте нам оружие! Создадим отряды самоохраны.
Губернатор растерялся, глянул на мрачного Бессонова. Может, действительно помочь рабочим в самообороне, завоевать их доверие? А взамен потребовать прекращения забастовок.
Бессонов пожал плечами:
— Да ведь с оружием надо уметь обращаться: не ровен час, невинного убьете. Обещаю вашему превосходительству навести порядок на окраинах силами полиции. Без отрядов самоохраны.
— Мы не простаки, господин полицмейстер, — возразил Федор. — Выдайте нам оружие — научимся и стрелять. А то полицию что-то днем с огнем не увидишь на окраинах. Мы — люди мирные. Строим паровозы, а не пушки. Нас бояться нечего.
Депутаты лукаво переглянулись. Всем известно, почему «фараоны» и шпики избегают появляться в заводских районах.
Прикидываясь защитником интересов рабочих, губернатор долго еще что-то сулил депутации, но Бессонов дал прямо понять: о выдаче оружия не может быть и речи.
Чтобы сгладить отказ, Старынкевич обратился к Федору — он произвел впечатление на губернатора своей рассудительностью:
— Вот ты, молодой человек... Говоришь от имени рабочих паровозостроительного завода, а ведь именно там и творятся возмутительные вещи! Я прекрасно осведомлен... Надо пресечь безобразия!
— Напротив, маши люди очень сознательны...
— Господа, я хочу всех вас предостеречь: не поддавайтесь на заманчивые речи бунтовщиков. Они люди опасные и подбивают вас на беззаконие! Главный среди них — агитатор Артем. Слыхал о таком? — в упор спросил губернатор у Федора и погрозил ему пальцем.— По глазам вижу: и слышал и видел этого Артема!
— Избави бог, ваше превосходительство! — ужаснулся Сергеев так искренне, что депутаты едва не расхохотались. — И знать не хочу этого, как его... Артема.
— То-то же, голубчик, — умилился губернатор. — И впредь сторонись этого преступника, а встретишь — сообщи о нем в участок.
Возвращаясь домой, рабочие потешались над губернатором:
— Сегодня же, Артем, донеси на себя в охранку!
— Нет, уж лучше я обойду себя десятой дорогой.
Все дружно захохотали.
Вскоре об этой комичной истории знал весь город. Губернатор и Бессонов стали всеобщим посмешищем.
ЗА ГОЛОВУ АРТЕМА — 1500 РУБЛЕЙ!
Охранка надеялась, что Артем вот-вот будет схвачен. Но тот всякий раз в самый последний миг исчезал.
Все усилия полиции и жандармов изловить подпольщика, одно имя которого вызывало у них приступ бешенства, были напрасны. И тогда за поимку Артема назначили солидную награду — полторы тысячи рублей. Куш соблазнительный! Наиболее ретивые филеры осмелели и повадились в рабочие районы, куда раньше боялись заглядывать.
Но шпиков разоблачали на первом же квартале окраины. На всех перекрестках дежурили бдительные дружинники. То парни просят прикурить у чужака, то сами его водкой угощают, то интересуются целью прогулки и не советуют ухаживать за здешними девчатами. Тут, дескать, свои порядки. Беседа кончалась взбучкой, филера мазали дегтем или купали в затянутой ряской Лопани. И это полбеды. А вот опытные филеры Сипягин и Ванечкин и вовсе не вернулись с донесением к ротмистру Аплечееву. Где-то их косточки гниют...
Филеру Кравцу повезло однажды. Подобрался под самое окно подпольной хибары, но так заслушался Артема, что забыл о своих обязанностях. Вскоре ушел из полиции...
А почему?
Среди харьковских шпиков ходила легенда: будто этот самый Артем сманил из николаевской охранки и обратил в свою веру искуснейшего наблюдательного агента.
Жизнь Федора стала трудной. Но он не унывал. Напротив, никогда еще не был так бодр и весел. В эти августовские дни харьковской группе «Вперед», которая выросла и завоевала любовь рабочих, ЦК партии предоставил права городского комитета.
Создание новых подпольных кружков и подготовка к вооруженному восстанию требовали огромных усилий — душевных и физических. Федор каждый день менял место ночлега. Часто спал в поле под звездами или на душном чердаке.
А Сабурка, экстерриториальная Сабурка с ее подземными лабиринтами, которыми он всегда восхищался? Ее Федор берег на крайний случай. Там склады оружия и типография: их нельзя подвергать опасности провала.
Полиция рыскала по рабочим окраинам, обшаривала дом за домом, усилила агентурное наблюдение. Провокаторы указывали места ночевок Артема, но когда городовые совершали налет, то обнаруживали там лишь теплую постель, а революционера и след простыл.
Но вот однажды на Оренбургской, № 9... Здесь, в домике Юнакова, пожилого плотника с паровозостроительного, Федор как-то уже ночевал. Гостеприимные люди и сейчас накормили его. Глаза слипались, ноги стали ватными...
Последним усилием воли он отверг хозяйскую кровать:
— Спасибо, дорогие... Я лучше в саду, под грушей.
Наконец сошлись на сарайчике, где Юнаков плотничал. Стружки возле верстака много — постель будет мягкая.
Опасливость подпольщика сообщилась и Юнакову. Ему не спалось, и он часто, выходя во двор, прислушивался к ночным звукам. Где-то протарахтели бочки «золотарей», во сне заклохтала курица, заскрипел колодезный журавель. Спит рабочая окраина... А над ней на черном своде горят крупные звезды. Иногда они срываются и чертят фосфорический след. Будто некий великан чиркает по небу спичкой и никак не может зажечь. Августовская звездометная ночь. Тихая, спокойная... Сюда, на Оренбургскую, полиция редко заглядывает.
Под утро Юнаков забылся в тяжелом сне. Но когда жена разбудила его, он сразу вскочил.
