Евгений Велтистов - Глоток Солнца
Шофер знал Грамофоныча, почтительно с ним поздоровался, а у меня спросил:
- Вы к кому?
- К дяде! - резко ответил за меня кап. - Что-то раньше, Смирнов, вы почтительней встречали гостей и не задавали бестолковых вопросов.
- Раньше по морю летом ездили на катерах, - уклончиво ответил шофер.
- Свои порядки заводите, - проворчал кап. - А лов как? Подледный? (Шофер кивнул.) Верно говорят: вам, ольхонцам, лишь бы как потруднее.
Мобиль осторожно сполз с берега на лед, и сначала под колесами тонко и жалобно звенели торосы, словно мы пробирались по столу, уставленному фарфоровыми чашками, а потом машина выбралась на ровное место и покатила, набирая скорость. Что это был за лед! Я глаз не мог оторвать от дороги: голубые, светло-зеленые, молочно-белые, матовые, серебристые плиты были уложены одна к одной в затейливый узор. Пожалуй, ни один художник и архитектор не могли похвастать такой сумасшедшей красоты мозаикой, а ведь это были всего-навсего остекленевшие волны, фантазия мороза и ветра. И весь Байкал в оправе скал и сопок сверкал, светился, как драгоценный камень, выставлял себя напоказ, понимая, что он виден сквозь лед до самого дна. А мои спутники знали все это и деловито обсуждали, какая под нами сейчас глубина и где расставлены сети, а чуть позже показали мне место, где ни одна сеть не достанет до дна: гам очень глубокая морщина старушки-земли.
Все же я решился спросить, почему Байкал - море, хоть и не впадает ни в какой океан. И кап сурово сказал:
- Слишком много рыбаков утонуло тут в свое время.
Теперь я другими глазами смотрел на сверкавший Байкал, на ровный узорчатый его щит: я подмечал парок над черными пятнами пропарин - там били со дна теплые ключи, видел змеившиеся трещины - следы подледных течений и, когда издалека прилетел пушечный выстрел, догадался, что с такой силой лопнул где-то лед.
Длинный остров вмерз в ледяные поля, словно попавший в беду дрейфующий корабль. Ветер сдул с него весь снег, и он предстал перед нами в своем естественном желто-красном виде, а там, где полагается быть пассажирским каютам, стоял золотистый поселок. Стекло, металл, желтые доски сосны отражали солнечные лучи прямо в лицо, и мы, щурясь, рассматривали легкие, устремленные ввысь постройки, стоявшие, казалось, как попало, вперемежку с соснами. Но зоркий глаз капа моментально установил здесь свой порядок. "Пятый дом на улице Обручева видишь? Я туда", - довольно произнес кап.
А за улицей Обручева, которая, как я заметил, хитроумно петляла меж песчаных холмов, туда дальше, за лесом или парком низких, пригнутых ветром сосен, возвышалась лаборатория старой типовой постройки. Нельзя сказать, что серый куб выглядел мрачным и старомодным: в его контур вплетались ажурная радиомачта, лопасти локаторов, солнечные зеркала, купол маленькой обсерватории, - и все же он казался тяжелым каменным чужаком в золотистом рыбацком городке. Над пикой радиомачты в вышине застыло облако, тень его падала на крышу лаборатории. Мне показалось это символичным. Впервые я видел облако все целиком и на таком близком расстоянии: идеально круглое, торжественно блестящее, похожее скорее на большой, чудом висящий в воздухе металлический шар, чем на наше земное, лохматое, неторопливо плывущее в дальние страны облако. Я смотрел на него одну-две секунды, но очень внимательно. И ничего ему не сказал.
Кап пригласил меня вечером на уху и пошел к бурундучатам, как он называл внуков (сын его был на промысле в Малом море, где-то между островом и материком). Он шагал по песчаной дороге, прямой и огромный в своей мохнатой шубе, радуясь веселому визгу бурундучат, которых он посадит на плечи, а я подъехал к воротам. Створки вползли в пазы, мобиль очутился во дворе. Медленно-медленно поднялся я по ступеням, дверь распахнулась. Я вошел в вестибюль и долго жмурился, привыкая после сверкания льда к полумраку, потом вылез из комбинезона, постучал в первую дверь.
- Войдите, - услышал я голос дяди.
Он сидел за разложенными бумагами. Я шагнул ему навстречу и выпалил то, что давно приготовил:
- Я приехал не для того, чтоб стать бессмертным.
- Знаю, - усмехнулся дядя. - Второго Килоу пока не нашлось. Ты приехал работать, не так ли? Я верил в это. Ну, здравствуй.
Я пожал сухую крепкую руку, оглядывая кабинет Гарги.
Он понравился мне своей простотой. Просторный, неправильной формы ящик из светло-золотистой сосны, грубо сколоченный деревянный стол посредине. Здесь же, под рукой, счетная машина, доска с мелками, телеэкран. Стулья вдоль стен, складная кровать в нише, шкаф. В окне мягко светится Байкал.
- Обитель отшельника, - иронически сказал дядя.
Я еще не верил себе: вот он - тот единственный человек, который договорился с облаком. Имя его известно всем и вызывает то улыбку, то чувство тревоги, то раздражение. Когда-то он качал меня на коленях. Сейчас, смахнув на край стола разбросанные бумаги, угощает кофе. Человек, обещавший людям бессмертие, наливает из обыкновенного кофейника в обыкновенные стаканы.
Потом он включает экран, знакомит меня с лабораториями:
- Химическая.
Во весь экран смуглое узкое лицо.
- Доктор Наг, заведующий, - представляет Гарга. - Март Снегов, наш новый работник. Программист.
Доктор Наг кивает, отходит от экрана, открывая прекрасно оборудованную лабораторию: достаточно беглого взгляда, чтобы убедиться в этом. Дальше я вижу подземный ускоритель, физическую лабораторию, мастерские, наконец пустой машинный зал. Три новые машины. Здесь мне предстоит работать.
- Я обхожусь собственной головой и вот этим арифмометром. - Дядя показывает на свой счетный автомат. - Но работы очень много. Пользуйся всеми машинами.
- А ваш программист?
- Сбежал. Ему, видишь ли, не нравилось жить в глухом углу. Я надеюсь, ты серьезный человек.
Я дернул плечом: откуда я знаю?
- Работы много, - повторил Гарга. - Но она окупится с избытком.
Экран показал комнату, уставленную приборами.
- Биомашины.
Я смотрю на приборы, стараясь уловить в их контурах что-то необыкновенное. С виду приборы такие же, как во всякой лаборатории.
- Музейные экспонаты, - говорит Гарга.
Я не скрываю своего удивления, и дядя поясняет:
- Теперь, когда найден принцип, можно ставить опыты с продлением жизни прямо на человеке. К сожалению, в эти часы Килоу отдыхает. Но вы еще познакомитесь.
- Значит, это вполне серьезно - ваше обращение?
- Гораздо серьезнее, чем там сказано. Увидишь... Что, на материке смеются?
- Кто как, - сказал я уклончиво.
- Естественная реакция. Люди всегда смеются, пока не увидят, что вовлечены против воли в новую орбиту. - Меж его бровей прорезалась глубокая складка. - Против воли, - повторил он и вдруг улыбнулся.
Эта улыбка не обещала ничего хорошего, но я молча проглотил ее, решив стать спокойным наблюдателем: мне надо было во всем разобраться, все понять, только тогда я мог добиться своей цели.
Я нарочно не спрашивал про облако, и когда увидел на экране радиостудию, долго не верил, что дядя держит связь с облаком по радио.
- Неужели это так просто? - твердил я, оглядывая обитые изоляцией стены, дикторский столик, висящие головки микрофонов.
- Примерно так же, как я говорю с тобой. Местное радиовещание оказалось берегом Вселенной, - улыбнулся дядя.
- И оно отвечает голосом?
- Буквами. Дает свои резолюции. Как видно, в созвездии Ориона процветает бюрократизм.
- Ориона? - Я присвистнул от удивления.
- Как пишут в газетах, - пояснил дядя, - первый контакт между двумя далекими мирами.
- Это робот?
- Название не имеет значения. Оно могущественнее нас.
- А как вам удалось, дядя... - Я не закончил фразу: Гарга устало махнул рукой.
- Объясню как-нибудь в другой раз.
- А мы-то...
Я расхохотался, вспомнив, как самые тонкие инструменты, изобретенные человечеством, атаковали молчащее облако. Достаточно было бы и переносной рации, чтоб договориться с ним. Но нам оно не отвечало!
И я стал рассказывать, как мы гонялись за облаком, пропуская все события через увеличительное стекло юмора, выдумывая нелепые положения, подтрунивая над собой и над товарищами. Подобие улыбки мелькало на дядином лице, но вряд ли он был настолько наивен, чтобы выложить сразу все свои козыри. Попутно я сочинил почти правдоподобную историю, как надоела мне эта бесполезная гонка и как я тайком удрал из экспедиции, вспомнив его, дядино, предложение. Я видел, что Гарга доволен моим рассказом, но, чтобы он особенно не возносился и не представлял себя сверхчеловеком, мимоходом упомянул, что вокруг Байкала строятся мощные установки и неизвестно еще, к чему все это приведет.
- Знаю! - резко сказал Гарга. - Надеюсь, они никому не понадобятся.
- Да, - вспомнил я, - ваше исчезновение с космодрома всех удивило. Ученые говорят, что вы первый человек, использовавший энергию П-поля для передачи изображений и звука.
