Елена Усачева - Бал неисполненных желаний
– Отличаюсь! Я не использую людей в своих целях.
– Да? – Гладкий хохотнул. – А как же Димочка? А как же Тырин? Да ты всех здесь построила, лишь бы тебе было удобней!
Соня снова уперлась взглядом в реку. Свинцовая, вот как обычно называют такую воду. И так вдруг захотелось от всего этого освободиться. От этой зависимости.
Не замечая, что делает, качнулась вперед.
Ладонь Гладкого тяжело легла на плечо. Соня рванулась, но Тихон прижал ее к себе.
– Ты мне правда понравилась.
– Опять строишь свои планы?
Слезы потекли сами собой. Незвано, непрошено. А так не хотелось показывать, что больно. Что надоело. Что от чужой правильности готова выть.
– Помнишь, я встретил тебя в раздевалке? – зашептал в макушку. – Мне сказали, что ты из одиннадцатого. Я поэтому и подошел. Что ты сказала?
– Что? – всхлипнула Соня.
– Что такого класса нет. Какая ты была тогда красивая…
Истерика сотрясала Соню, но Тихон держал крепко, не давая согнуться, не давая упасть.
– Ты всегда была очень красивая. А как ты краснела, когда я подходил, как старательно отводила глаза! У тебя даже уши краснели.
Фыркнула через силу, давясь слезами. Тяжело задышала, потому что нос заложило.
– А когда я увидел статус у вашего малахольного Димочки, я так расстроился… Я же видел, что происходит.
– Что? Что происходит?! – закричала Соня, вырываясь. Но кто же ее выпустит? Кто позволит сделать так, как хочется?
– Сама виновата. Вместо того чтобы нормально общаться, ты выбрала игру по правилам Тырина.
– Я хотела сделать как лучше!
– И сделала как всегда. Предала меня, чтобы кому-то было хорошо. Это для вас нормально.
Отчаяние накатило, в глазах стало темно. Только гул мотора парохода через палубу, через ноги пробивался к голове, заставлял дрожать мелкой дрожью руки. А Тихон все говорил, говорил, не замечая, что творится с Соней. А перед ней, как в кино, всплывали картинки прошлого. Тихон, Тихон, Тихон. Поворот головы, спокойное лицо. Белая подушка, белый халат. То, как он легко и весело говорил с ребятами из другой школы. Убийственные слова Тихона, что она сама во всем виновата…
– Понимаешь, – говорил Гладкий, – в одиннадцатом классе все отношения лишены смысла. Каждый куда-то поступает, у всех начинается новая жизнь.
– Какая жизнь? – сдерживаясь, прошептала Соня.
Дурак! Какой же он дурак! Круглый. Неисправимый. Они все здесь дураки! И уже ничего не поправишь! Все пропало, все…
– Вы ни разу потом не встретитесь.
– Мы – встретимся, – сквозь зубы прошептала Соня.
Оттого, что Тихон прижал ее к себе, от лежавшей на плече руки становилось жарко. Жар тек по телу, убивал волю.
– Нет. Не встретитесь.
Слезы внезапно прекратились. Стало весело. Год прошел, а они все воюют. Все строят чертовы никому не нужные планы.
– А мы?
И снова в глазах Гладкого появилось что-то холодное, равнодушное, словно змея проползла. А потом морок сошел, он улыбнулся, потянул Соню к себе:
– Прости меня. Я дурак. Я не должен был так поступать. Когда я вижу, как ты смотришь, сколько у тебя недоверия… Черт! Я готов мир взорвать. Не сразу я понял – но я люблю тебя. Слышишь? Люблю! А все остальное… ну… так получилось.
Соня уперлась. Сама не поняла почему. Она выставила руку, отталкивая от себя Тихона. Но он оттолкнул руку, и Соня по инерции упала на него. Резко, властно поднял ее голову и… поцеловал. Не так, как получалось у нее дома, а по-взрослому, грубо, пылко. И уже небо с водой стремительно завертелись, попытались поменяться местами, но вовремя явившийся Тырин прекратил внеплановое вращение, вернув все на свои места.
– Ну вот… – протянул он, останавливаясь рядом и даже не думая отводить взгляда – смотрел в упор, с наглой усмешкой. – Опять у нас девушек уводят.
Соня закраснелась. Прятаться было некуда, поэтому она ткнулась Тихону в грудь, уперлась лбом в холодную булавку.
– Так ты, Мармеладова, и не сходила со мной в кино. – Славка похлопал по отполированным перилам и пошел прочь.
– Что он хотел? – В бесцельное перемещение Тырина в пространстве не верилось. По крайней мере, Соня не верила.
– Как всегда, хотел власти.
– А ты?
– И я. Только я уже добился, а он все бьется, дурачок. А не с кем. Гитлер умирал в одиночестве.
Соня выбралась из-под жаркой руки
Феноменальная у фюрера способность все портить!
– А как же Лиса?
– Лиса – боевая подруга. Мы знакомы с детского сада. Мировая девчонка.
– Лиса – это Алиса? Гостья из будущего?
– Лиса – это Василиса. Из премудрых.
– Она – твоя девушка?
Тихон замялся. Секундная пауза на обдумывание ответа.
– Я думал, что она моя девушка.
– Вы расстались?
– Мы не были вместе. Через меня Лиса добивалась того, чего хотела.
– Давно?
– В прошлой школе она была моей девушкой. Когда я переходил, она хотела перейти со мной. Я не смог ей помочь, она меня оставила. Якобы из-за тебя.
«Бедный!» – вспыхнуло в голове у Сони. Сама не заметила, как подняла руку – погладить, пожалеть. Рука опустилась, не достигнув цели.
На дальнем конце палубы показался Тырин. Он шел обратно. Одинокий. Всеми брошенный. Отчаянно печальный. Некстати вспомнилось, что скоро экзамены, что скоро станет ясно, кто куда поступил. Что скоро они расстанутся и их школьное братство уйдет в прошлое.
– А ты не боишься экзаменов? – спросила Соня, подумав, что настоящие экзамены и испытания их ждут впереди, когда они останутся одни.
– Я не боюсь того, что от меня не зависит.
– Судя по твоему спокойствию, от тебя никогда ничего не зависит и все происходит само собой.
Соня оттолкнулась от перил и пошла в крытую часть теплохода. На улице ей вдруг стало холодно. Тихон не стал ее догонять.
Первые экзамены собрали всех. Около крыльца ждали русиша, который должен был отвести их в другую школу. Тырин демонстративно стоял отдельно. На остальных – черные пиджаки, темные юбки. Гладкий влился в их строй свинцовой струей: как всегда, светло-серый костюм. Пошли, стараясь особенно не разговаривать, не сбивать настрой на победу, не портить приметы. Фил хромал – под пяткой ему мешался старый, еще дедовских времен пятак. Федя с Ваней все поправляли падающие на лицо сальные волосы – головы не мыли уже за неделю. И не брились, отчего их класс стал похож на группу гангстеров, идущих на дело. Гладкий в их компании вполне тянул на главного мафиози.
– Я сегодня домой возвращалась, – шептала Лена, намертво прилипшая к Катрин. – Счастливую ручку на столе забыла – и вернулась. Все теперь будет плохо?
– Нисколько. – С непривычки работать левой рукой не получалось – но Катрин все сегодня делала только левой. Примета такая. Встать с левой ноги, брать работу левой рукой. Даже смотреть на экзаменационный лист вначале нужно было левым глазом.
Тихон был безмятежен. Абсолютно. И улыбка у него была не нервная, как у Димочки, и не демонстративная, как у Фила, а спокойная. Он не знал результата, а поэтому был уверен в победе.
Когда-то на уроке, посвященном религии, историк предложил поспорить на тему, что́ есть вера, и выдвинул несколько тезисов. Спора не получилось. Все сошлись на том, что не вера делает людей, а люди – веру. Их вера в Тырина сделала его лидером, а потом она же его низвергла. Вера Гладкого в успех позволила ему упасть с пятиметровой высоты и не разбиться.
Глава 10 Отложенный выпускной
Томительные ожидания результатов, обсуждения, кто какие лекарства пьет, чтобы выдержать все испытания. К концу экзаменов смотреть друг на друга было страшно.
Соня теперь постоянно получала эсэмэски от Тихона.
«Спокойно. Все будет хорошо».
«Не хмурься!»
«Выпрямись!»
«Тише, тише… Привет от Тиши».
Больше всех баллов на экзаменах получил Гладкий. Следом ровно выступили Ваня с Федей, оба тут же помчались сдавать документы на мехмат. Тырин прокололся на литературе и пролетел мимо бюджетного в МГИМО. Фил неожиданно собрался отнести документы на психфак. Димочка с отцом уже съездил в Домодедово, где заседала комиссия от летного училища. Соня тянула. Она вдруг поняла, что хочет выбрать вуз, где не будет ни одного человека из ее класса. На курсы она ходила, но в этот институт больше не тянуло. Три вуза! Почему бы не выбрать Тимирязевскую академию? С животными и растениями все лучше общаться, чем с людьми… Томочка погрязла в китайских иероглифах. Для поступления ей нужно было сдать один экзамен в самом институте – китайский. И собеседование. Китайский Соня уже ненавидела, потому что вредная Томка приходила заниматься к ней. Вместе ведь лучше…
– Ты послушай, а я говорить буду.
– Я ничего не понимаю, – закрывалась от подружки книжкой Соня.
– Тут понимать нечего.
Томочка что-то быстро рисовала на бумаге, бормотала бесконечные слова. И так же монотонно, без перехода:
– Твои сколько на выпускной потратились?
– Не знаю. – Соня клала палец на страницу, чтобы потом долго не искать.
