Геннадий Михасенко - Неугомонные бездельники
Я решил, по давнему совету Томки, пройтись по сцене на руках и теперь до тошноты тренировался дома. Даже сейчас, после обеда, я встал на руки и, чувствуя, что вот-вот лопну, дошел до дезкамеры. Там отдышался, достал шахматы, с радостью - давно не играл - раскинул доску на своей кровати и открыл Шумовский задачник. Длинные и многофигурные задачи я не любил - это значило, наверно, что не быть мне шахматистом, но что бы это ни значило не любил и все. Я выбрал "Узника", такую же трехходовку, как и решенный "Меч Дамоклеса". Фигур тут было многовато, но стояли они интересно белые двумя клетками, а черные король с ферзем сидели в этих клетках, как в тюрьмах. И опять стихи. Черный король не то пел, не то кричал:
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня,
а белый конь перебивал его, намекая на ход решения:
Ни коня вам, ни девицы;
Право, нужны нам самим...
А сиянье дня - извольте,
Мы при нем вам мат дадим!
Только я задумался - явился Борька, сроду не даст подумать. Прямо из кухни он кинул мне большущий огурец. Не поймай я его, он убил бы котенка, который лежал возле доски, полузасыпанный фигурами. Борька подошел, взял котенка за шиворот, приподнял и спросил:
- Фамилия?
- Осторожней. Я из него артиста делаю, а ты цапаешь, как живодер. Он еще без фамилии.
- Хочешь - назову?
- Давай.
- Вуф!.. Это когда отец приходит с работы очень усталый, он садится за стол и говорит: вуф!.. Самое имя для артиста. У них всегда не имена, а фигли-мигли. Представляешь - объявляют: "Выступают Вов и Вуф!" Аплодисменты, конечно.
Я качнул головой.
- Не пойдет. Какая в нем усталость - он же еще котенок?.. Ему еще сто лет до усталости!
- Жаль, но других имен нет. - Борька опустил котенка в одну из тюремных клеток на шахматах, и тюрьма рассыпалась. - Но есть другие идеи.
Я понял, что он не зря пришел, сдвинул с доски все и, собирая фигуры, спросил:
- Какие?
- Ты видел, какие уже ранетки у тети Зины?
- Видел. А ты видел новый высокий забор с колючей проволокой наверху?
- Разве дело в заборе?
- А в чем?
- В приказе!
- Да?.. Тогда приказываю тебе сегодня же нарвать ранеток, рядовой Чупрыгин!
- Почему мне? "Союзу Четырех!.." Это будет наша военная операция! А то мымры исчезли, бить некого, так хоть на ранетках душу отведем.
Борька был прав. Я тоже над этим думал. Мы слишком увлеклись общими делами. Правда, эти общие дела были и наши, но все же хотелось чего-то чисто своего, для чего и создавался наш "Союз Четырех".
- Правильно, Боб, надо, - сказал я. - Прикажу! Только - молчок!.. Без двадцати три. Айда на сбор. Ты что к концерту готовишь? Сейчас ведь Нинка спросит.
- Да мы со Славкой одну штучку придумали, не знаю только, успеем ли.
- А то вызови кого-нибудь на сцену, например, тетю Шуру-парикмахершу, и нарисуй. Линейку возьми побольше - у тети Шуры физиономия шире Славкиной.
Борька присвистнул:
- Отстал ты. Я уже без линейки рисую.
Нинка была на крыше. Она сидела на какой-то тряпке, подобрав ноги, с книгой и тетрадкой на коленях и нараспев говорила, записывая за собой:
- Ну, хоть кто-нибудь протяните мне руку, лапу или крыло, и я того озолочу! Скорей, люди, звери, птицы! Спасите меня!.. Но куда вы уходите, улетаете, уползаете?.. Я же умираю, несчастные вы твари!.. А, мальчишки, привет! Сейчас... Так, я же умираю. Что он еще может сказать?..
Я подсел к ней, заглянул в тетрадку и спросил:
- Ты что делаешь?
- Пьесу пишу.
- То есть как, пьесу пишешь? - не понял я.
- А то есть так: смотрю в книгу, читаю, где что делается, и пишу... Мы будем ставить "Кощея Бессмертного". В сказке мало разговора, а на сцене нужно все время говорить. Хочешь не хочешь, писать надо.
Я вскинул брови, а Борька спросил:
- Прозой пишешь?
- Конечно. Для стихов надо особый талант, а у меня его нету, и вообще... - медленно проговорила Нинка, просматривая написанное.
Борька подмигнул мне и сказал:
- А такие стихи тебе не подойдут:
Разлилась река
Во все стороны,
Зырят свысока
Злые вороны.
Нинка задумалась.
- Могут подойти. В сцене со щукой, когда Иван-царевич подходит к реке.
- Вставляй.
- А чьи стихи?
- Вовкины.
Нинка быстро обернулась ко мне и сделала огромные глаза:
- Правда, Вовк?
- Правда.
- Ужас, что делается! Тогда на, составляй пьесу! - И она хлопнула мне на колени и книгу, и тетрадь.
- Да ты что! - испугался я. - У меня тройка по сочинению! Я в прозе ни бум-бум!
- Пиши стихами.
- Нет-нет, это я случайно.
- Врет, у него много стихов, - ввернул Борька.
- Где много? Десять строчек за месяц. Нет-нет! - я замотал головой и, сунув Нинке тетради и книгу, перемахнул от нее за конек.
Нинка вздохнула:
- Ну, ладно, давай тогда вместе писать, а то у меня ума не хватает. Вот, например, такое место. Кощей в сказке умирает обязательно, когда Иван-царевич отламывает у иголки конец, а я хочу, чтобы необязательно, а чтобы мог остаться живым, если кто-нибудь его пожалеет. Понимаешь?.. Но его никто не жалеет, и он умирает. Так будет, по-моему, драматичнее, а?.. Я уже прикинула, но чувствую - слабо, - и она закусила карандаш.
Полуслыша и полупонимая, я смотрел против солнца на ее опушенное, как вербный бутон, лицо и удивлялся.
- Значит, и "Царевну-лягушку" ты написала? - спросил Борька, растягиваясь у Нинкиных ног.
- Я.
- А ты говоришь - таланта нет. Талант!
- Нет. Я это не люблю - писать, я люблю ставить. Так что, мальчишки, помогайте.
Тут задрожала лестница, и через пять минут, спустившись ниже, к тополям, "Союз Чести" сидел передо мной в полном составе, даже Томка не опоздала.
Я начал:
- Мы собирались, чтобы наметить, как провести операцию "Концерт".
- Почему операцию? - спросила Нинка. - Просто концерт.
- У нас не принято "просто", - ответил я. - У нас только операции.
- Ничего подобного! - упрямее возразила Нинка. - Проводите на здоровье свои операции "Огурцы", "Подсолнухи" и что угодно, а концерт это концерт, а не операция.
- Ну, тогда сама командуй, - сказал я.
- Итак, мое слово.
Она объявила, что в первом отделении пойдет пьеса "Кощей Бессмертный", которая является расширенным вариантом "Царевны-лягушки", но в которой теперь будут участвовать все восемь человек, Томка ойкнула и заверещала, чтобы ее не трогали, что она застыдится, перепутает слова и все испортит и что она лучше займется нарядами. Вот дура! Нинка сердито уставилась на нее, потом что-то яростно вычеркнула в своей тетрадке, но тут же задумалась и, мотнув головой, крикнула, что нет, нельзя больше сокращать действующих лиц, что она и так уже сократила Юркино, а две роли одному - жирно будет, хватит, надо, в конце концов, сделать настоящий спектакль, так что Томке придется играть. Томка, глуша нытье, уткнулась в колени, а Нинка стала распределять героев. Мне она дала Ивана-царевича, но велела подстричься, а то, сказала, с такими космами не царевичей играть, а медведей, но медведь у нас уже есть - и показала на Славку. Мы грохнули. В общем, все получили роли и перешли ко второму отделению. Каждый нашел себе номер. Моя ходьба на руках превратилась в "гимнастический этюд", а Славка с Борькой взялись подготовить номер с двухпудовой гирей.
Через полчаса программа была готова, и Нинка облегченно вздохнула:
- Ну, слава Богу!.. М-м, какой будет концертище! Завтра никаких собраний - репетиция! Поняли, мальчишки?.. Вовк, а ты пойдем со мной, писать будем!
- Ага, - ответил я. - Минут через десять приду.
Мы проводили девчонок до лестничных рогулек, как до калитки, сказали, что у нас еще есть дельце и снова сбились в кружок под тополиным шатром.
Я заглянул всем в глаза и произнес:
- Совершенно секретно! Все тут свои? Покажите билеты! - Пацаны вытащили уже помятые и замаранные книжечки. - Хорошо. Объявляю приказ по "Союзу Четырех"!.. Сегодня вечером совершить налет на ранетки Ширминых!
- Есть! - сказал Борька.
- Есть! - мягко стукнул зубами Славка.
А Генка отвесил челюсть.
- Разве теперь можно? - спросил он.
- Слушай, баянист, это в музыкальной школе ты будешь спрашивать, какими пальцами кнопки давить, а тут - приказ, понял? - жестко выговорил Борька.
- А я ничего, я только думал, что у нас такого больше не будет, неуверенно оправдывался Генка.
Я уж хотел выручать его, мол, не хочешь - не надо, но решил, что не стоит ослаблять гайки - это и "Союзу" на пользу, и самому Генке.
Борька доложил, что обстановка очень сложная и старые способы не годятся: ни перелезть через забор, ни встать на него - высокий и шаткий.
- Но мы должны быть сильнее забора! - заключил Борька. - Думайте!.. Думай, Генк, ты вон как просто с камнем придумал.
- Сломать, - сказал баянист.
- Нельзя, - отклонил я. - Такая простота не пойдет. Еще думай.
А мне представились сразу ножницы с длинными палками и с желобом, по которому отстригаемые ранетки скатываются прямо в карман или в подол.
