Елена Шолохова - Ниже бездны, выше облаков
– Сам сказал.
Она, похоже, хотела ещё что-то выяснить насчёт Бородина, но тут нарисовался Лопырёв. Принёс бутылку красного вина. Не преминул хвастануть, что вино дорогущее. Как всегда, в своём репертуаре. Почему только это его постоянное хвастовство Запевалова терпит – не пойму. Неужели для неё всего важнее то, что он всегда на задних лапках перед ней выплясывает и во всём, не задумываясь, соглашается? Тогда на что я ей сдалась, когда полкласса будут так же ей в рот смотреть и радоваться при этом?
Антон Бородин явился минута в минуту, как договаривались, а вот до тошноты пунктуальная Запевалова – почти на полчаса позже. Опоздай кто из нас хоть на десять минут, непременно бы изворчалась вся, а как сама – так даже извиниться не подумала. Ну а мы сидели, покорно ждали, голодными глазами смотрели на угощение. И никто не вякнул, только Бородин всё время смотрел на часы. Но при этом не с тем нетерпеливым выражением лица, какое бывает, когда ждёшь и ждать надоело. Наоборот, взглянет и улыбнётся нам чуть ли не извиняющейся улыбкой, мол, я не тороплюсь, не нервничаю, это просто так. И как я могла когда-то находить его общество приятным?! Такой же трус и подлиза, как остальные.
Лукьянчикова и Лопырёв вообще ничем не выражали нетерпения. Я же еле сдерживалась. Мне хотелось послать всех и уйти домой. Ну или как минимум высказаться, что меня достало уже ждать, когда наша «королева» явится. И высказалась бы, если б не стопроцентная уверенность, что Эдик с Ольгой тотчас всё доложат Запеваловой. Сразу вспомнился случай: мы тогда ещё в третьем классе учились. Дети совсем. И одна девочка, она уже ушла из нашей школы, не очень хорошо отозвалась о Женьке. За глаза. Точно я не помню её слов, но вроде как характер у Женьки противный. Кто-то из девчонок, конечно же, донёс. И Женька после уроков буквально выкупала беднягу в грязи. Толкала её в лужу, та падала, выкарабкивалась, а Женька снова и снова её толкала. Правда, в те годы мы ещё не были помешаны на круговой поруке и нажаловаться для нас не значило «стучать» и «предавать». Девчонка и нажаловалась. Мама её прибежала в школу, бучу подняла. К тому же Женька, так получилось, ещё и учебники ей испортила. В общем, был скандал по этому поводу. В классе, прямо на уроке, учительница заставила Запевалову извиниться перед той девочкой. Женька извинилась, но потом всё равно её допекла и класс против неё настроила. В лужу, конечно, больше не толкала, но всё время высмеивала и обзывала, а мы поддерживали. А ведь если бы тогда Женьку не поддержали, может быть, она не стала бы таким монстром. Может быть…
Запевалова, когда наконец заявилась, выглядела взбудораженной и вместе с тем решительной, как будто вот-вот крикнет: «В атаку! За мной!» Ей бы ещё папаху с красной звёздочкой и в руки шашку. Но она молча плюхнулась на диван рядом с Лопырёвым, не замечая моего недовольства, которого я даже не думала скрывать. Наоборот, спросить её хотела, почему она так опоздала, но тут Запевалова выдала:
– Ну, вы, наверное, поняли, кто у нас сегодня тема дня.
– Расходников? – спросил сразу повеселевший Лопырёв.
– Пять баллов за догадливость, – улыбнулась Запевалова.
Она явно была в настроении, я же совсем упала духом. Конечно, предполагала, что в голове Запеваловой рано или поздно созреет очередной дикий план, как отомстить Диме, но всё же надеялась… И эти её слова буквально застали меня врасплох. Я замерла, в панике ожидая продолжения.
– Ты придумала, как избавиться от Расходникова?
– Ну… избавиться не избавиться, а наказать точно.
– Говори!
– Что-то ты такой нетерпеливый. Подожди, дай дух перевести. Не хочу в спешке рассказывать. Ольчик, подай вон тот салатик.
Ольга привстала и подала Женьке плошку с салатом, хотя Запевалова вполне могла и сама дотянуться. Вместо спасибо она, бросив на Ольгино платье и причёску критический взгляд, сказала:
– О-о, Лукьянчикова, это ты для кого так вырядилась? Расфуфырилась вся, намалевалась.
Ольга мгновенно залилась краской.
– Для нас, – заявил Лопырёв.
– Ну конечно, – усмехнулась Запевалова. – Для Антоши, скорее.
И затем, не обращая никакого внимания на Лукьянчикову, которая еле сдержалась, чтобы не разреветься, обратилась уже к Бородину:
– Антоша, ты заценил Олины старания?
Бородин промолчал, а Ольга, всхлипнув, выбежала из комнаты.
– Тебе обязательно надо было её обижать? – спросила я.
Запевалова уставилась на меня вопросительно, мол, кто там ещё осмелился вякнуть. Но тут и Бородин подал голос:
– Правда, Женька. Зачем ты так? Оля смотри как приготовилась, ждала тебя, а ты…
– Ах, какие вы у нас нежные! А ты, как её подруга, сама должна была сказать Лукьянчиковой, что она в этом стрёмном балахоне выглядит как тридцатилетняя тётка. Глупо, смешно и нелепо. Это я ещё молчу про чудовищный мейкап. Вот тебе, Бородин, скажи честно, понравилось?
– Ну… непривычно как-то, – замялся, смутившись, Бородин.
– Дипломат хренов. Да позорно это, а не непривычно, – резюмировала Женька.
Лопырёв весь разговор подхихикивал, а потом решил, видимо, тоже вставить свои пять копеек:
– А на каблуках она вообще как корова.
– Вот! – одобрила Запевалова.
– Антон, иди, – шепнула я Бородину, – пожалей Ольгу.
– Да я не знаю…
– Сходи, сходи, – согласилась Запевалова. – А то нам дело обсуждать надо, нет времени её истерики пережидать.
– А чего я-то? – неожиданно возмутился Бородин.
– Ну а кто виновник всего? Не ради нас ведь она так себя изуродовала, а ради тебя, так что вся ответственность – на твои плечи, – Запевалова почти смеялась.
Бородин, и сам красный под стать Ольге, сердито буркнул:
– Я к ней пойду. Но только не надо всякую ерунду про меня сочинять.
Буквально через пять секунд он вернулся и сказал, что Лукьянчикова закрылась в ванной и его не пустила. А ещё минут через десять пришла и сама Ольга. Всю косметику она смыла, волосы собрала в пучок и переоделась в домашние штаны и футболку. Лицо было красным и припухшим, сразу видно, что она долго рыдала.
– Оль, ты что, обиделась на меня? – невинно спросила Запевалова.
Лукьянчикова мотнула головой.
– Ну и ладненько. Можем приступать к нашему главному вопросу – как мы накажем Расходникова.
– За это не мешает и по бокальчику, – воскликнул Лопырёв, даже не скрывая радости.
Он откупорил бутылку и наполнил бокалы.
Пить вино Запевалова, как и раньше, отказалась, я сначала тоже не стала. Но, только речь снова зашла о Диме, меня сразу кинуло в жар. Я, наверное, покраснела сильнее, чем Ольга, когда её позорила Запевалова. Руки стали непослушными, движения неловкими. И ещё этот внутренний мандраж, будь он неладен! Я запаниковала, что выдам себя, что Запевалова догадается о моих чувствах к Диме. Поэтому опрокинула в себя целый бокал, а может, и два – слышала, что это дело успокаивает. И верно. Помню, удивлённые глаза Бородина. Помню, как хихикал Лопырёв, как Лукьянчикова совала мне бутерброд, мол, закусывать надо, а я отнекивалась, потому что кусок в горло не лез. Помню, как ругалась Женька, что, мол, серьёзный вопрос надо обсудить, а я – никакая. Ну а больше ничего не помню. Полный провал в памяти. В себя пришла только дома, поздним вечером. Мама сказала, что меня, как куль, притащили Бородин с Лопырёвым.
До чего же мне было стыдно перед родителями! А ещё очень-очень плохо. Полночи меня мутило и выворачивало. Всё бегала в ванную, а наутро проснулась ни жива ни мертва.
На кухне ругались родители. Папа кричал так, что наверняка все соседи слышали:
– Дожили – мою дочь, девятиклассницу, пьяную в стельку, приволакивают какие-то парни! Это же позорище какое! Какой срам! Её, наверное, полдома видели. Что о нас подумали?! Я теперь не смогу спокойно людям в глаза смотреть. Это ты во всём виновата! Распустила её донельзя! Во всём ей потакаешь, всё ей разрешаешь. И на, полюбуйся! Результат твоего воспитания – налицо!
Мама ему отвечала, но так тихо, что я, как ни вслушивалась, разобрать не могла.
– Это же смешно! Что за нелепые отговорки! Ей всего четырнадцать. Я в её возрасте даже подумать бы не посмел о том, чтобы напиться. Да мой отец прибил бы меня на месте. И ей по-хорошему стоило бы всыпать ремня. И тебе заодно – чтобы за дочерью лучше смотрела. Я вас всем обеспечиваю, вы нужды ни в чём не знаете. У меня такая напряжённая работа, дома мне нужен покой и отдых. И вот тебе пожалуйста – покой! И это ещё надо разобраться, что с ней за парни были и чем они там занимались.
Мама опять еле слышно ему ответила.
– Ах ты их знаешь! Хорошеньких же друзей ты для неё подобрала! Может, она и напилась с твоего позволения? Чей сын? Бородина? Того самого? А-а. Ну ладно. Но всё равно это ни в какие ворота! Так. Чтобы она была наказана. Никаких прогулок, никаких подарков. Ясно? И если ещё хоть раз… Вы у меня обе бедные будете. Всё, я сказал.
Бедная мамочка! Я поклялась себе, что никогда и ни за что на свете ни капли больше не выпью.
