Шамиль Ракипов - Откуда ты, Жан?
На остановке «Восстание» Ваня чуть не попал в беду: не успел затормозить вовремя. Когда же тронулся, то сердце вдруг замерло, как при переезде через только что построенный мост: лицо побелело, руки судорожно вцепились в ручку движения и в рукоятку тормоза. Инструктор заметил это и успокоил: «Не волнуйся, спокойно»…
Во время учёбы каждое утро к ним в группу стала захаживать девушка. Очень красивая. Лет ей, наверное, девятнадцать-двадцать. Придёт незаметно, сядет в уголок и слушает, кто как отвечает. Потом что-то записывает в свою тетрадь, а в перерыве или читает газету, или разговаривает с курсантами. Позже Ваня узнал: это секретарь комсомольской ячейки Мария Токмакова.
Дней через десять Мария, немного смутившись подсела к Ване. Сказать правду, он уже чуть не обиделся, что девушка его не замечает. Наконец, наверное, и до него дошла очередь.
— Интересуюсь, Кабушкин, что больше всего любишь делать? — неожиданно спросила Токмакова.
Нет уж, прошли те времена, когда его разыгрывали такими вопросами.
Ваня посмотрел ей в глаза и шутливо переспросил:
— Что люблю делать?.. Мало работать и много спать.
Она усмехнулась:
— Ленивого парня девушки не любят. Но сюда вот мы впишем другое. — И, записав в блокнот его имя, фамилию, спросила: — Петь умеешь?
— Немного.
— А плясать?
— Если поставят на горячую сковородку.
— Да ты артист. Я запишу тебя в драмкружок. Согласен?
— Ладно.
Что с ним случилось? Никогда ещё так не говорил он с девушкой. Комсорг может и обидеться. Хорошо, что Харис ещё не слышал, а то неизвестно что подумал бы.
Неожиданно Ваня встретил Светлану. Оказывается, работает она кондуктором. Немного похудела и, может, поэтому стала ещё красивей. Светлана тараторила и тараторила ему обо всех новостях. Одна из одноклассниц вышла замуж, другая куда-то уехала, завербовавшись, третья стала модисткой… Гульсум — стрелочница, Яшка — помощник диспетчера, Харис ходит на курсы… Впрочем, о Харисе он знает, каждый день с ним встречается… Ваня с нетерпением ждал известий о Тамаре. Где она, что сейчас делает, здорова ли? И нет ли писем от неё? Но Светлана хоть бы слово сказала про свою подругу!
— Хорошо, что вместе будем работать, — сказала Светлана. — Что-нибудь организуем…
— Драмкружок?
— Спортивную секцию.
— А толку от неё?
— Здравствуй… Станем на лыжи да по берегу до самой Бишбалты! А весной туда — же на велосипедах. И ещё — стрелять научимся…
— Ты всё такая же, Света, — улыбнулся Ваня.
— Какая?
— Мечтающая… Да и где мы достанем эти самые лыжи, велосипед, винтовку?
— Государство даст. Бесплатно. В смете уже предусмотрено — так сказала Маша.
— Токмакова?
— Да, секретарь. Ты уже вступил в комсомол, охвачен мероприятием?
Ваня пожал плечами.
— Маша записывала. Но куда — не знаю.
— Хорошо, я выясню… Значит, согласен в спорт-секцию.
— Давай. Попробую.
— Когда вы кончаете?
— Учёбу? В середине декабря.
— Успехов тебе! Не подкачай.
— Спасибо…
Ему вручили свидетельство шестнадцатого декабря, вечером. А семнадцатого утром на доске объявлений появился приказ о приёме на работу водителем трамвая Ивана Константиновича Кабушкина.
Часть третья
Рабочая марка
Наконец сегодня Ваня выходит в первый самостоятельный рейс. Сколько времени мечтал он об этом дне. Широко шагая, вошёл он в главные ворота и, здороваясь на ходу с парнями-слесарями, прошёл в депо. Конечно, неудобно пройти мимо столярной мастерской, где работает дядя Сафиулла. Ваня потоптался у двери, однако, не услышав там никакого шороха, направился в комнату диспетчера. Как-то не так получилось. Он хотел поделиться своей радостью с дядей Сафиуллой. Но того на месте не было. Правда, мать и брат уже по-своему наставили. Мать даже всплакнула, потом стала благословлять, как по старинке. Это не то. А вот послушать бы дядю Сафиуллу. Он столько лет здесь работает. Что сказал бы он? В трампарке вывесили приказ о приёме на работу — и всё. Больше не мелочатся. Дальше, мол, смотри сам… А Ваня надеялся, что кто-нибудь из пожилых возьмёт и скажет ему по-отцовски тёплое слово. Но такого слова не было.
По винтовой лестнице Ваня поднимается на второй этаж. То ли от старости, то ли от морозов, чугунная лестница гудит, как медный колокол. Динь-дон, динь-дон… Это не только гудят шаги, но и звенит его сердце. Подожди-ка, не так ли звенят могучие крылья молодого беркута, свободно летающего в синем просторе неба? Ваня тоже выходит на большой простор! Это не беда, что ему не вручили трамвайный ключ с дружеским напутствием, рукопожатиями… В трампарке таких, как Ваня, десятки. Если каждого из них выводить на работу с речами, то, пожалуй, и работать будет некогда. Ваня уже подал заявление в комсомол. Нет, ему вовсе не нужны речи. Ему нужна работа! Чтобы открытый тамбур с бьющим в лицо холодным ветром! Чтобы сильный, как его сердце, мотор и тяжёлый тормоз.
Ни диспетчера, ни его помощника Яшки Соловья на месте не было. Что такое? Осталось меньше получаса до выхода в рейс, а Ваня не знает, какой трамвай за ним закрепили. Не помешало бы также заранее познакомиться и с кондуктором. Водителю не безразлично, сколько билетов продано и как выполняется план перевозок. Если кондуктором будет бойкая и добросовестная женщина, желательно, конечно, молодая, то «зайцам» придётся туго.
Сопя и мурлыча под нос какую-то песенку, появился Яшка. Поздоровался кивком головы, прошёл к столу. Его не узнать, вроде и никогда не дружили, и в школе не учились вместе. Не торопясь, вытащил из кармана связку гремящих ключей на часовой цепочке, открыл один из ящиков стола и начал заполнять путевой лист. Наконец расписался какими-то закорючками и сказал:
— На двадцать четвёртом вагоне поедешь. Прямой тебе дороги!
— Чистой? — переспросил Ваня.
— Да, без единого пятнышка!
— Спасибо… Но только вот… — замялся Ваня.
— Чего ещё не хватает?
— Ключа нет. И кондуктора.
— Все на своём месте. Они тебя ждут…
Ваня побежал по ступенькам и снова услышал чудесный гул под ногами. Казалось, много повидавшая на своём веку лестница пожелала парню счастливого пути.
В депо друг за другом стояло несколько трамваев. У переднего собралась группа рабочих. Среди них секретарь комсомольской ячейки Маша Токмакова, Светлана и дядя Сафиулла. Холодно, ветер, одежда у всех покрыта инеем. Незнакомый Ване человек, поднявшись на подножку трамвая, произнёс небольшую речь. Затем начал говорить какой-то дядя в лохматой шапке и в чёрной шубе.
— Кто это? — спросил Ваня у соседа.
— Это Галиаскеров. Он работает в трампарке с 1904 года. Очень заслуженный человек.
Галиаскеров вспомнил трамваи на конной тяге, похвалил теперешние, сказал о том, что скоро прибудут с завода ещё лучшие.
— Сынок, — сказал он в заключение, обращаясь к Ване. — Советую не тянуть из машины душу. Береги её! И помни, что будешь возить живых людей. Смотри в оба. Не запятнай рабочую марку!
— Правильно, брат! — поддержал его дядя Сафиулла, стирая рукавицей льдинки, примёрзшие к усам, и добавил ещё несколько добрых слов. Затем говорила Маша. Наконец, Ване, получившему ключ из рук Галиаскерова, удалось подняться в тамбур.
— Скажи, хоть коротко, — зашептала Маша. — Нельзя без ответного слова.
Что же Ваня им скажет? О чём? О том, что навеки запомнит этот памятный день? О том, что сегодня исполнилась его мечта и поэтому он очень-очень счастлив?
— Спасибо вам! — сказал Ваня сверху. — Я постараюсь!..
— Молодец, Имамжан! — воскликнул дядя Сафиулла. — Смотри, а вон и твой друг подъехал, успел раньше тебя…
На соседний путь в депо вошли друг за другом для ежедневной профилактики два трамвая. Из переднего, как раз перед самым отправлением Вани, соскочил на землю Харис Бикбаев. Улыбаясь, он помахал другу рукой.
Весело зазвонив, трамвай тронулся к воротам. Гульсум перевела стрелку и проводила его на главный путь.
Моторы гудят ровно, дуга с шелестом скользит по верхнему проводу. Колёса, переговариваясь, бегут по рельсам. А вон первая остановка, первые пассажиры. Сейчас он проедет мимо своего дома. Возможно, и мать выглянет в окно. Жаль только, стёкла намёрзли — его не увидит. Но всё равно узнает, что проехал сын. Ваня позвонит ей тремя звонками, так же, как всегда стучится в дверь. И она поймёт, что и второй сын её вышел в рейс.
Авария
Гульсум была старше Вани, поэтому и поступила на работу сразу после седьмого класса. Сдержанная и очень скромная, она бралась за любое дело охотно и с первых же дней понравилась руководителям трампарка. Вскоре её послали на специальные курсы в Москву. Когда Гульсум вернулась, решили: как только появится возможность, поставить её заместителем начальника отдела движения. А пока девушка выполнила всё, что поручали. Стрелочница заболеет — её заменит. Составляет график в депо. Случись авария — изучает причины. Выводов с лёгкой руки никогда не делает, если же выскажет своё мнение, то всегда бывает оно правильным и справедливым. К подхалимам, прогульщикам и пьяницам безжалостна. Так и понимает Гульсум свои обязанности члена завкома. Но Яшка на всё смотрит по-другому — он считает её выскочкой. Она в свою очередь называет его белоручкой. Гульсум проводила друг за другом четыре трамвая. Их вели вчерашние курсанты. Кажется, молодым водителям понравилось, что взрослые проводили их в дорогу тёплым напутственным словом. Спасибо Маше… И Галиаскерову, и дяде Сафиулле. Но Яшка почему-то не пришёл в депо. Неужели завидует? Он такой злопамятный. Вот и сегодня выписал Ване путёвку в рейс на двадцать четвёртом трамвае. И ведь кому — вчерашнему однокласснику. Этот обшарпанный трамвай должен пройти профилактический ремонт. Надо проверить моторы, токоподводящие провода. Вчера ещё говорили об этом. Возможно, двадцать четвёртый не стали ремонтировать из-за того, что сегодня для торжественного выезда потребовалось сразу несколько трамваев. Только почему его дали Кабушкину? Нет ли тут подвоха? И раньше они частенько схватывались, как собака с кошкой, да и теперь вот на днях повздорили.
