Мери Элизабет Додж - Серебряные коньки
– Долго придется ждать этого, сынок, – ответила Метта и, понизив голос, прибавила: – Мы могли бы разбогатеть, если бы не Ян Камп. Это он вырыл наши деньги, Ганс, вырыл много лет тому назад. Уж поверь мне!
– Очень может быть, – согласился Ганс. – Ну, мама, нам лучше всего забыть об этих деньгах. Они во всяком случае пропали. Не будем больше думать о них.
– Это легко сказать, Ганс. Я постараюсь, но едва ли это удастся мне, в особенности теперь, когда бедному отцу нужны и хорошая пища, и все удобства… Господи, да куда же девались девочки? Ведь они только сию минуту были здесь.
– Я сейчас найду их!
– Постой, постой, сынок, не двигайся! Смотри-ка, ведь это кролик. Должно быть, бедный зверек страшно проголодался, если решился выйти из своей норки в такой холод. Я сейчас принесу ему крошек.
Она вошла в дом и через минуту вернулась обратно. Но ни Ганса, ни кролика уже не было: они оба исчезли.
Метта подошла к задней стороне дома и увидела детей. Анни сидела на пне, а Ганс и Гретель стояли около нее.
– Как красиво, настоящая картинка! – воскликнула Метта, с восхищением глядя на них. – Уж на что хороши картины, которые я видела в большом доме, в Гейдельберге, а и там не было ни одной такой хорошенькой. Я не говорю про своих детей: в них нет ничего особенного. Но ты, Анни, точь-в-точь добрая волшебница!
– Неужели? – смеясь сказала Анни. – Хорошо же, пусть так оно и будет. Слышите, Ганс и Гретель? Я добрая волшебница и позволяю каждому из вас высказать какое-нибудь желание. Оно будет исполнено. Чего ты желаешь, Ганс?
– Я желаю найти то, что искал здесь ночью, – серьезно ответил Ганс.
Гретель расхохоталась, а Метта пожала плечами и ушла к мужу.
Добрая волшебница вскочила и три раза топнула ногой.
Добрая волшебница вскочила и три раза топнула ногой…
– Твое желание будет исполнено, – торжественно проговорила она и, вынув из кармана стеклянную бусинку, подала ее Гансу. – Зарой это на том месте, где я стояла, и прежде чем взойдет месяц, ты найдешь то, что искал.
Гретель снова расхохоталась.
– Как осмеливаешься ты смеяться над волшебницей! – воскликнула Анни, нахмурив брови. – В наказание за это твое желание не исполнится.
– Да ведь я же ни о чем не просила тебя, – весело сказала Гретель. – У меня нет никакого желания.
Анни отлично сыграла свою роль. Она грозно взглянула на Гретель и удалилась с видом оскорбленного достоинства.
– Прощай, прощай, добрая волшебница! – закричали Ганс и Гретель.
– Прощайте, смертные! – обернулась та и побежала домой.
– Какая она милая и веселая! – воскликнула Гретель. – А ведь ей приходится целые дни сидеть в комнате со своей бабушкой… Что это значит, Ганс? Что такое ты хочешь делать?
– Погоди и увидишь!
Ганс вошел в дом и тотчас же вернулся с заступом.
– Я хочу закопать свою волшебную бусинку! – сказал он.
* * *Рафф Бринкер все еще крепко спал. Метта взяла из своего небольшого запаса маленький кусочек торфа, положила его на горячую золу и пошла позвать детей.
– Мама, мама, иди сюда! – крикнул Ганс, увидев ее.
– Господи помилуй! – пробормотала она. – Что такое случилось?
– Иди скорее! – прерывающимся от волнения голосом повторил Ганс, изо всей силы работая заступом. – Смотри! Это то самое место – на юг от пня! И как мы не подумали об этом ночью? Ведь пень остался от старой ивы, которую мы срубили прошлой весной, потому что от нее ложилась слишком большая тень на картофель. А маленькой ивы тогда и в помине не было… Ура!..
Метта не могла произнести ни слова. Она упала на колени около Ганса в ту самую минуту, когда он вытащил из земли старый глиняный горшок.
Опустив в него руку, мальчик вынул один кирпич, потом другой, третий и наконец старый чулок и темный, покрытый плесенью, мешочек! Они были набиты деньгами.
О, как счастливы были Метта и ее дети! Как они смеялись и плакали от радости! Как они пересчитывали свои сокровища, когда принесли их домой. Удивительно, что Рафф не проснулся от всего этого шума. И ему, должно быть, снилось что-то хорошее, потому что он улыбался во сне.
У Бринкеров был на этот раз великолепный ужин. Теперь уже незачем было беречь вкусные вещи и прятать их в шкафу.
– Мы завтра купим отцу всего свежего, – сказала Метта и поставила на стол холодное мясо, белый хлеб, студень и вино. – Ну-с, милости прошу! Садитесь и кушайте, детки!
* * *Ложась в постель, Анни раздумывала о том, что мог потерять Ганс. Должно быть, перочинный ножик. Как будет смешно, если он его найдет!
А Ганс видел во сне, что он пробирается через чащу, где на каждой веточке висят горшки с золотом, часы, коньки и блестящие бусы.
* * *Утром в тот же день, когда отыскалась тысяча гульденов, объяснилась и история часов, которые в течение десяти лет так тщательно хранила Метта. Часто, когда приходила страшная нужда и дети голодали, она думала о том, что хорошо бы продать часы, но каждый раз удерживалась от искушения. «Нет, нет, – говорила она. – Будь что будет, а я не забуду последней просьбы мужа!»
– Спрячь их и береги хорошенько, – сказал он жене и не успел прибавить ничего больше, так как к ним вбежал один из его товарищей и крикнул, что началось наводнение.
Рафф тотчас же схватил свои инструменты и бросился из дому, а потом его принесли с разбитой головой, и он лишился рассудка.
Когда Ганс ушел искать работу в Амстердам, а Гретель, управившись по хозяйству, отправилась собирать ветки, сучья и щепки, Метта достала часы и, сдерживая волнение, подала их мужу.
– К чему было ждать, пока отец удосужится разъяснить все? – говорила она потом Гансу. – Понятно, мне хотелось поскорее узнать, откуда взялись эти часы.
Рафф повертел их в руках и внимательно посмотрел на привязанную к ним и тщательно выглаженную черную ленточку. В первую минуту он как будто не узнал их.
– Так, так, теперь я припоминаю эти часы! – наконец сказал он. – Это ты вычистила их так, что они блестят, как новенький гульден?
– Я, – ответила Метта, кивнув головой.
Рафф снова взглянул на часы.
– Бедный юноша! – пробормотал он и глубоко задумался.
Метта не выдержала: это было уж слишком.
– Бедный юноша? – довольно резко повторила она. – Неужели же ты думаешь, Рафф, что я бросила вязанье и стою здесь только для того, чтобы слушать какие-то загадки? Расскажи мне, откуда взялись эти часы.
– Ты это знаешь давно. Я тогда же объяснил тебе все, – сказал Рафф, с изумлением взглянув на нее.
– Нет, ты ничего не говорил мне.
– Неужели? Ну, в таком случае ни к чему и поднимать этот вопрос. Пока я лежал здесь, как живой мертвец, бедный юноша уже, наверное, успел умереть. Да мне и тогда казалось, что он не жилец на этом свете!
– Послушай, Рафф Бринкер! – воскликнула Метта, вспыхнув и с трудом переводя дыхание. – Я не потерплю, чтобы ты так обращался со мной… с женой, которая всегда любила тебя и ухаживала за тобой! Это стыд… Это позор!..
– Как же обращаюсь я с тобой, Метта?
– Как? – передразнила она его. – А так, как обращаются все мужья с женами, которые делили с ними и горе…
– Метта!
Рафф наклонился и протянул к ней руки; на глазах его были слезы. В ту же минуту Метта бросилась перед ним на колени и схватила его за руки.
– Господи, что я наделала… довела моего бедного мужа до слез! – воскликнула она. – Прости меня, Рафф… я виновата… я обидела тебя! Мне показалось очень обидным ничего не узнать о часах после того, как я ждала целых десять лет. Но теперь я уже ни слова не скажу о них и не стану расспрашивать тебя. Спрячем их подальше. Из-за них мы чуть не поссорились, да еще так скоро после того, как Бог вернул мне тебя.
– Ничего, ничего, Метта, – сказал Рафф, целуя ее. – Уж тебе-то непременно следует знать, как было дело. Мне только не хотелось говорить об этом, не хотелось разглашать тайну умершего человека.
– Почему же ты думаешь, что этот юноша умер? – спросила Метта, взяв в руку часы и усевшись на кончик скамеечки, стоявшей под ногами мужа.
– Трудно объяснить это, – ответил Рафф.
– Может быть, он показался тебе больным?
– Нет, не то. Но он был взволнован, страшно взволнован.
– Не сделал ли он чего дурного… Какого-нибудь преступления?
Рафф кивнул.
– Убийство? – прошептала Метта, не решаясь взглянуть на него.
– Похоже на то, жена.
– Ты пугаешь меня, Рафф! Ты говоришь так странно и весь дрожишь… Я должна знать все!
– Я дрожу потому, что у меня озноб, Метта. Благодарение Богу, на моей душе нет греха.
– Выпей немножко вина, Рафф. Ну, теперь тебе будет получше… Так ты говоришь, что он совершил преступление?
– Да, как будто убийство. Он сам сказал мне это, но я не поверил ему. Это был славный юноша, с открытым лицом и таким же прямым, честным взглядом, как у нашего мальчика. Он только выглядел не таким смелым и решительным, как Ганс.
