Льюис Кэрролл - Алиса в зазеркалье (Алиса - 2)
17. В статье "Алиса на сцене", которая цитировалась выше, Кэрролл писал:
"Черную Королеву я представлял себе также как фурию, но совсем иного рода; ее страсть должна быть холодной и сдержанной; сама же она - чопорной и строгой, впрочем, не вовсе лишенной приветливости; педантичная до чрезвычайности, это квинтэссенция всех гувернанток!"
Предполагают, что в образе Черной Королевы Кэрролл изобразил мисс Прикетт, гувернантку Лидделлов, которую дети прозвали "Колючкой" [Pricks сокращение от Prickett - по-английски "колючка"]. Одно время в Оксфорде ходили слухи о романтической привязанности Кэрролла к мисс Прикетт, вызванные его частыми визитами в дом Лидделла, однако скоро стало ясно, что интересовали его дети, а не гувернантка. [...]
18. Эддингтон в заключительной главе "Природы физического мира" приводит эти слова Черной Королевы в связи с тонким замечанием относительно того, что физики называют "проблемой нонсенса". Эддингтон утверждает, что хотя физику, возможно, бессмысленно утверждать, что существует какая-то иная реальность, помимо той, которая подвластна законам физики, все же это осмысленно, как толковый словарь, по сравнению с бессмыслицей предположения, что этой реальности вовсе не существует.
19. Столько было написано незабываемых строк, в которых жизнь сравнивалась с огромной шахматной партией, что из них можно было бы составить солидную антологию. Порой игроки - это сами люди, стремящиеся распоряжаться своими собратьями; словно шахматными фигурами на доске [...] Порой шахматную партию играют Бог и Сатана. Уильям Джеймс обыгрывает эту сцену в своем эссе "Дилемма детерминизма" (William James. The Dilemma of Determinism). Ему вторит Герберт Уэллс в прологе к своему прекрасному роману о воспитании "Неугасимый огонь" [...]
20. Алиса встречает Лили, дочь Белой Королевы, и одну из белых пешек, еще в предыдущей главе. Давая это имя белой пешке, Кэрролл, возможно, имел в виду Лили Макдоналд, старшую дочь Джорджа Макдоналда, который называл ее "своей белой лилией". Кэрролл в своих письмах, написанных, когда Лили исполнилось пятнадцать лет, подшучивал над ее внушительным возрастом. Возможно, фраза о том, что крошка Лили еще слишком мала для игры в шахматы, также шутка в том же роде.
С.Коллингвуд в своей биографии Кэрролла отмечает (р.427), что последний подарил одной из девочек, с которыми дружил, белого котенка по имени Лили ("Лили, кисочка! Котенок мой ненаглядный!" - говорит своей дочери Белая Королева еще в первой главе). Правда, это, возможно, произошло уже после того, как возникло "Зазеркалье".
21. Эта фраза, возможно, цитируется чаще, чем любая другая из сказок об Алисе. Особенно часто вспоминают ее в связи с быстро меняющейся политической ситуацией.
22. Взглянув на расположение шахмат на диаграмме, приводимой в предисловии автора, тотчас замечаешь, что Алиса (белая пешка) и Черная Королева стоят рядом на соседних клетках. Первый ход задачи: Королева уходит на h5. [...]
23. Шесть ручейков - это шесть горизонталей, отделяющих Алису от восьмой, куда она стремится попасть, чтобы стать Королевой. Всякий раз, как она пересекает поле, это отмечается в тексте звездочками.
Первым ходом, который распадается в тексте на прыжок Алисы через ручеек и прыжок поезда, она переходит с d2 на d4. Это единственный "длинный прыжок", дозволенный пешке. Перепрыгнув сейчас через ручеек, она оказалась на третьей горизонтали. Поезд довезет ее до четвертой.
24. Лицо "господина в белой бумаге" напоминает Дизраэли в политических карикатурах Тенниела в "Панче". Возможно, что "белая бумага" - намек на официальные документы (называемые по-английски white papers), с которыми имеют дело эти деятели.
25. Прыжок поезда переносит Алису на d4. В первоначальном варианте сказки Алиса хваталась не за козлиную бороду, а за волосы старой дамы, которая также сидела в вагоне. Однако 1 июня 1870 г. Тенниел послал Кэрроллу следующее письмо:
"Мой дорогой Доджсон, Мне кажется, что во время прыжка (сцена в поезде) Вы могли бы заставить Алису вцепиться в козлиную бороду, а не в волосы старой дамы. Ведь Алису в результате прыжка просто швыряет в этом направлении.
Не считайте меня бестактным, но я вынужден сказать, что глава о "шмеле" меня совершенно не устраивает. Я не вижу в ней ничего для иллюстраций. Думаю - при всей готовности согласиться с Вашим решением, - что, если Вы хотите сократить книжку, этой возможности упускать не следует. Мучительно спешу
Искренне Ваш, Дж.Тенниел".
Кэрролл принял оба предложения Тенниела. Старая дама и глава о "шмеле" исчезли. К сожалению, из этой главы не сохранилось ничего.
26. Таким лесом является на деле вселенная, если рассматривать ее как существующую саму по себе, независимо от существ, манипулирующих символами и наклеивающих ярлычки на те или иные ее части, поскольку, как заметила ранее с прагматической прозорливостью Алиса, это полезно для тех, кто этим занимается. Мысль о том, что мир сам по себе не помечен знаками, что между предметами и их названиями нет никакой связи, помимо той, которую придает им интеллект, находящий эти пометки полезными, - совсем не тривиальная философская истина. Радость Лани, вспомнившей свое имя, вызывает в памяти старую шутку о том, что Адам назвал тигра тигром, потому что тот был похож на тигра.
27. Алиса пытается вспомнить, конечно, собственную фамилию (Лидделл). С буквы Л начинается также "Лили", имя белой пешки, чье место на доске заняла Алиса.
28. В 1720 г. разгорелась вражда между Георгом Фридрихом Генделем, немецким композитором, жившим в Англии, и итальянцем Джиованни Баттиста Бонончини. Джон Байром, известный в XVIII в. автор гимнов и преподаватель стенографии, так описал эту вражду:
Одни твердят, что рядом с Бонончини
Минхеер Гендель - неуч и разиня.
Другие: Бонончини после Генделя?
Маэстро пуст, как серединка кренделя.
Но я молчу, ища названья для
Отличья Труляля и Траляля.
Неизвестно, имела ли поначалу старая песенка о Траляля и Труляля отношение к этой знаменитой музыкальной баталии. Возможно, Байром всего лишь заимствовал из нее последнюю строчку для своего стишка. [...]
29. Труляля и Траляля являются тем, что геометры называют "энантиоморфами", то есть зеркальными отображениями друг друга. На мысль о том, что таково было намерение Кэрролла, наводит любимое выражение Траляля: "Задом наперед, совсем наоборот!" - и то, что один из них протягивает правую, а другой левую руку для рукопожатия. Рисунок Тенниела, где изображены оба брата, готовые к битве, которые стоят в идентичных позах, подтверждает, что и он смотрел на близнецов таким же образом. Обратите внимание на то, что положение пальцев на правой руке Труляля (или это Траляля? У Траляля на шее был диванный валик, а у Труляля на голове сковородка) точно соответствует положению пальцев на левой руке у его брата.
30. Этот шедевр нонсенса написан размером "Сна Юджина Арама" Томаса Гуда, однако пародирует лишь стиль этого произведения. Читателям, склонным находить нарочитый символизм в сказках Кэрролла, нелишне напомнить, что, посылая рукопись этого стихотворения Тенниелу для иллюстрации, Кэрролл предложил художнику на выбор плотника, бабочку и баронета. Все три имени одинаково ложились в размер стихотворения и подходили в смысле нонсенса Кэрроллу. Тенниел остановился на плотнике. [...] Дж.Б.Пристли написал забавную статью о "Морже и Плотнике" ("New Statesman", August 10, 1957, р.168), в которой он провозглашал этих двух героев архетипами политических деятелей.
31. Для оперетты Сэвила Кларка о Зазеркалье Кэрролл написал дополнительную строфу:
И Плотник плакать перестал,
И бросил Морж рыдать.
Прикончив устриц, наконец,
Легли злодеи спать
И за жестокие дела
Расплату пожинать.
Когда Морж и Плотник засыпали, на сцене появлялись духи двух устриц, которые пели, танцевали и пинали спящих. Кэрролл считал (и публика, очевидно, разделяла его мнение), что это было наилучшей концовкой для всего эпизода. Таким образом, он немного успокаивал ту часть зрителей, которая проливала слезы над судьбой устриц.
Дух первой устрицы танцевал мазурку и пел:
Он спит, коварный Плотник, и масло на усах.
А перец и горчица на листьях и цветах.
Так раскачаем люльку, чтоб он не мог вздохнуть!
А если не удастся - скачи ему на грудь!
скачи ему на грудь!
Ах, самое разумное - вскочить ему на грудь!
Дух второй устрицы танцевал джигу и пел:
О Морж, злодей плаксивый, позор слезе твоей!
Ты был страшней для устриц, чем дети для сластей.
Ты долго нас морочил, чтоб в уксус окунуть!
Прости же, Морж злосчастный, - встаю тебе на грудь!
встаю тебе на грудь!
Прости же, Морж злосчастный, встаю тебе на грудь!
(Стихи цит. по примеч. Р.Грина к кн. "The Diaries of Lewis Carrol", vol.II, pp.446-447).
32. Алиса пришла в замешательство, ибо перед ней традиционная этическая дилемма: судить ли человека по его поступкам или по его намерениям.
