Михаил Каришнев-Лубоцкий - Тайна Муромской чащи (Волшебные каникулы - 1)
- Колька... - хрипло прошептал перепуганный до смерти папаша остолбеневшему сыну, - улетят же зайцы...
Однако сам не тронулся с места ни на шаг.
А Митя и Шустрик, плохо еще сами соображая, что же с ними такое происходит, уже ныряли один за другим в спасительную форточку. Миг - и они исчезли совсем.
А в комнате остались стоять с открытыми ртами неудачливый жулик и его еще менее удачливый сын Колька. Папаша лишился двух зайцев и на некоторое время рассудка - только и всего. А вот несчастному Коле пришлось вытерпеть от врачей сорок уколов. И самое обидное было то, что врачи вкатили ему эти уколы не столько за укушенный палец, сколько за правдивый рассказ о летающих зайцах.
Глава сорок третья
Поезд пришел в Светлогорск точно по расписанию. Давно проснувшиеся пассажиры - их было немного - вышли из вагона, оставив сладко посапывающего в своем уголочке Калину Калиныча в полном одиночестве. Проводник Чайников, которому тоже было жаль будить утомленного путника, все-таки подошел к нему и легонько потрепал по плечу:
- Дедушка, Светлогорск!
- А? Что? - вздрогнул Калина Калиныч и открыл глаза.
- Приехали, дедушка, - повторил Чайников. И тут он заметил, что корзины с зайцами нигде не видно. - А где наши зайчики?
Калина Калиныч начал судорожно шарить по лавке, заглянул затем под нее, под соседнюю лавку... Митя и Шустрик исчезли!
- Милые мои... Внучики...
Чайников побледнел: впервые в его вагоне совершена кража! Он кинулся помогать Калине Калинычу искать пропавшую корзину с "внучиками", хотя и понимал, что дело это почти бесполезное.
Старый лешак смотрел на елозившего под лавками проводника и понемногу приходил в чувство: "Где они, бедные?.. Неужели я не услышу, как стучат их маленькие сердчишки?.. Калина Калиныч закрыл глаза и прислушался. Откуда-то издалека до него донеслось глухое туканье. "Живы, милые, живы!.." - радостно подумал он и тихо проговорил заклинание.
Что было потом, мы знаем. Митя и Шустрик, вылетев в открытую форточку, понеслись, будто птицы, в Светлогорск. Поля, луга, перелески и небольшие речушки мелькали под ними. В населенных пунктах, над которыми они пролетали, редкие прохожие останавливались, задирали вверх головы и, тыча в небеса руками, что-то оживленно кричали: что именно - этого ни Митя, ни Шустрик разобрать не могли. Настоящие птицы, завидев их, в ужасе разлетались с диким граем.1 ["С диким граем" - с диким криком и воплем.] Никто не смел преследовать двух странных зайцев.
И только с пенсионеркой Зотовой из поселка Новые Куличики и ее фокстерьером Персиком из-за них произошла невероятная история. В то роковое утро Зотова как всегда вывела на поводке своего любимца прогуляться по окраине поселка. Целый час они беззаботно перебегали от одного зеленого кустика к другому. Возле каждого кустика Персик обязательно выполнял свое любимое гимнастическое упражнение: поднимал заднюю ногу выше спины и секунды три-четыре стоял на трех лапах, задумчиво глядя перед собой в пространство.
И вот в ту минуту, когда Персик застыл в любимой позе около последнего кустика, Зотова, чтобы не смущать его своим взором, отвернулась в сторону и посмотрела вверх.
- Смотри, Персик, какие милые птички летят вон там в небе! - сказала она, близоруко вглядываясь в приближающихся к ним Шустрика и Митю.
Персик охотно посмотрел вверх, втянул влажным носом воздух и сильно натянул поводок.
- Не хулигань, Персик! - нежно пожурила Зотова собачку и несколько раз намотала на руку поводок. - Посмотри на птичек, и пойдем домой!
Но Персик идти домой не желал. От "птичек" так сильно пахло зайчатиной, что идти сейчас домой мог только круглый идиот. Персик еще сильнее натянул поводок и сделал стойку.
Зайцы проплыли над головой.
Персик пронзительно взвизгнул и кинулся за ними следом. Пенсионерка Зотова, привязанная за руку к фокстерьеру, бежала чуть сзади, не отставая ни на шаг от любимца. Сначала она делала попытки уговорить Персика остановиться, но промчавшись по кочкам и ухабам километров пять или восемь, она смирилась со своей участью.
"Должны же птички устать и сесть... - думала она на бегу. - Тогда и негодный Персик остановится..."
Но Митя и Шустрик летели без остановок.
Словно отсчитывая каждый преодоленный километр, Зотова вскрикивала время от времени:
- Лишь бы не в жаркие страны!.. Лишь бы не в жаркиестраны!..
- И бежала дальше навстречу к летящим ей навстречу далям.
Перед Светлогорском Зотовой крупно повезло: бездорожье кончилось, и последние двадцать километров она пробежала по ровному, хорошо заасфальтированному шоссе. Обрадовавшись такому облегчению, Персик и Зотова заодно с ним, прибавили скорость и чуть было не настигли добычу. Они приблизились к ней на такое расстояние, что близорукая старушка смогла наконец получше рассмотреть злополучных птичек. Ей очень показалось странным, но птички здорово смахивали на двух зайцев.
- Переутомилась... - и Зотова отвела от них взгляд, чтобы окончательно не сойти с ума.
Вскоре пенсионерка и ее фокстерьер вбежали в Светлогорск и запетляли по узеньким улочкам, словно зайцы. А зайцы, мелькнув над домами, плавно пошли на посадку у железнодорожного вокзала.
Обегав весь Светлогорск вдоль и поперек раза три, Персик наконец понял, что добыча улетела у него из-под самого носа, и остановился возле крашеного серебристой краской металлического столба. Но поднять заднюю ногу у него уже не хватило сил...
- Бедный мой зайчик!.. - с горечью прошептала пенсионерка Зотова, гладя дрожащей рукой фокстерьера по загривку. - Как тебя загоняли эти подлые псы!..
Персик чихнул и стыдливо отвернулся. Он словно догадывался, что по его вине несчастная старушка на склоне лет обрела спортивную славу, о которой не помышляла всю свою жизнь, и что теперь ни ей, ни ему не будет никогда покоя от назойливых журналистов и фотокорреспондентов. 1 [Примечание: Зотова А.А. побила мировой рекорд в беге на дистанцию 100 километров. Прежний мировой рекорд принадлежал восемнадцатилетней спортсменке из Дендиленда Луизе Марии Антуанетте Пинго дель Понго. Правда, рекорд Зотовой не был
официально засчитан, но...]
Пока Зотова и Персик петляли по улицам городка, Митя и Шустрик прошли на бреющем полете над головами многочисленных пассажиров, разгуливающих по платформе и влетели в открытое окно вагона N 7 недавно прибывшего поезда "Большие Усищи - Светлогорск".
- Зайцы, зайцы влетели в окно! - раздались на платформе крики, и толпа любопытных хлынула к седьмому вагону.
Проводник Чайников, который уже в пятый раз ходил за чаем, считая своим долгом отпаивать Калину Калиныча, вышел в этот момент из служебного купе.
- В чем дело, граждане? - спросил он удивленно, заметив на платформе перед запертой дверью своего вагона толпу пассажиров.
- У тебя зайцы в вагоне! Два зайца! - закричали ему с платформы.
- Вы ошибаетесь, граждане, - как можно спокойнее и вежливее ответил Чайников, высовывая голову в приоткрытое окошко, - во-первых, поезд дальше не идет. Во-вторых, высадка давным-давно произведена. А, в-третьих, я никогда и нигде не возил "зайцев". Разве что настоящих! - добавил он, улыбаясь.
- Настоящие и влетели! - крикнул ему здоровенный детина, стоявший под самым окном. - Вж-жик над головой! - и влетели!
- Я сейчас разберусь, - ответил ему Чайников и, вытащив голову из окна, побрел по вагонному коридору.
Никаких зайцев, разумеется, нигде не было. Зато проводник с изумлением обнаружил в купе Калины Калиныча кроме несчастного обворованного старичка еще двух мальчиков.
- Нашлись внучики! - поделился Калина Калиныч своей радостью с остолбеневшим Чайниковым. - Прилетели милые!
И он с еще большей энергией принялся обнимать и целовать счастливых Митю и Шустрика.
А Чайников подумал: "Кажется, доработался... Пора брать отпуск". И, выпив чужой чай, он медленно побрел к окну доказывать видевшим летающих зайцев, что они ничего не видели.
Глава сорок четвертая
У Березко была секретарша, которую все звали Танечкой. Танечка была волшебница. Она умела самые обыкновенные фразы произносить так, что в ее устах они превращались в необыкновенные.
- Березко занят! - говорила она очередному посетителю, пытавшемуся проникнуть в кабинет Алексея Ивановича. И посетитель в страхе исчезал, потому что ему слышалось:
- Пошел вон немедленно!
Если кто-нибудь пытался узнать у Танечки, когда можно будет попасть на прием к ее начальнику, то она сурово сдвигала брови к переносице и переспрашивала любопытного посетителя:
- Чего-чего?..
И любопытный сбегал, краснея от стыда, а в ушах у него еще долго слышались Танечкины слова: "А поглупее вы ничего спросить не могли?"
Конечно, волшебница могла бы подыскать себе работу и поинтереснее, но Танечке очень нравилась именно эта. Она даже не любила выходные: за субботу и воскресенье Танечка успевала отвыкнуть от постоянных телефонных звонков, беспрерывно раздававшихся в ее приемной, и поэтому по понедельникам у нее всегда болела с утра голова и было плохое настроение.
