Галина Васюкова - Золотые росы
Алексей Иванович машет рукой:
- Заботы все, некогда. Спасибо вам, хоть за ребятишками моими присматриваете...
- Ну что вы! - смущается мама.
Алексей Иванович смотрит на Таньку и Павлика, и его худое, издерганное лицо светлеет.
- Проходите, - говорит мама, а тетка Поля подвигается на лавке, молча приглашая его садиться.
Улыбчивая Феня протягивает ему горсть семечек. Взглянув на нее, я вдруг вспоминаю про Устеньку и сразу же лезу на печь.
- Господи! - возмущается бабушка, которую я чуть не сшибла с ног. Что ты там забыла? В новом платье - на печь!..
- Устенька, - зову я, приложив губы к дырочке, - иди к нам. У нас елка и народу много - весело!
- Неудобно, - шепчет в ответ Устенька.
- А я говорю, иди! - сержусь я.
- Я лучше завтра приду, когда никого не будет.
Сколько я ее ни уговариваю, она не соглашается, и я слезаю с печки расстроенная.
Приходит учительница Вера Петровна. Оглядев собравшихся, она весело говорит:
- А музыка где?
- И в самом деле, почему бы не поплясать? - задорно откликается отец.
Федя вызывается сбегать позвать Колю с гармошкой. А Вера Петровна уже командует. Она собирает ребят в кружок и затягивает с нами песню.
Подперев плечом косяк двери, стоит Терентий и, глядя на нас, улыбается в прокуренные усы. В руках у него погасшая трубка.
- Только не курить! - предупреждает мужчин Вера Петровна.
Алексей Иванович поспешно придавливает пальцем недокуренную цигарку. Вера Петровна берет нас за руки, и мы начинаем хоровод вокруг елки. Танька, как дикий зверек, жмется к отцу и ни за что не хочет плясать вместе с нами. Наконец Леньке удается вытащить ее в круг. В самый разгар веселья появляется Коля.
- Ура!!! - кричим мы.
Коля, тряхнув чубом, растягивает меха, и переливчатые звуки плясовой мелкой дробью сыплются из-под его пальцев. Феня торопливо поправляет розовую кофточку, а я снова карабкаюсь на печь.
- Устенька, у нас музыка, слышишь? - шепчу я.
- Слышу, - отвечает она.
- Может, придешь?
- Приду, сейчас... - Каким-то звенящим, радостным голосом говорит Устенька.
Через несколько минут она появляется у нас, без платка, в накинутой на плечи жакетке. Две темные косы толстыми жгутами лежат на белой кофточке.
- Садись, Устенька, - приглашает ее тетя Маша.
Тетка Поля обводит Устеньку колючим взглядом, у Фени отсутствующий вид.
Коля, вскинув на Устеньку опущенные к гармошке глаза, склоняет голову набок, и вдруг его пальцы начинают двигаться с какой-то особенной осторожностью. Гармонь послушно выводит что-то ласковое и нежное. Все сидят притихшие, а Устенька смущенно теребит кончик косы. И вдруг Вера Петровна затягивает:
Стоит березка над рекой,
И до нее достать рукой...
Она кивает Устеньке, и та подхватывает:
Но как к березоньке пройти?
Водой залиты все пути...
ведет ее высокий сильный голос. "Но как пройти, но как пройти?" допытывается гармонь.
Я сижу зачарованная. За окном зима, а мне кажется, что сквозь морозные узоры на стекле я вижу яркое лето и тонкую березку, стоящую у воды. Ребята притихли, и взрослые сидят задумавшись. Тетя Маша, подперев щеку рукой, глядит не мигая на елку, и огоньки от елочных свечей пляшут в ее широко раскрытых глазах. И Алексей Иванович смотрит куда-то вдаль, и тяжелая складка залегла у него на лбу. Может быть, он тоже видит белую березку возле реки, а может, думает о том, что весной снова зальет луг и заречанцам опять не управиться с сеном. Феня негромко вздыхает.
- Что-то грустное затянули, - недовольно ворчит тетка Поля.
- Можно и веселое, - говорит Коля, снова бросая взгляд на Устеньку, и из-под его пальцев летит песня, от которой ноги сами просятся в пляс. На середину комнаты выходит наш отец и начинает лихо отплясывать вприсядку. Вера Петровна подталкивает нас с Зинкой, и мы, выскочив вперед, как пчелы, вьемся вокруг него. Зинкины ботинки с облупленными носами выделывают такое, что я только рот раскрываю от удивления. Вот так Зинка! Она кружится с такой легкостью, что я рядом с ней кажусь неуклюжим теленком. Мне становится так обидно, что я готова зареветь. И вдруг в проталину на окне я вижу чье-то лицо. Любопытные глаза обшаривают комнату. "Это же Петька!" догадываюсь я. Быстро оглянувшись, я показываю ему язык. Петькина голова исчезает, и мне вдруг снова становится легко и весело.
Поздно вечером, когда почти все расходятся, бабушка гасит лампу. В комнате от елочных свечей таинственно, как в сказке. Самодельные свечки, потрескивая, догорают, и бабушка ходит вокруг, как пожарник, наблюдая, чтобы не вспыхнули все наши бумажные украшения.
Зинка, Ленька, Павлик, Танька и я сидим под елкой. За перегородкой, тихонько напевая, мама укладывает Лилю спать. А в кухне разговаривают отец с Алексеем Ивановичем и тетя Маша.
- Ведь я не за себя стараюсь, не о себе хлопочу, - доносится взволнованный голос Алексея Ивановича. - Колхоз гибнет. Не вытянуть нам одним.
- Подожди, не горячись, - говорит тетя Маша, - не во мне да не в Егорыче тут дело...
Я напряженно вслушиваюсь. Неужели мой папка, такой умный, добрый и сильный, не может сделать, чтобы и в Заречье хорошо жилось?
- Вынесем вопрос на правление, обсудим... Думаю, сможем вам помочь, говорит отец, и я верю, что это не пустые слова.
Бабушка приносит нам всем по куску пирога с повидлом. Уставшие за день, мы молча жуем.
СПЕКТАКЛИ
Елку уже давно выбросили. Она валяется возле дома, вся обсыпавшаяся, с застрявшими в ветках пестрыми бумажками, и мальчишки катаются на ней верхом. Мне жаль бедную елочку. Я прогоняю мальчишек и ставлю ее в снег пусть поживет еще немножко. Ветер треплет цветные обрывки бумаги, и кажется, будто елка и в самом деле развеселилась. В комнате без елки сначала было скучно и пусто, а теперь мы уже привыкли.
Тем более, что скучно у нас теперь не бывает. По вечерам всегда полон дом народу. Приходят и по делу, и так просто - посидеть.
Тетка Поля приносит свою прялку и усаживается с нею где-нибудь в уголке. Нас с Ленькой прялка уже не интересует, зато Лиля весь вечер сидит смирно и не сводит с нее глаз. Устенька прибегает с просьбой, чтобы мама скроила ей кофточку. У нее всегда находится время поиграть с нами. Мы с Ленькой никак не можем понять, взрослая она уже или нет.
Один раз Ленька прибежал домой, раскрасневшись, и прямо с порога закричал:
- Бабушка, мама, мы с Танькой сейчас на ферму ходили, и знаешь какого я там теленочка видел?! Нет, не теленочка, а коровку... Ну, и не коровку, а... в общем, как Устенька...
Все рассмеялись, а тетка Поля еще плотнее сжала губы. Я уже давно заметила, что она всегда почему-то недовольна, когда вспоминают про Устеньку.
Вера Петровна заходит почти каждый вечер, и они с мамой о чем-то шепчутся. Однажды она принесла какую-то тоненькую потрепанную книжонку.
- Вот, достала! - сказала она радостно.
Они с мамой ушли за перегородку, листали книжку и что-то горячо обсуждали. Меня отправили спать, и я так и не узнала, в чем дело. Выяснилось все неожиданно. Однажды я увидела возле правления объявление, что Восьмого марта в колхозе состоится вечер и будет показана пьеса "Хозяйка". Мама весь день хлопотала, собирая какие-то горшки, миски. Потом в правление зачем-то потащили Лилину люльку.
Я помчалась к Зинке, и мы явились на вечер задолго до начала. Клуба в колхозе не было, поэтому в правлении устроили зрительный зал. Часть комнаты отгородили занавесом, сшитым из простыней, а в другой половине расставили лавки и табуретки. Перед занавесом стоял стол, покрытый красной скатертью, а на нем графин с водой. Что было за занавесом, мы пока что не знали. Туда никого из посторонних не пускали.
Сначала наша учительница Серафима Ивановна прочитала доклад о Международном женском дне Восьмого марта, а потом папа говорил про колхоз, благодарил женщин за хорошую работу. Людей набилось битком. Счастливчики сидели на лавках, а кто пришел попозже, стояли вдоль стен.
Ребята облепили все окна. Когда кончился доклад и стол убрали, мы с Зинкой пролезли вперед и уселись прямо на полу перед занавесом. И сейчас же к нам, как горох, посыпалась вся детвора.
- Только не шуметь! - сказала Серафима Ивановна. - А то я вас всех домой отправлю.
Мы замерли, зная, что у нашей учительницы слова с делом не расходятся.
Наконец занавес открылся! На сцене была обыкновенная комната с печью, столом и такой знакомой Лилиной люлькой. За столом сидел мужчина.
- Смотри, - прошептала Зинка, - это же Коля!..
И в самом деле это был наш веселый гармонист. Мы его сразу узнали, хотя у него были приклеены черные усы. Он сердился, что у него много работы, а жена сидит себе дома, и делать ей нечего. Жену играла Вера Петровна. Она скрутила узлом свои косы, надела полушубок и заявила, что поедет вместо мужа в лес за дровами, а он пусть хозяйничает дома. "Сваришь обед, накормишь скотину, в доме уберешь и за ребенком присмотришь, сказала она. - А если что неясно будет, у бабки спроси".
