Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку
Дед и Грозный, забыв про кошку, обследовали стволы деревьев. Оба пса давно были знакомы и жили в дружбе и мире. И оба терпеть не могли кошку. Той было скучно, и, по-видимому, чтобы развеселить себя, она при всяком удобном случае внезапно нападала на собак, кусала за ноги, хвост и тут же взлетала на ближайшее дерево.
Алена поднялась наверх переодеться и скоро спустилась вниз в брюках и коричневой рубашке с засученными рукавами. Подошла к машине, провела пальцем по сверкающему стеклу.
— Скорее бы каникулы, — вздохнула она. — Все куда-то собираются ехать…
Сегодня после зачета она вместе с близнецами Олей и Аней зашла в кафе «Восточные сладости». Сестры рассказали, что, как только свалят последний экзамен, сразу уедут из города. Глеб пригласил в интереснейшую поездку на машине по историческим русским городам… Главное — родителей уговорить: кажется, Глеб понравился их отцу. «А нам — не очень!» — со смехом сказала одна из сестер.
— Конь на мази, — сказал Сорока, похлопав по капоту. — Надо только свистнуть!
— Свистни! — с усмешкой взглянула на него девушка. Сорока, не долго думая, заложил два пальца в рот и так оглушительно свистнул, что Дед и Грозный примчались из лесу и стали ошалело метаться вокруг дома. Лишь Владислав Иванович и профессор даже голов не подняли от своих чертежей.
— Я чуть не оглохла, — проговорила девушка, глядя на него.
— Извини, — улыбнулся он.
— Сходим на залив? — предложила Алена. Сорока не возражал.
Они зашагали по узкой тропинке: Алена впереди, Сорока сзади. Один раз прямо перед ними дымчатым клубком мелькнула в папоротнике белка, стремительно скользнула на дерево и исчезла в ветвях.
Обычно белки здесь не были пугливыми. Алена рассказала, что зимой какой-то негодяй повадился тайком приходить в комаровский лес с мелкокалиберной винтовкой и стрелять в почти ручных белок.
— Выродок какой-то! — заметил Сорока.
— К нам часто спускалась одна белочка с дымчатым ухом, — продолжала Алена. — Брала прямо из рук сыр и орехи… Я ее прозвала Огонек. А теперь ее не видно. Неужели этот тип убил ее? Как можно выстрелить в такую прелесть? — проводив глазами белку, вздохнула Алена.
— Даже если дурак и умный смотрят на одно и то же дерево, дураку оно кажется совсем иным, чем умному, — сказал Сорока. — Это я где-то вычитал…
— Теперь мне понятно, почему ты поступил в Лесотехническую академию, сказала Алена. — Ты ведь и там, на озере, боролся с браконьерами.
— Можно распинаться в любви к природе, умиляться белками, птичками и вместе с тем палец о палец не ударить, чтобы чем-то помочь ей.
— Посмотри, сколько мы с папой и Сережей птичьих кормушек повсюду поставили, — с обидой произнесла Алена. — Я специально зимой приезжала и привозила корм.
— Я не о тебе, — улыбнулся он.
— Почему ты думаешь только о себе? — упрекнула Алена. — Можно подумать, что ты вечно будешь один! Я уверена, что не каждая девушка согласится поселиться с тобой в глуши.
— Черт возьми, о девушке-то я и не подумал! — неестественно громко рассмеялся Сорока и, понимая, что разговор принимает опасным оборот, переменил тему: — Я взял в библиотеке томик Тютчева. Послушай, что он пишет о природе:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
— Тютчева ты хорошо изучил, — заметила Алена. — А кто тебе еще нравится?
— Ты меня экзаменуешь? — усмехнулся он.
— Это хорошо, что ты любишь стихи, — сказала она. — Вдруг там, в дремучем лесу, ты и сам станешь поэтом?
— Ты меня прочила в космонавты, теперь в поэты, — засмеялся он.
— А ты всего-навсего лесник, — сказала Алена.
— Может быть, мне лучше стать дворником? — Сороке стало надоедать, что она его называет лесником. Лесотехническая академия готовит не лесников, а инженеров лесного хозяйства широкого профиля. Но объяснять все это не хотелось.
— Ну что ты! — живо возразила она. — Уж тогда лучше иди в милиционеры, — и официальным голосом произнесла: — Гражданин, с вас штраф три рубля!
— Почему три? — не смог он сдержать улыбки.
Они не успели перейти путь: к станции подошла электричка. Из первого вагона вышел Гарик с сеткой в руке. В сетке чернел аккумулятор. Гарик сразу увидел их, улыбнулся, помахал рукой. Однако когда подошел, сгибаясь в одну сторону от тяжести, лицо его было не таким жизнерадостным. Гарик вглядывался в их лица, будто пытался в чем-то уличить. Сорока уж в который раз подумал, что его друг неправильно ведет себя: Алена умная, тонкая девочка, и ничем не оправданная ревность ее оскорбляет. Вот и сейчас она нахмурилась и отвернулась. Зачем он постоянно испытывает ее терпение? Обычно независимый, уверенный в себе, гордый, он при Алене становится невыносимым. Сороке неприятны были их постоянные стычки: пользуясь любым предлогом, он уходил с дачи к заливу, где, все еще скособочившись, стоял ржавый поплавок с надписью: «Алена, я тебя буду ждать по субботам и воскресеньям с 20 до 21 часа!» Тоже хорош гусь! Тебя, Алена, буду ждать, а сам раскатывает на «Жигулях» по ресторанам с близнецами Олей и Аней!.. Чем бы стереть эту дурацкую надпись?..
— Вы меня встречали? — спросил Гарик и наконец догадался опустить тяжелую сетку на землю.
— Нет, — ответил Сорока. — Мы идем к заливу.
— А что, нельзя? — вызывающе взглянула на него Алена.
— Нам надо аккумулятор поставить, — заявил Гарик.
— Ну и ставьте, — сказала Алена. — А я — на залив!
И, бросив взгляд вдоль высокого перрона, перебежала через блестящие рельсы.
— Тащи! — сунул Гарик Сороке тяжеленную сетку. — Я пока допер его до Финляндского, руку оттянул… — Он проводил взглядом Алену. — Наверное, этот типчик опять ее там поджидает!
— Не думаю, — сказал Сорока.
— Так я за ней сзади и побежал! — продолжал Гарик. — Позвольте вас, миледи, сопровождать. Подол вашего прскрасного платья нести!..
— Она в джинсах, — заметил Сорока.
— Поставим аккумулятор, заведем машину и махнем в Выборг? — предложил Гарик. — А Алена пусть нам ручкой помашет.
— И что это тебе даст? — полюбопытствовал Сорока.
— Пускай нос не задирает.
— Что нового на работе? — перевел Сорока разговор на другое. — С мастером помирился?
Гарик рассказывал ему, что у него в цехе произошла стычки с мастером: тот поставил его на токарный станок устарелой конструкции, а Гарик отказался на нем работать, и тогда мастер забрал чертежи и до конца смены оставил его без работы…
— С мужчиной всегда можно найти общий язык, — туманно ответил Гарик.
— Дали новый станок?
— Пару бутылок в субботу после работы распили с мастером — и сейчас у меня станок — люкс! С программным управлением. Я давно уже понял: чем лезть в бутылку, лучше распить ее с хорошим человеком, — скаламбурил Гарик и первым рассмеялся. — А как у тебя? — поинтересовался он, просто так, из вежливости.
— Я, видишь ли, не пью, — улыбнулся Сорока. — Наверное, поэтому у меня все по-другому…
— Вы сейчас про меня говорили? — немного погодя нарочито равнодушным голосом спросил Гарик.
— Больше нам не о чем говорить!
— А все-таки — о чем? — Гарик старательно смотрел себе под ноги.
— Я ей стихи читал.
— Стихи? — изумился Гарик. — Пушкина или Лермонтова?
— Ага, — сказал Сорока.
— Если он опять ошивается у поплавка, я ему… — вдруг разозлился Гарик. — Я его, толсторожего, в заливе утоплю!
— Ты лучше буй в море столкни, — посоветовал Сорока.
— Это идея! — воскликнул Гарик и, повернувшись, бросился бежать в ту сторону, куда ушла Алена.
Глава одиннадцатая
Сережа сидел на мотоцикле, судорожно вцепившись в руль, глаза его были широко раскрыты, смотрел он прямо перед собой.
— Я тихо еду, — взволнованно говорил он. — Можно включить вторую?
— Прижмись к обочине и остановись, — скомандовал сидевший позади Сорока.
— Ну еще, пожалуйста? — взмолился Сережа.
— Поедешь один, — сказал Сорока, когда Сережа остановился. — Включи вторую, доедешь до вон той железной бочки — развернись и снова сюда. Не забудь на развороте сбросить газ…
Сережа все в точности выполнил, лишь остановился не возле своего учителя, а проехал дальше и вместо того, чтобы перевести рычаг на нейтралку, включил прямую передачу, мотоцикл дернулся и заглох.
— Опять не ту скорость врубил! — сокрушался Сережа, сидя на мотоцикле.
— У тебя получится, — обнадежил Сорока, взглянув на наручные часы.
