Эрих Кестнер - Мальчик из спичечной коробки
— Какой стыд, — вымолвил он, — только выбрался из беды и сразу же забыл о друзьях!
Эрих Шустрик мигом залез в машину.
Машина номер один повезла Отто в Главное полицейское управление. Машина номер три помчалась по направлению к «Кривому кубку». Машина номер два по-прежнему стояла перед домом номер двенадцать. Петушиная улица и зелёный мячик посреди мостовой выглядели так же, как и полчаса назад.
И только на тротуаре сверкали осколки бутылки.
Глава 21
Волнение в «Кривом кубке». Эрих предпочитает телячью отбивную. Слёзы или тренировка? Острая горчица. Кто получит награду? Максик изображает лысого Отто. Самое маленькое пятизначное число
«Кривой кубок» не особенно изысканное заведение, но кормят там вкусно. Тут ничего не скажешь. Ведь если бульон сварен из свежей курицы, не так уж обязательно подавать его в фарфоровой тарелке.
Гости сидели за чисто выскобленными столами. И еда им нравилась. Только Бернгарду она была не по вкусу. Суровая хозяйка, подавая ему сладкое, мрачно спросила:
— Опять не по нутру?
— Самое время улететь туда, где готовят по-человечески!
— Самое время убраться из моего ресторана! И чтоб ноги вашей здесь больше не было, — сказала хозяйка и выхватила у него из-под носа тарелку. (Кстати сказать, на тарелке был творожный пудинг с малиновым сиропом.)
— Немедленно поставьте на место эту дрянь, — холодно приказал Бернгард.
Вы же знаете этот голос, раздававшийся словно из холодильника!
— Проваливайте отсюда, и поскорее! — сказала она спокойно. — Две порции свинины с кислой капустой, так и быть, я оставлю вашему плешивому другу. А сами ступайте вон! Денег не надо! Считайте, что я вас пригласила и сама же вышибла! Вон, висельник!
Бернгард пытался выхватить тарелку из её рук.
Хозяйка отступила на шаг и запустила ему тарелку прямо в лицо.
Конечно, творожный пудинг с малиновым сиропом любят не все. Я, например, тоже не большой поклонник такого пудинга. А когда пудинг летит вам в физиономию… Такое угощение вряд ли кому понравится. Тем не менее Бернгард высунул язык и стал слизывать со щёк малиновый сироп. Он боялся за свою белую сорочку, светло-серый костюм и щегольской галстук. Но пудинг — а он был отличного качества — склеил бандиту волосы и залепил глаза.
Гости смеялись. Хозяйка смеялась. А когда девочка за соседним столом воскликнула: «Мама, посмотри, какая свинья!» — всеобщему восторгу не было предела.
И вдруг стало совсем тихо. Что же произошло?
Бернгард кое-как разлепил склеенные пудингом ресницы и остолбенел. Надо сказать, что для этого у него были все основания. Трое мужчин стояли вокруг него и совсем не смеялись.
Но это ещё не всё. Из нагрудного кармана у одного из них выглядывал маленький знакомый, который, указав на Бернгарда рукой, отчётливо произнёс: —
Господин комиссар, это он!
После того как вымазанный пудингом Бернгард был препровождён в Главное управление, Максик должен был отправиться в гостиницу. Эрих Шустрик остановился у машины и сказал:
— Ну, больше я вам мешать не буду!
— Ты едешь со мной, — сказал Максик. — Из-за ананасного торта. И вообще… —
Конечно, ты едешь с нами, — сказал комиссар, — я же должен записать все твои данные. И вообще…
— Идёт, — сказал Эрих. — Всё равно мои родители у тёти Анны, у младенца и вообще…
Тут все трое рассмеялись и быстро покатили в гостиницу.
А в гостинице — инспектор Мюллер Второй уже позвонил туда — собрался весь персонал, начиная от директора и кончая лифтёрами. Все они столпились в вестибюле и кричали:
— Слава Маленькому Человеку! Трижды слава!
Девушки-телефонистки размахивали огромными букетами. А главный кондитер протянул Максику ананасный торт. Он был величиной с автомобильное колесо.
— Ну, что я тебе говорил? — обратился Максик к Эриху. — Ананасный торт!
Эрих поморщился:
— И ничего другого? Меня бы больше устроила телячья отбивная!
Максик подозвал директора:
— У вас найдётся телячья отбивная?
— Не меньше трёх дюжин, — ответил директор, — нежные, как масло.
— Сколько ты съешь? — спросил Максик.
— С меня хватит одной, — ответил Эрих. — С картофельным салатом, если можно.
— Прекрасно. Значит, телячью отбивную для молодого человека, — повторил директор гостиницы.
— Не для какого-то молодого человека, а для меня, — поправил Эрих.
Роза Марципан поднялась с Максиком на лифте. Она крепко держала Маленького Человека обеими руками, нежно прижав его лицо к своей щеке.
— Он знает? — спросил Максик.
Роза кивнула.
— Уже целых пять минут. Только он не хочет спускаться.
Лифт остановился. Роза пошла по коридору. Постучала в дверь.
— Это мы!
Дверь отворилась. Профессор протянул к ним навстречу руки.
— Проходите! — сказал он чуть хриплым голосом, словно был простужен.
Роза, смеясь, покачала головой.
— Не могу видеть плачущих мужчин. Через час я за вами зайду.
Она вручила Йокусу Маленького Человека, сделала реверанс и побежала к лифту.
Ровно через час она прижала ухо к двери. И не поверила этому уху: из комнаты слышались команды. Просунув голову в дверь, она увидела, что Максик тренируется на красавце Вольдемаре. Он старался что было сил.
— Быстрее, сынок! — командовал Йокус. — Проворней! Я гляжу, ты растолстел. Вот чего б я не хотел! А чего бы я хотел?
— Чтобы я не растолстел! — радостно рифмовал Максик, исчезая в Вольдемаровом галстуке.
Узел вмиг развязался, и Максик вместе с галстуком, незаметно направляемый рукой Йокуса, исчез в левом внутреннем кармане куклы.
Красавец Вольдемар тупо смотрел перед собой, но ничего не чувствовал. Роза просунула голову в дверь.
— Браво, артисты! — воскликнула она и захлопала в ладоши.
Эмма и Минна, обе голубки, прыгали взад-вперёд по шкафу и восторженно хлопали крыльями.
— Ещё два часа таких упражнений, и он обретёт прежнюю форму, удовлетворённо сказал Йокус. — В пятницу мы сможем выступить.
Максик высунулся из кармана профессора.
— Ваша милость, это невозможно! В пятницу я лечу с Отто и Бернгардом к сеньору Лопесу в Южную Америку!
Обед состоялся в Голубом салоне и понравился даже Эриху. Правда, когда дело дошло до отбивной, у него на глазах выступили слёзы. Но атому была виной английская горчица, с которой он раньше не был знаком.
— Век живи, век учись, — сказал он, обмахивая язык салфеткой, как веером.
Йокус съел не четыре шницеля, а только два. Впрочем, обед и так затянулся. Потому что на Йокуса сразу свалилась куча дел: надо было обсудить с директором Грозоветтером предстоящее в пятницу представление. А тут ещё беседы с репортёрами, то и дело врывавшимися в ресторан. И наконец, хотя и не в последнюю очередь, разговор с полицейским комиссаром Штейнбайсом, который с небольшим опозданием, но всё же явился в гостиницу из Главного полицейского управления.
— А кто, собственно, получит объявленную мной награду? — спросил профессор у полицейского комиссара.
— Эрих! — вмешался Максик. — Это ясно как день!
— Я? Почему же я? — возражал Эрих. — Если бы Максик меня не дразнил, я бы до сих пор сидел у окна и ничего не знал. Лучше уж послать деньги Отто в тюрьму. Вот кто на самом деле освободил Максика!
— По недосмотру, — сказал директор Грозоветтер. — Он пошёл за валерьянкой. Только и всего.
— А я разве собирался его спасать? — спросил Эрих. — Я его хотел как следует отлупить, вот и всё!
— Не отлупить, а стереть в порошок! — весело крикнул Максик. Он сидел на столе й уплетал торт, которым его кормила Роза.
Но комиссар отодвинул тарелку и решительно заявил:
— Маленький Человек обязан спасением только самому себе. Он был пленником и освободителем в одном лице. Докажите, что это не так, и с вашего позволения я тут же пойду в трубочисты.
Конечно, никто не захотел ему этого позволить, и всем опять стало весело. Максик превзошёл самого себя. Он изображал лысого Отто: расхаживал пьяной походкой по столу между тарелками и чашками и повторял рассказ о сеньоре Лопесе, о его крепости в Южной Америке, о подземной картинной галерее, о цыганке, о личной охране сеньора, о его балете.
Единственный человек, который не все время смеялся, а только изредка усмехался, был полицейский комиссар Штейнбайс. Он застенографировал весь рассказ Максика, громко захлопнул блокнот и быстро распрощался со всеми.
— Придётся продолжить допрос, — сказал он.
— С Лопесом даже Интерпол не может справиться! — крикнул ему вдогонку Максик. — Он слишком богат.
Комиссар, уже стоя в дверях, обернулся.
— Мал, да удал, — сказал он, не скрывая восхищения. — Хочешь стать моим ассистентом?
