Фрида Вигдорова - Любимая улица
Нет, это напоследок, а сейчас она побывает у Тони Григорьевой. С Тоней она познакомилась давно и знает всю ее короткую историю. Тоня любила человека, но замуж за него идти не хотела.
***
- Я ему говорю, - рассказывала она Саше, - и учили тебя, и специальность есть, как ни говори, токарь шестого разряда, а живешь неприкаянный. Будни, праздник - тебе все равно. Даже костюма себе справить не можешь, ходишь как нищий. А все водка. На что ж мне такой? Прошло время, и вот он мне звонит: спасибо, наладила ты мою жизнь, говорит, теперь не пью, справил себе костюм и буду тебя ждать, и буду стремиться. И, правда, стремился. И поженились мы. И сразу война. Приехал на побывку, как взяли Варшаву, и опять на фронт. И не вернулся больше. Не вернулся, убили...
А малышу уже три года. Сейчас он болен. Тоня растила его одна, больше замуж не вышла. Мальчик рос у Саши на глазах, на ее памяти и пошел, и сказал первое слово. Он любит Сашу, не боится ее белого халата. И сейчас, когда у него воспаление легких, Саша поставит ему банки.
Тоня на работе. С малышом соседская бабушка. Саша приоткрывает дверь. Юра лежит в кровати, на одеяле игрушки, которые положила мать. Старая потрепанная книжка, матерчатый заяц, песочный совок и ведерко. Когда Саша приходит, Юра не говорит "здравствуйте", он только улыбается, застенчива и радостно. На нем белая рубашонка, шейка открыта.
- Сорока воровка кашку варила, - лукаво говорит Саша, вынимая банки из чемодана, - этому дала. Так! Есть! Одна банка поставлена! Порядок! - Этому дала! Вторая банка поставлена! А этому не дала! - Третья банка поставлена
Она быстро прикрывает Юрину спину одеялом.
- Тетя Саша, больно, сними!
Ты воду не носил? Ты кашу не варил?
- Сними!
- Нет, ты скажи: ты воду не носил? Ты кашу не варил? Полетели, полетели, на головушку сели! Каждый взрослый полон лукавства, это нехорошо! Но что же поделаешь? - думает Саша, убирая банки в чемодан.
- А когда ты опять придешь? - спрашивает Юра.
- Скоро, - отвечает Саша и щекочет его за ухом.
В коридоре темно, никто ее не провожает. Вон там, в углу, велосипед. Не наткнуться бы, обойти.
И вдруг дверь одной из комнат распахивается, широкий, светлый луч освещает Саше дорогу. Из света выходит человек - высокий, широкоплечий.
- Сестра, - говорит он ласково и решительно, и Саша замечает, что глаза у него светло-карие, почти янтарные, - я давно искал случая с вами поговорить. Я врач-хирург. Королев Дмитрий Иванович. Я ищу сестру. Нет, нет, не отказывайтесь, Александра Константиновна. Я был уже у вас в консультации. Мне нужна медсестра, такая, как вы... Вот так... Давайте поговорим!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Длинный коридор, по обе стороны - палаты, палаты. Сашин пост - третий, в конце коридора. На столе - стекло, лампа под зеленым абажуром. Сегодня день не операционный, можно чуть вздохнуть, оглядеться. И тем, кого вчера оперировали, сегодня немножко легче. Пришла в себя двухлетняя Оля. Она задумчиво смотрит на снежники за окном и говорит:
- Мухи...
Галя Павлова (операция на сердце) полусидит, опершись спиной на высоко взбитые подушки. От носа идут, как тонкие усы, коричневые резиновые трубочки с кислородом.
- Не пускайте Ваню, - говорит она, прерывисто дыша, - не пускайте... не хочу, чтоб видел меня такой... Вот маму - да... маму пустите.
Рядом с Сашиным столиком сидит четырнадцатилетний паренек Толя. Посмотришь на него и видишь: ресницы и веснушки! Ресниц и веснушек такое количество, что хвати, ао бы на пятерых. Саше сидеть некогда, она все время около вольных, но он ждет терпеливо. На коленях у него книга и он читает. Но стоит Саше хоть на секунду подойти к своему столу - за лекарством или за шприцем, как он немедленно вступает в разговор:
- А если мне во врачи податься, как вы считаете?
- Очень хорошее дело, Толя. Я тоже скоро подамся: пойду и мединститут. А ты кончи семь классов - и в медтехникум.
- Там одни девки! - отвечает он Саше вдогонку, а когда она возвращается, говорит:
- Я очень доктора Королева уважаю. Я считаю: если ты врач, так будь, как Дмитрий Иванович. А вы как считаете?
- Я с тобой согласна.
- А вот таких, как сестра Прохорова, я бы в больницу вообще не пускал. В ней одна злобность и больше ничего нет. А с больными злобно нельзя. Как вы считаете?
Саша считает совершенно так же, но отвечать Толе она не хочет и, нахмурясь, идет к плитке кипятить инструменты.
Толя приехал сюда из глухого сибирского городка. До операции он пробыл в больнице полтора месяца. Полтора месяца, а он не хотел быть здесь ни одного дня! "Если не заберешь меня отсюда, я тебе не сын, а ты мне не отец!" - писал он домой. А потом привык. У него был синий порок. Синие щеки, синие губы. "Синий мальчишка", - говорили про него. Сначала он слонялся без дела, потом стал помогать Саше: давал больным напиться, менял воду в грелке, поправлял подушку, сползшее одеяло.
- Скучно тебе, - сказала Саша однажды. - Вот я принесла тебе книгу, читай. "Детство" Горького.
- Не буду.
- Ты читал?
- Не читал, а все знаю: "положительные черты деда Каширина, отрицательные черты деда Каширина". Это мы проходили в шестом классе.
- Вот что, - сказала Саша. - Давай биться об заклад: прочитай, и тебе понравится. А не понравится - проиграла. Тогда требуй чего хочешь, хоть голову руби.
Он прочитал за день и на другое утро сказал Саше:
- Ваша правда. Несите еще. Почему так, - говорил он, - когда в классе велят читать, ну нипочем не могу? Ну хоть режь! Почему так, как вы считаете?
Однажды он спросил:
- Александра Константиновна, а кем ваш муж работает?
- Он журналист.
- А, это которые врут?
- Это почему же?
***
- А у нас в городе написали в московскую газету про Замашкина, директора кирпичного завода, что он нечестный. Приехал корреспондент, поглядел, поглядел, уехал и написал в газету заметку, что Замашкин очень хороший, лучше всех. Вранье, а напечатали. Я теперь корреспондентам не верю.
- А я верю.
- Ваш не врет?
- Не врет!
Потом доктор Королев его оперировал. Весь день - с восьми утра до шести вечера - Саша была при Толе почти неотступно. В шесть вечера ее сменила до утра Алевтина Федоровна Прохорова - ночная сестра.
- Ох, не уходили бы вы, - говорил Толя. - Не могу я на нее смотреть. Уж лучше б никого не было, чем она.
Он тяжко ненавидел Прохорову. Почему? Он был терпеливый больной, лежал без стона, никогда не звал сестру понапрасну. Но Прохорову он не звал никогда.
Если бы я болела, умирала, пропадала, я бы тоже ее не позвала. Ни за что. Но я-то ее знаю. А Толя видит только то, что видят все: аккуратная, исполнительная. Халат, шапочка - всегда белоснежные, туго накрахмаленные. Все замечания выполняет добросовестно. И многие ее уважают. А Толя - не любит и боится.
Сашино знакомство с Прохоровой началось так: из седьмой палаты вышла молодая девушка. Она дежурила около матери и очень боялась, как бы ей не сказали: "Уходите до
Мой, обойдемся без вас". Поэтому на лице ее постоянно было искательное, испуганное выражение. Она хотела казаться как можно меньше, незаметнее. Выйдя из палаты с длинноносой поилкой в руках, она спросила у Прохоровой:
- Пожалуйста... будьте так добры... где тут кипяченая вода?
- Я не из этой палаты! - не разжимая зубов, сказала Прохорова.
Девушка беспомощно посмотрела на Сашу, и Саша молча показала ей глазами на бачок: Прохорова стояла рядом с ним.
Девушка поспешно налила поилку и скрылась за дверью" палаты. Саша в упор смотрела на Прохорову. Та улыбнулась и сказала:
- Какие все умные стали!
Прохорову нельзя было ничем удивить, ничем растрогать или порадовать, ей нельзя было рассказать ничего интересного: она все знала наперед. И ответ у нее был один:
- Какие все ученые стали! Еще она говорила:
- Я никогда ни у кого не занимаю, вот и у меня не просят. И еще она говорила:
- Жить надо по средствам. И еще:
- Не вижу я радости от замужества. Много радости - стирать мужские портки.
И еще:
- А зачем мне дети? Вырастут хулиганами. Или пьяницами.
В хирургическом отделении была сестра Валя. Она собиралась замуж. Все радовались за Валю. Жених был очень симпатичный, он приходил за Валей после работы, и все прилипали к окнам, чтобы взглянуть, как он прохаживается по больничному саду - высокий, широкоплечий, красивый, с такой гордой, независимой повадкой.
- Орел! - говорила больная, лежавшая у самого окна.
И вдруг он уехал, оставив Вале письмо. В письме он сообщал, что ошибся: он Валю не любит. А любит другую девушку. Та девушка живет в Тбилиси. И он к ней уезжает. "Привет, Валя! Надеюсь, твоя сердечная рана вскоре заживет!"
Валя плакала. Она говорила: "Я жить не хочу". Все жалели ее, и только Прохорова сказала:
- А что же вы раньше смотрели? - Она была вежливая и даже молоденьким сестрам и санитаркам говорила "вы". Помолчала, улыбнулась и добавила:
- Орел... Орел за мухой не погонится.
Заведующий хирургическим отделением Петр Геннадьевич Аверин говорит о Прохоровой:
