Маргарита Фадеева - Сказочные повести. Выпуск девятый
Третий государь вышел воякой. Все время, пока Трофим шил его, он стоял по стойке «смирно»: не шевельнул ногой, не двинул рукой, не моргнул глазом.
— Какой дисциплинированный, — похвалил Трофим. А новоиспеченный правитель поднес руку к виску, как бы отдавая честь, и доложил:
— Я царь Формалай! Смирно! На-а-лево. Кру-угом! — он вытянулся, повернулся налево, потом кругом. Но Трофиму уже надоело беседовать с царями и разглядывать их, и он тут же сказал:
— А на троне-то сидит другой Формалай. Поди-ка посмотри, что там делается.
— Вперед! Ша-а-гом марш! На штурм! — правитель твердыми шагами покинул камеру.
А Трофим взялся мастерить остальных Формалаев. Теперь он не тратил даром времени. Он заготовил сразу 43 туловища, 43 пары ног, столько же рук и 43 головы, а потом стал работать, как автомат: туловище — ноги — руки — голова — и марш за дверь!
ГОНКИ
На улицах Формалайска в этот день было неспокойно. Гончары, ткачи, жестянщики кучками бродили по улицам, выкрикивали «вон царя!» и призывали всех выступать против Формалая. Никто не работал. Можно было подумать, что все население празднует какой-то праздник, только лица у всех были озабоченные.
На перекрестке, недалеко от тюрьмы, собралась особенно большая толпа.
Кузнец Игнат, поднявшись на уличную тумбу, хотел выступить перед товарищами, но в этот момент мимо них быстро прошествовал первый Формалай. Голова его была поднята кверху, живот выпячен вперед, а руки как бы обнимали улицу.
— Я самый настоящий Формалай, — громко произнес он.
— Долой Формалая! — в ответ закричала толпа.
Но когда прошло еще несколько минут, и появился второй Формалай, который плясал прямо на улице, высоко вскидывая ноги и махая платочком, ткачи, каменщики и гончары удивились. Они смотрели и слушали, как он выкрикивал: — Я танцую для тебя, мой народ. Я пою для тебя, мой народ. Я люблю тебя, мой народ.
Никто не видел раньше, чтобы Формалай плясал. Да и как он мог идти с той стороны, когда только что прошел в другом направлении? И пока все внимательно разглядывали этого Формалая, из ворот тюрьмы показался третий. Он двигался четким строевым шагом и командовал сам себе:
— Ать, два, три, в ногу! В ногу!
Увидев толпу, повернулся направо, приставил ногу и обратился:
— Говорят, что на моем троне сидит другой Формалай. Я на него нападу.
— Я его прогоню. Я настоящий Формалай. На-а-лево, — скомандовал он сам себе, повернулся. — Бе-е-гом! — и стал догонять второго Формалая.
— Держи его! Держи! — подзадорил огородник Терентий.
— Руками двигай! Руками! — подзуживал ткач Сидор.
Формалай-вояка поднажал и чуть не догнал танцора. Увидев погоню, танцор перешел на галоп и полетел вперед, расставив руки и высоко подбрасывая ноги. А из тюрьмы вышел еще один Формалай.
— Я царь! Я! — кричал он. — Я уничтожу моих врагов. — И бросился вдогонку за воякой.
Жители позабыли про все свои дела, они считали, сколько Формалаев пробежало мимо них. Кто-то даже предложил пари: кто первый добежит до дворца, Формалай-танцор или Формалай-вояка.
— Вояка, — спорил огородник.
— Нет, танцор, — не сдавался ткач Сидор.
— Откуда столько Формалаев? — недоумевал гончар Крынка.
А толстяк карусельщик, который от нечего делать тоже слушал о чем говорят, удивлялся:
— Откуда взялась такая прорва Формалаев? С ними совсем пропадешь: тому неси подарок, другому, третьему… Этак совсем разориться можно. Пойду спрошу соседа-лавочника, может быть, он что знает.
И только кузнец Игнат догадывался, что это дело рук мастера Трофима.
— Молодец Трофим! Смотри, Петрушка, что он сделал.
— Мой отец умный. Я всегда знал, что отец придумает что-нибудь очень интересное и очень нужное.
— И я тоже так говорила, — поддержала Аленка мальчика.
А правители тем временем все вылетали и вылетали из тюрьмы. Одни выкрикивали ругательства, другие звали на помощь, третьи молча пыхтели и отдувались, но все неслись ко дворцу. Мальчишки, перегоняя друг друга, мчались рядом с Формалаями.
— Ату их, Тузик! Возьми! — подзадорил кто-то собаку.
Тузику только этого и надо было. Он затявкал:
— Гав! Гав! — и вцепился отставшему в пятку. Тот брыкнул ногой. Собака испуганно взвизгнула и укусила за ногу другого Формалая. Не все ли равно, которого Формалая кусать, — они все одинаковые.
Наконец, все сорок шесть Формалаев выскочили из тюрьмы.
ТРОФИМ НА СВОБОДЕ
Когда мимо изумленных жителей пронесся последний, сорок шестой Формалай, все догадались, что это мастер Трофим напустил на царский трон такое необыкновенное воинство.
Куклы двинулись к тюрьме. Одни шли поблагодарить Трофима, другие — со своей нуждой да бедой. Впереди шагал Петрушка, который хотел поскорее увидеть отца. За ним трубочист Яша. Ему нужно было починить руку: он упал с крыши и повредил ее. Рослый каменщик собирался просить Трофима, чтоб зашил ему ладони. Они уже истерлись от долгой работы. Вместе с друзьями из деревни Матрешка несла к мастеру Трофиму Ваньку-Встаньку.
Она знала, что теперь Трофим не боится Формалая и, конечно, пришьет ему ноги. Тогда они и добрались до ворот тюрьмы. Матрешка поставила Ваньку-Встаньку перед воротами, и тот забарабанил:
— Эй, откройте. Пусть мастер пришьет мне ноги.
— Иди прочь! — выскочил из ворот стражник и толкнул Ваньку-Встаньку.
Тот упал, но тут же поднялся. — Царь не велел чинить кукол.
— Тьфу! Какие цари… Бегают по улице задрав голову, как петухи, — засмеялся Ванька-Встанька.
— Как ты смеешь ругать Формалая, — вскипел стражник и опять толкнул крестьянина.
— Не старайся, родимый, — нараспев насмешливо сказала Матрешка. — Ванька-Встанька всегда поднимается. Уж я-то знаю. Тебе его не осилить.
Кругом засмеялись.
— Взять их! — рявкнул стражник и указал на крестьян. — Бросить в тюрьму.
Два стражника бросились к Ваньке-Встаньке и Матрешке.
— Сейчас мы сами придем, — обрадовались крестьяне.
Матрешка позвала на помощь своих послушных дочерей. Вместе с матерью они подхватили Ваньку-Встаньку и понесли к Трофиму.
— Я тоже ругал царя. Меня тоже в тюрьму! — закричал Петрушка.
Стражники швырнули Петрушку за ворота.
— Меня тоже! — загудел сапожник.
— Меня… — бушевал каменщик.
— И меня! И меня! — подхватили куклы.
Толпа навалилась на ворота, они распахнулись, и куклы попасти к мастеру Трофиму. Все вместе жители сняли с мастера тяжелые цепи, и он тотчас же принялся за работу. Вначале он пришил ноги Ваньке-Встаньке.
— Я очень виноват перед тобой, — сказал мастер инвалиду, — что я тогда отказался тебя починить.
— Я не сержусь, — ответил Ванька-Встанька. — Мы все тогда служили Формалаю и очень боялись его.
— Я тоже боялся, — продолжал Трофим, — и выполнял все его приказы, а теперь мне никто не страшен. Я теперь буду работать для моих друзей. Материала у меня много. Хватит на всех. — И мастер Трофим пришил новую руку трубочисту Яше, скроил новые ладони каменщику, а потом приказал, чтобы взяли нитки, сукно, вату и картон и несли это на свалку. Мастер Трофим хотел починить тех, кого Формалай выбросил из жизни.
НА СВАЛКЕ
Не только толпа ткачей, гончаров, зеленщиков наблюдала бег Формалаев.
Не очень далеко от них, всего через три улицы, стояла другая группа жителей кукольного государства. Конечно, она не была такой многочисленной, как первая. Здесь стояли помощники короля. Так же как жестянщики и ткачи, они не могли оторвать глаз от участников состязания. «А для меня хорошо это или плохо, что будет много правителей?» — раздумывал каждый из них и не мог найти правильного ответа. У генерала даже голова начала пухнуть.
Первым сообразил судья.
— Копилка, — обратился он к более умному своему спутнику, — а ведь это плохо. Когда правит один государь, власть крепче. Значит, нам легче собирать налоги, легче обманывать разный мелкий люд. А если будет сорок шесть Формалаев, они передерутся, и нашей власти придет конец.
— Верно ты говоришь. Верно, — поддержал Копилка.
— А ты, генерал, как думаешь?
— Я не могу думать. У меня голова пухнет.
— Надо спасать нашего настоящего Формалая, — убеждал судья. — Вы согласны?
— Согласны. А как?
Все трое замолчали, только и было слышно, как генерал считал про себя: «Раз, два, три». Он опасался, что если совсем не будет занят, в голову полезут всякие мысли, и она лопнет. Потом Атьдва увлекся по-настоящему, шагнул, вскинув ногу выше пояса. Ударил носком сапога на колесиках в стену свалки.
— Свалка, — машинально проговорил он. — Скольких солдат за свою жизнь отправил я на свалку, не сосчитаешь.
