Мария Прилежаева - Жизнь Ленина
Ильичи сняли комнатёнку у одного сапожника. Окошко выходило во двор, там была колбасная фабрика. Тяжёлый, жирный запах стоял во дворе, приходилось весь день держать окошко закрытым. Но Владимиру Ильичу нравилось жить у сапожника. Сапожник был революционно настроен и вообще хороший был человек.
Владимир Ильич до вечера пропадал в библиотеке. Прибежит домой пообедать - и снова за работу.
Узкий тротуар под каштанами вёл к библиотеке. Круглый год четыре раза в день шагал Владимир Ильич под каштанами, мимо ратуши с башенкой, древнего собора, старых домов. На стенах домов написаны изображения разных ремёсел: часовщик чинит часы величиною с колесо или башмачник шьёт башмаки по ноге великану.
А недалеко прелестное переменчивое Цюрихское озеро. Разбушуются сердитые волны, озеро с громом бьётся о набережную, тогда не подступись. Утихнет, засинеет, засияет на солнце - и не оторвёшь глаз, не наглядишься! Владимир Ильич восхищался швейцарской природой. Но как тосковал он о родине! Всё сильнее тосковал о России.
Однажды после обеда Владимир Ильич только собрался в обычный путь - в библиотеку, в дверь застучали. Громко, резко. Вошёл знакомый эмигрант. Не вошел, а ворвался. На лице и испуг и восторг:
- Слышали? Нет? Не слыхали? В России революция.
Владимир Ильич схватил шляпу. Надежда Константиновна пальто надевала на ходу. Помчались к озеру. Озеро всё серебрилось и сияло на солнце. Белые лебеди, горделиво выгнув шеи, плавно плыли по озеру.
Владимир Ильич подбежал к навесу. Здесь, на берегу озера, под навесом, всегда вывешивались свежие газеты.
Владимир Ильич жадно читал телеграммы в газетах. 1917 год. Февраль. В России революция.
- Наконец! - воскликнул Владимир Ильич.
Он был тесно связан с Россией, руководил нарастающей революционной борьбой, знал, что революция близка. И всё же весть, прилетевшая с родины, взволновала необычайно.
Нет сомнений: дома совершается что-то огромное. Скорее на родину! Нельзя дольше здесь оставаться. Скорее в Россию! Вся его жизнь была отдана тому, что там сейчас совершается. Весь его труд! "Союз борьбы за освобождение рабочего класса", газета "Искра", партия - всё звало к свержению царизма.
Но как уехать? Продолжалась война. Английские и французские власти не желали кончать войну. А большевики агитировали против войны. Все пути из Швейцарии в Россию были в руках английских и французских властей. Разве они пропустят большевиков в Россию?
Владимир Ильич потерял покой. Перестал спать. Похудел. Глаза ввалились, горели упрямым огнём.
Наконец после долгих хлопот и тревог пришло разрешение. Швейцарские товарищи выхлопотали для русских революционеров-эмигрантов пропуска домой.
Поезд отходил через два часа. Ни одной лишней минуты не хотел жить Владимир Ильич на чужбине. За два часа собраться? Уложить вещи, сдать в библиотеку книги, расплатиться с хозяевами? Бегом, бегом. Успели. Через два часа выезжали из Цюриха в Берн. Из Берна домой. Тридцать русских эмигрантов вместе с Лениным возвращались в Россию.
"Спасибо за доброту и приют!" - послал Ленин прощальное письмо швейцарским товарищам.
А поезд шёл. Громыхали колёса. Мчались мимо ослепительные озёра и величественные горы Швейцарии. Потом потянулись аккуратные немецкие города и поля.
Пересекли Германию, глазам открылось Балтийское море. По усеянному минами Балтийскому морю на грузовом пароходе добирались до Швеции. Оттуда в Финляндию. Долгая, опасная дорога! Но вот скоро и Петроград.
В окно виднелся низкорослый лесок из тонкоствольных сосен и елей. Белел недотаявший снег. Чёрными лужами разлились торфяные болота, уставленные мшистыми кочками. Был поздний вечер, наступала ночь.
- Ночью в Петроград приедем, спят, наверное, все, - сказала Надежда Константиновна.
В тусклом свете фонарей неясно выступили громады каменных зданий. Склады, депо... Поезд замедлил ход, приближаясь к Финляндскому вокзалу. Мощный паровозный гудок разорвал ночное безмолвие. Поезд подходил к перрону. Шумно дышал паровоз... Но что это? На перроне играли "Марсельезу".
- На караул! - донеслась команда.
Перрон был битком набит народом. Рабочие. Отряды Красной гвардии. Как вылитые из бронзы, плечом к плечу, кронштадтские матросы.
- На караул!
Всё замерло, стихло. Красногвардейцы, матросы взяли на караул.
Ленин вышел на площадку вагона. Он был потрясён этой встречей.
- Товарищи!..
- Да здравствует Ленин! Долой войну! Да здравствует революция! загремело в ответ.
Там, за вокзалом, на площади тысячи голосов подхватили. Море людей на площади. Как языки пламени, пылали освещённые прожекторами знамёна. Человек кинулся к Ленину. Ученик из школы Лонжюмо. Через шесть лет повстречались на родине.
- Владимир Ильич, приветствую вас от имени большевиков Петрограда.
У вокзала стоял броневик. Башня была неподвижна, пулеметы молчали. Броневик тоже встречал вождя партии и рабочего класса. Рабочие и солдаты подняли Ленина на броневик. Руки дружески тянулись к нему. Улыбались глаза. Светились истомлённые лица.
Ленину хотелось обнять их всех, родных рабочих людей, измученных войной и разрухой.
- Товарищи! - сказал Ленин. - Вы сделали революцию, свергли царя. Но власть захватили капиталисты и хотят править нами. А нам нужна власть трудящихся. Восьмичасовой рабочий день нужен нам. Земля крестьянам. Хлеб голодным. Мир народу. Социалистическая революция нам нужна!
- Ура! Да здравствует Ленин! - кричала площадь.
Как будто не ночь была, а радостное, весеннее утро.
Броневик тронулся. Торжественно тронулся броневик. Ленин возвратился домой навсегда.
РАССТАННАЯ УЛИЦА
Владимир Ильич приподнял голову от подушки. Огляделся с улыбкой. Чистенькая скромная комната со светлыми обоями.
Небольшой письменный стол. На столе газеты. Цветочный горшок на окне. В углу кресло, обитое тёмно-красным вышитым шёлком.
"Где я? Снится мне?"
Нет, Владимиру Ильичу не снилось. Он был у сестры Анны Ильиничны и её мужа Марка Тимофеевича Елизарова, на их петроградской квартире.
В памяти вспыхнул весь вчерашний день, полный счастья и удивительных встреч! С вокзала броневик повёз Владимира Ильича в бывший дворец балерины Кшесинской, фаворитки царя Николая II. Теперь там располагались Центральный Комитет и городской комитет партии большевиков.
Медленно двигался броневик прямыми, стройными петроградскими улицами.
Была поздняя ночь, но во многих окнах горел свет. На улицах толпился народ.
- Ленин! - кричали люди.
Броневик останавливался. Владимир Ильич видел, как народ ждёт его слов.
Он старался просто и ясно говорить о социалистической революции, нашей, рабочей. Сердце его полно было пламенных слов.
А рабочие всё прибывали.
Сотни людей окружили дворец Кшесинской, недалеко от Невы и Петропавловской крепости.
- Пусть Ленин выйдет! Пусть Ленин скажет! Да здравствует Ленин!
Владимир Ильич несколько раз выходил на балкон. Если бы не ночь, с балкона был бы виден позолоченный шпиль Петропавловской крепости и тяжёлые неприступные стены. Много лучших светлых людей загублено в её казематах, сырых и ледяных, как колодцы! Ты не страшна нам больше, проклятая крепость. Не грозись, не пугай.
"Старое не вернётся, - говорил Владимир Ильич. - Вперёд, товарищи! Да здравствует социалистическая революция!"
Во дворце собрались большевики со всего Петрограда. Не расходились. Не отпускали Ленина. Необыкновенная была эта ночь!
Только утром, в пять часов, Владимир Ильич с Надеждой Константиновной, усталые и счастливые, добрались домой. Наконец-то на родине. Сколько всего пережито! Великий в жизни России произошёл перелом...
От волнений, переживаний Владимир Ильич почти не спал. Может, какой-нибудь час.
Тихо в квартире, ни звука.
Квартира похожа на плывущий корабль. Так подумал Владимир Ильич, бесшумно идя вдоль коридора. По сторонам комнаты, будто каюты. В конце треугольная столовая и треугольник балкончика, как нос корабля. В столовой пианино. Во всех квартирах Ульяновых всегда бывало пианино, всегда была музыка.
Владимир Ильич взял ноты. Мамины ноты. Семь месяцев не дожила мама до этого дня. И Надина мама не дожила.
Владимир Ильич с грустью оглядывал комнату, похожую на нос корабля. В этой качалке мама сидела с книжкой, куталась в шаль. Старенькая, было ей зябко, и вечно болела душа за детей. Кто-то в ссылке. Кто-то в тюрьме. Мамочка! В какие только тюрьмы не носила ты передачи! Петербургскую, московскую, киевскую, саратовскую... По каким городам не мотала тебя судьба! Митя выслан в Подольск. Ты в Подольске. Маняшу выслали в Вологду. Без жалобы, без слова упрёка, немедля начинаешь собирать чемодан, и поезд увозит тебя в незнакомую Вологду. А дальше где будет твой дом? Где надо детям.
Владимир Ильич положил ноты на пианино и тихо вернулся в комнату, в которой сестра поселила их с Надей. Раньше здесь жила мама. Последнее мамино жильё. Мамино тёмно-красное кресло. Вышила своими руками: разбросала по шёлку цветы... Мама! Хоть на мгновение увидать бы тебя, поцеловать твои нежные, терпеливые, твои материнские руки!
