Радий Погодин - Возраст выносливых и терпеливых
- Ну, хотя бы оттаскать за уши?
- Не надо...
Докторша выпрямилась.
- Тётя Саша, следующего, - сказала она. - А этого вон. Гоните.
Над Вандербулем нависла грозная санитарка. Она прижимала голые локти к могучим бокам.
Вандербуль отскочил к двери. И вдруг всхлипнул, и вдруг заорал:
- Это не по-советски! Мне нужно зуб рвать!
Герои смущённо кашляли где-то рядом.
Вандербуль вылетел в коридор. Санитарка поправила закатанные выше локтей рукава.
- Чтоб медицина здоровые зубы рвала? Иль здесь живодёрня?
- А если я очень хочу? Мне очень нужно.
- Иди хоти в другом месте. Следующий.
В кабинет влетела девица, с распухшей щекой.
Очередь поглядывала на Вандербуля с недоумением. Молчаливые заговорили:
- Тут сидишь, понимаешь. Время в обрез.
- Видно, драть некому.
- А ещё пионер.
Вокруг плакаты. На одном - человек со зубной щёткой. Мужественно красивый. Толстые буквы вокруг него кричат басом: "Берегите зубы!" Мужественный человек улыбается белой улыбкой. Он берёг свои зубы с детства.
На лестнице Вандербуля догнал старик.
- Слушай, хлопец, постой. Поздоровкаемся.
Старик посадил Вандербуля на скамейку. Вандербуль отвернулся.
- Ух же какой ты сердитый! К чему бы тебе здоровый зуб рвать?
- Для боли.
Старик обмяк, рассмеявшись. Смеялся он хрипло, и голос у него был хриплый, глухой. Звуки, наверно, застревали в густой бороде, теряли силу.
- А вы не смейтесь! - выкрикнул Вандербуль. - Сами не понимаете, а смеётесь.
- Чего же ж не понимать? Хоть и больная зубная боль, да не дюже смертельная. - Смех скатывался со стариковой бороды, тёк по пиджаку, словно крупные капли дождя.
Вандербуль разозлился.
- А сами боитесь! - закричал он. - Стоите у двери.
Старик продолжал смеяться.
- Я же ж не боюсь. Я опасаюсь. Мне докторша тот зуб дёрнет, а я её крепким словом. Мне же ж неудобно. Вон какая культура вокруг. И докторша не виноватая, что у меня зуб сгнил.
- Кто вам поверит? - сказал Вандербуль. - Просто трусите и сказать не хотите.
Смех ушёл из глаз старика.
- Худо, когда не поверят. - И добавил: - А боль от зуба обыкновенная.
Дверь в кабинет отворилась. В коридор вышла заплаканная девица, с распухшей щекой. Медленно, со ступеньки на ступеньку, двинулась вниз.
- Очередь! - крикнула санитарка.
С белого дивана поднялся угрюмый мужчина. Старик сказал ему грустно:
- Я извиняюсь. Я теперь сам войду. Вы уж будьте настолько любезны, посидите ещё чуток.
* * *
Вандербуль позвонил своему товарищу Геньке. Генька распахнул дверь и потащил Вандербуля по тёмному коридору.
- Хочешь, я тебе электрический граммофон заведу? - сказал в комнате. - Серьёзная музыка успокаивает нервы.
Вандербуль посмотрел на него пустыми глазами.
- Не нужно. Меня из больницы прогнали.
Генька остановился с пластинкой в руке.
- Жалко.
Генька всё знал про боль. И никто не видел, как он плачет.
Сейчас он стоял перед Вандербулем, рассматривал граммофонную пластинку, словно она разбилась. Вандербуль тоже смотрел на эту пластинку, переминался с ноги на ногу. Генька вытер пластинку рукавом, поставил её в проигрыватель. В динамике загремели трубы, заверещали скрипки, рояль сыпал звуки, словно падала из шкафа посуда. Музыка была очень громкая, очень победная.
- Что делать? - спросил Генька тихо.
Вандербуль уже знал: нужно сделать такое, чтобы люди пооткрывали рты от восхищения и чтобы смотрели на тебя, как на чудо.
* * *
- Позовём ребят, - сказал Вандербуль.
Пришли Лёшка Хвальба, Шурик Простокваша, девчонка Люциндра. Сидели на кухне.
- Я опущу руку в кипящую воду, - сказал Вандербуль. - Кто будет считать до пяти?
У Лёшки обвисли уши. Люциндра вцепилась пальцами в табурет. Шурик проглотил слюну:
- Ты опустишь?
- Я.
Шурик забормотал быстро-быстро:
- Давай лучше завтра. Завтра суббота.
Генька, ни на кого не глядя, зажёг газ. Поставил на огонь кастрюлю с водой.
- Я буду считать, - медленно сказал Лёшка Хвальба.
Он встал, прислонился к стене, прилип к ней, как переводная картинка.
- Если человек хочет, пускай хоть застрелится.
Люциндра и Генька переглянулись и побледнели.
- Нетушки, - прошептала Люциндра.
Она повернулась к Лёшке, сказала со злостью:
- А ты молчи, молчи! Я сама буду считать. - И спрятала под табурет исцарапанные лодыжки.
- Считай. - Лёшка плюнул на чистый линолеум. - Только вслух.
Огонь под кастрюлей был похож на голубую ромашку. На дрожащих её концах переходил в малиновый с мгновенными ярко-красными искрами.
Вандербуль пытался представить себе героев, с улыбкой идущих на казнь. Великие герои окаменели, как памятники, занесённые снегом.
Донышко и стены кастрюли обросли пузырями. Мелкие, блестящие пузыри налипли на алюминий, словно вылезли из всех его металлических пор. Несколько пузырьков оторвались, полетели кверху и растворились, не дойдя до поверхности. Потом вдруг все пузыри дрогнули, стремительно ринулись вверх. На самом дне вода уплотнилась, заблестела серым свинцовым блеском, поднялась мягким ударом и закрутилась, сотрясая кастрюлю.
- Ты кого-нибудь ругай на чём свет стоит, - научил его Генька. Тогда не так больно.
В кухне было тихо и очень безмолвно. Только клокотала вода, беспощадно горячая.
- Закипела, - прошептал Шурик.
Лёшка сказал, отступая от стены:
- Ну, давай.
Люциндра захлопнула рот дрожащей ладонью.
"Кого бы ругать? - подумал про себя Вандербуль. - Может быть, генерала Франко? Франко дурак. Фашист. Ну да, дурак, подлец и мерзавец!" Перед ним всплыла фигурка, похожая на котёнка в пилотке. Лохматенькое существо скалило рот. Оно было смешным и жалким.
Вандербуль засучил рукава, посмотрел на ребят, онемевших от любопытства. Взял свою левую руку правой рукой, словно боялся, что она испугается.
"Франко, ты дурак! Беззубый убийца. Всё равно всем вам будет конец!"
Сунул руку в кипящую воду.
"Фра-а-а!!!" - закричало у него внутри. Он забыл сразу все слова и проклятия. Мохнатенькое существо оскалилось ещё шире и пропало в красных кругах. Боль ударила ему в локоть, ринулась в ноги. В голову. Боль переполнила Вандербуля. Вышла наружу.
"Ба-ба-ба..." - стучало у Вандербуля в висках. Он отчётливо слышал, как ребята перестали дышать, как громыхает в кастрюле вода, как жалобно трётся о форточку занавеска. Как Люциндра считает с пулемётной скоростью, почти кричит:
- Раздватричетырепять!
Он выхватил руку из кастрюли. Шагнул к раковине. Генька уже открыл кран. Под холодной струёй боль опала. Ноги перестали дрожать.
"Может быть, зря, - медленно думалось Вандербулю, - может быть, я останусь теперь без руки". Но это его не пугало.
Рука набухала на глазах. Пальцы растопырились в разные стороны.
Люциндра заплакала. Лёшка Хвальба то открывал, то закрывал рот, словно жевал что-то горькое.
Шурик Простокваша подошёл к кастрюле, уставился в бурлящую воду. Поднял руку...
Генька оттолкнул его и выключил газ.
* * *
В больнице Люциндра кричала охрипшим голосом:
- Нам нужно без очереди! Несчастный случай случился.
Мальчишки почтительно мялись за Вандербулем. Рука у него обмотана полотенцем. Боль ударяет в локоть толчками, жжёт плечо, кривит шею.
Вандербулю было спокойно, словно свалилась с него большая забота, словно он победил врага беспощадно могучей силы.
Люди провожают его взглядами, в которых сочувствие и сострадание. А он улыбается. И сострадание переходит в обиженный шёпот;
- И чего улыбается? Может, ему руку отнимут...
А он улыбается.
Доктор - молодой парень - постучал карандашом по губе, попросил санитарку выйти и тогда спросил:
- Сколько держал в кипятке?
- Не знаю. Люциндра считала до пяти. Только быстро, по-моему.
- По-твоему...
Доктор заложил руки назад и заходил по кабинету.
- Ух, - говорил доктор, сжимая за спиной чистые-чистые пальцы. Глупость всё это.
"Хорошее дело быть доктором, - думал Вандербуль. - Доктору нужно всё понимать". Он улыбнулся врачу, и тот нахмурился ещё больше: наверно, застеснялся своего несолидного вида.
- Очень было больно?
- Как следует.
- Не орал, конечно.
Доктор осторожно обмыл руку жидкостью, подумал и наложил повязку.
- Без повязки лучше. Повязку я для твоей мамы делаю. Приходи, сказал доктор.
- Спасибо, приду, - сказал Вандербуль. - А как вас зовут?
Доктор опять рассердился.
- Я тебя не в гости зову. В гости ко мне хорошие дети ходят.
Вандербуль засмеялся. Доктор покраснел и добавил, не умея сдержать досаду:
- Будешь ходить на лечение и на перевязку. Герой.
"Я бы к вам даже в гости пришёл, - подумал Вандербуль, глядя, как доктор пишет в карточку свои медицинские фразы. - Конечно, доктора должны уметь и кричать, и ругаться, но так, чтобы от этого становилось легче больным и раненым людям".
