Эдвард Лир - Веселый космос Эдварда Лира
Скажет: "Вот он идет!
Там, по холодным полуночным росам
Донг идет со светящимся Носом.
Идет!
Он идет!
Донг со светящимся Носом!"
ПРО КОМАРА И МУХАЧА
Однажды Дэдди Длинноног
в костюме голубом
попрал ногой морской песок
у кромки пенных волн.
И там, по камушкам скача
ветру на продувном,
он встретил Хлопа Мухача
в камзоле золотом.
Вина пригубили слегка,
и в ожидании, пока
дадут к обеду третий гонг,
сыграли в пинг, а также в понг.
И говорит сэр Длинноног
красавцу-Мухачу:
- Вы не летите во дворец!
Причин я знать хочу.
Вы так изящны, так важны,
так подходящи для!
И, сэр, вы попросту ДОЛЖНЫ
уважить Короля!
Он в красной мантии сидит,
на Королеву всё глядит.
Там солнце тает в хрустале,
и мед янтарный на столе.
- Ах, мистер Дэдди Длинноног,
вздыхает Хлоп Мухач.
Да, не лечу я во дворец.
Я не лечу, хоть плач.
Будь у меня шесть длинных ног
как ваши, мистер Дэд,
я б во дворец явиться мог.
Но с этими - о нет!
Ведь Королева с Королем
(они так смотрятся вдвоем!)
боюсь, воскликнут: "Эй, Це-Це!
Тебе не место во дворце!"
Ах, лучше, мистер Длинноног,
продолжил мистер Хлоп,
сонетов спойте мне венок
или хотя бы сноп.
У вас и голос был, и слух
чудовищно хорош,
и песни - легкие, как пух,
приятней не найдешь.
На звук серебряной струны
креветки выйдут из волны,
и раки спляшут наобум
под сладкозвучный "зум-ди-зум".
- Ах, - молвил Дэдди Длинноног,
Простите, сэр, но - нет!
Мне нелегко поведать вам
постыдный мой секрет.
Давно я песен не пою.
Давно... Тому виной
все шесть моих несчастных ног
с их каверзной длиной.
Их шесть, а кажется - шестьсот:
на грудь мне давят и живот!
Ни "зум-ди-зум", ни слабый звон
из этих уст не выйдет вон.
Сел мистер Дэдди Длинноног
поближе к Мухачу,
и протянув ему платок,
похлопал по плечу.
- Мы так немыслимо и не
простительно смешны!
Вам ноги коротки, а мне
мучительно длинны.
Вам путь заказан во дворец,
а я без голоса певец.
Покуда ждали мы обед,
открылось нам, что счастья нет.
Мы так отчаянно бедны!
- Бедны, - сказал Мухач.
И моря пенные холмы
сотряс их горький плач.
И ялик маленький нашли
(бывают чудеса!),
и серо-красные вдали
подняли паруса.
И переплыли океан,
чтобы в стране Кромбулиан
до склона лет и даже дней
играть в бол-фут и бол-волей.
ПРО УТОЧКУ И КЕНГУРУ
Сказала Утка Кенгуру:
- Какая грация в прыжках!
Вы над полями поутру
взлетали - эх! - как мячик - ах!
О, скука жизни водяной:
ныряй, болванчик заводной...
А мне бы в небо, на ветру
нырять как вы, мой Кенгуру!
Меня бы взять да унести,
я здесь засохну на корню.
Сидеть я буду тихо-ти,
я даже "кря" не пророню.
Мы перепрыгнем Джем Бо Ли,
и - отрываясь от земли
вспорхнем над морем Фрути Фру,
сказала Утка Кенгуру.
Ответил Утке Кенгуру:
- Я слышал, птица на спине
залог удачи. Но, мой друг,
живет сомнение во мне:
принять на спину духом слаб
я пару мокрых птичьих лап.
Они сулят жестокий ревматизм,
- напомнил Кенгуру.
Сказала Утка: - Для больных
полезней утки средства нет.
Четыре пары шерстяных
купила я носков и плед.
И сто сигар из Лам Ди Блю:
люблю дымить... и вас люблю.
Вы тоже... курите? - Ку-ру,
ответил скромно Кенгуру.
Простите глупый мой каприз.
Пожалуй, хватит этих ста.
Но для баланса сядьте, мисс,
на самый краешек хвоста.
И - скок-поскок - вокруг земли
почти три раза обошли.
И пела Утка на ветру:
- Спаси-спасибо, Кенгуру!!!
ДВА СТАРИЧКА-ХОЛОСТЯЧКА
Два старичка-холостячка гуляли во дворе.
Один поймал Горячий Блин, другой - Мыша в норе.
Тот, что с Блином, сказал тому, который нес Мыша:
- Что ж, на ловца и зверь бежит. Но в доме ни гроша.
И если выжатый лимон за пищу не считать,
То нынче, видно, натощак придется почивать.
А без питания начнем терять удельный вес,
Потом - зубов, бровей и век останемся мы без.
Второй, что был с Мышом, сказал: - А знаешь что, сосед,
Я вот из этого Мыша сварганю нам обед.
Тут важно, чем фаршировать, а дальше - ловкость рук.
В начинку Гречка мне нужна и Лук. Обычный Лук.
И старички-холостячки примчались на базар,
Просить немного Гречки в долг, но весь базар сказал:
"Возьмите Лук - отменный Лук. Возьмите даже два.
Но Греки в поле не растут, как сорная трава".
Потом базар поразмышлял и молвил: "Впрочем, стоп.
На дальнем северном холме одна из горных троп
Ведет к вершине, в облака, там, средь обломков скал
Один премудрый Грек сидит, философ и нахал.
Он день и ночь не спит, не ест, читает некий труд.
Хватайте умника - любой вас оправдает суд!
Хватайте смело за носки - и волочите вниз,
Потом рубите на куски - как можно мельче, please!
Потом колечками лучок изящно накрошить...
Начинка выйдет высший сорт! Наверно... Может быть".
Холостяки пустились в путь секунды две спустя,
И на ближайший дальний холм вскарабкались пыхтя.
И там, среди скалистых круч, под реденьким кустом
Скрывался Грек и по складам читал гигантский том.
- Ага! - вскричали старички, - Теперь вы пленник наш.
Довольно книжки-то читать. Пожалуйте на фарш!
Он бровью греческой повел и поднял тихий взгляд,
И страшной книжищей махнул - не целясь, наугад.
Ох, как они летели вниз макушками вперед
в пучину, с дикой крутизны, через пустыню в брод,
по бездорожью - до дверей в пустой, холодный дом
Чтобы узнать, что Мыш бежал, поужинав Блином.
И в ночь ушли холостячки, покинув милый двор.
И больше в городе о них не слышали с тех пор.
МИСТЕР ВОРОБЕЙ И МИССИС ВОРОБЬИХА
Мистер Чикки Воробей
был отцом пяти детей.
Он на веточке сидел,
на жену свою глядел.
Напевала Воробьиха
между делом, тихо-тихо:
"Из мурашек и жуков
напеку я пирожков.
Твикки викки викки ви,
викки бикки твикки ти.
Чикки бикки би!"
И сказала Воробьиха
нежно-нежно, тихо-тихо:
"Чикки, друг, меня как осы
жалят страшные вопросы:
Ты покашливал, не так ли?
Ты посапывал, не так ли?
Не застудишь ли ты ножки,
без кашне и без подстежки?
Чикки сикки викки ти!
Бикки викки тикки пи!
Чикки чиппи ви!
Дело, милый, не в годах.
Дело, милый, в холодах.
Стали ночи больно зябки,
чтоб разгуливать без шапки."
Мистер Чикки Воробей
отвечал жене своей:
"Как добра ты! Как нежна ты!
Как щедра ты! Как нужна ты!
Виччи виччи виччи ви!
Твиччи виччи виччи би!
Тикки тикки ти!
Но подобные печали
и меня одолевали...
Я заметил: ты моргнула
и шесть раз подряд зевнула,
и перо твое упало,
и в траве навек пропало.
И подумал я, скорбя:
невралгия у тебя!
Виччи киччи киччи ви!
Спикки викки микки би!
Чиппи виппи чи!
Полетели на базар!
купим модный пеньюар,
купим пару теплых тапок
для твоих нежнейших лапок!
Я раскину над тобой
шарф небесно-голубой!
Если перышкам уютно,
жизнь мила ежеминутно!
Джикки викки бикки си!
Чикки бикки викки би!
Твикки виччи ви!
Оба в Лондон прилетели,
на Колонне* посидели,
и спустились на бульвар,
чтобы выбрать пеньюар,
шарфик нежно-голубой
и чепец, само собой,
пару тапочек под цвет
и велюровый берет.
Зикки викки микки би!!!
Виччи виччи миччи ки!
Сикки тикки ви!
"О-ля-ля! - вскричали дети.
Ма в чепце и Па в берете!"
Па и Ма сказали: "Детки,
на карнизе и на ветке
даже самым зимним днем
мы не охнем, не чихнем.
Хоть и птицы мы, а тоже
на людей теперь похожи!
Виччи виччи виччи ви!
Тикки микки бикки би!
Зикки сикки ти!"
* Колонна - построена в Лондоне в память о пожаре 1666 года
ЛИМЕРИКИ Эдварда Лира
Горевал человек в бороде
о своей неизбывной беде:
две совы, три щегла
и четыре орла
свили гнезда в его бороде.
На Камчатке один старичонка
собачонку пичкал печенкой,
и гулял неторопко
с этой жирненькой попкой
и с животиком вроде бочонка.
Как был мал старичок из Легорна!
Как любил он сушеные зерна!
Но сам был проглочен
прожорливым очень
щенком из того же Легорна.
Жил да был старичок в Термопалло.
Питался он как попало.
Он жарил сардинки
в дырявом ботинке
и с ложечки слизывал сало.
