Юрий Сотник - Петухи
Паша помолчал, размазывая кровь на подбородке тыльной стороной ладони, потом на коленях подполз к мальчишке.
- Слушай... это... Постой! Ты кто будешь-то? - спросил он чуть слышно.
- Ну, староста авиамодельного кружка, а дальше что?
- Дальше? - по-прежнему очень тихо сказал Паша. - Тебя, стало быть, Юрием зовут, Самохваловым, а я Паша Мочалин, в совете отряда который... Я здесь приветствие вам учил. Вот, гляди!
Подняв с песка свой листок, Паша протянул его мальчишке.
Стоя на коленях, тот пробежал несколько строк, потом рука его, державшая бумажку, бессильно опустилась. С минуту общественные деятели стояли на коленях, тупо глядя друг на друга.
Наконец староста авиамоделистов тихо сказал:
- Что же это мы с тобой наделали?
- Вот я ж про то и говорю: что мы наделали?
Мальчишки еще помолчали, потом Юра поднялся и стал натягивать на себя рубашку.
- Все! - вздохнул он. - Придется зайцем теперь добираться.
- Куда добираться? - спросил Паша.
- До города, вот куда. Все деньги у вожатого. У меня даже карманов нет.
Громко сопя, готовый снова расплакаться, Юра стал завязывать галстук.
- А ребята как? Они тебя искать будут, - заметил Паша.
- Ну и пусть ищут! - сквозь слезы воскликнул Юра. - А как я пойду к этим самым рожновцам, когда я ихнего члена совета отряда так разделал. Ты погляди на себя. Ты-то себя не видишь, а на тебя смотреть страшно.
Паша тоже стал одеваться.
- Юр! - вдруг сказал он. - А мы знаешь чего? Мы давай скажем, будто на тебя какие-то хулиганы напали и сломали модель, а я тебя выручить хотел, и это они меня так. Ладно?
- Безнадежно! - вздохнул староста.
- Чего безнадежно?
- Лицо у меня такое проклятое. Сколько раз пытался врать - все равно по нему узнают. - Он поднял с земли обломок фюзеляжа с моторчиком и пропеллером. - Проводи меня немножко, а?
- Ладно. Умоюсь вот.
Паша обмыл речной водой разбитые губы, и новые друзья двинулись с пляжа.
- Юр! А из-за чего мы подрались-то? Ты хоть помнишь?
- Из-за характера моего дурацкого. Вот... вот... вот, ну все бы отдал, чтобы чертов характер свой переменить! Ну что мне стоило повернуться да отойти! Дурак!
- Вот и у меня... У меня еще хуже характер. У меня совсем нет этой самой... сдержанности. Мне отец так и говорит: "Тебе с людьми трудно будет жить!" Ну что мне стоило? Ты бы меня спросил: "Теплая вода?" А я бы тебе ответил: "Да, теплая, только, будь такой любезный, отойди, пожалуйста, в сторону, я тут занимаюсь". Ты бы не отошел? Конечно, отошел бы, когда вежливо. Правда?
Дойдя до середины мостика, Юра приостановился:
- Мы давай берегом пойдем. По дороге не надо идти, а то там наших ребят можем встре...
Он не договорил, потому что где-то совсем близко грохнул барабан и не очень мелодично взревел горн.
Из-за высоких хлебов вышли попарно десятка полтора мальчиков и девочек в белых рубашках с красными галстуками и стали спускаться к мостику, где в ужасе оцепенели староста с оратором.
- Во! Юрка еще здесь! - Пионеры остановились на мостике, сбившись в кучу перед двумя мальчишками. - Ты что тут делаешь? Ты дороги не нашел? А это кто?
- Это? - Юра оглянулся на Пашу. - Это так... Это... ну просто... Это вообще... - пролепетал он.
Пятнадцать пар глаз уставились на Пашу. Все молчали. И, не в силах вынести этих взглядов, этого молчания, Паша облизнул разбитую губу, вытянул руки по швам и, сам не зная зачем, заговорил громким, отчаянным, срывающимся голосом:
- Дороги... Дорогие ребята! Мы, пионеры Рожновской школы, рады приветствовать... рады приветствовать вас в нашем родном колхозе... Мы... Дружба... будет способствовать... Потому что уверены... потому что мы...
Пионеры слушали очень внимательно, поглядывая то на заплывший глаз оратора, то на обломок серебристой модели в руке у Юры.
