Александр Монвиж-Монтвид - Юрий Гагарин
Ученики-ремесленники зарабатывали немного. Тем не менее, получив первую зарплату, мы с товарищами почувствовали себя едва ли не богачами и долго обсуждали, на что ее потратить. В разгар этих мечтаний я вспомнил о доме и решил половину полученных денег отправлять домой, в Гжатск. Стареющим родителям они были нужнее, а мне на скромную жизнь хватало оставшихся.
Лучших учеников Люберецкого ремесленного училища направляли учиться в Саратовский техникум. В их число попал и я. Начиналась новая страница в моей биографии…
Первые шаги в небо
Учиться в Саратове было гораздо труднее. К концу первого семестра на нашем курсе осталось чуть больше трети ребят, поступавших вместе со мной. Впрочем, мне по-прежнему удавалось оставаться отличником. Однажды преподаватель физики поручил мне сделать доклад о Константине Эдуардовиче Циолковском. Для этого пришлось прочитать немало его работ, и научных, и фантастических (их, скорее, можно назвать научно-популярными, потому что главное в них – не приключения героев, а описание эффектов ускорения, невесомости, пребывания на Луне и других планетах), и это чтение что-то перевернуло во мне. Я и раньше читал фантастику о полетах в космос, к другим планетам, но, изучив книги Циолковского, впервые почувствовал, что это – реально и, возможно, даже в самом ближайшем будущем.
© ИТАР-ТАСС
Спорт всегда привлекал меня. В Саратовском индустриальном техникуме я был капитаном нашей баскетбольной команды и всегда стоял первым. 1953 г.
Мои интересы по-прежнему были очень широкими: я занимался в литературно-драматическом кружке, участвовал в любительских спектаклях, часто ходил в оперный театр, играл на трубе. Не забывал и о спорте: даже умудрился стать капитаном баскетбольной команды, несмотря на то что не вышел ростом. Впоследствии небольшой рост помог мне осуществить главную мечту в жизни. Но не буду забегать вперед. Чтобы немного подзаработать, на лето я устроился физруком в детдомовский лагерь. Там было немало «трудных» ребят, к которым требовалось найти подход. Очевидно, у меня были педагогические способности, потому что в конце концов я сумел их увлечь спортом. И не только им. Каждый вечер мы пели песни, в основном, военные. Кроме того, я специально прочитал множество книг о войне, чтобы пересказывать ребятам наиболее интересные истории из них. После этой поездки я смог купить свой первый костюм (до этого всегда приходилось ходить в выдаваемой учащимся форме) и часы.
В Саратове был аэроклуб. В него принимали с четвертого курса техникума. Я записался туда сразу, как только это стало возможно. Когда я пришел в аэроклуб, то легкомысленно думал, что уже через несколько недель начну летать, но вскоре понял: для этого потребуется много месяцев упорной подготовки. В аэроклубе я впервые поднялся в небо, сначала как пассажир, а потом и как пилот, впервые прыгнул с парашютом.
Взлёт разрешаю
Случилось так, что во время моего первого самостоятельного полета на аэродроме присутствовал корреспондент местной газеты, в которой появилась моя фотография в летном шлеме и такое упоминание обо мне: «Сегодня учащийся индустриального техникума комсомолец Юрий Гагарин совершает свой первый самостоятельный полет. Юноша волнуется. Но движения его четки и уверенны. Перед полетом он тщательно осматривает кабину, проверяет приборы и только после этого выводит свой Як-18 на линию исполнительного старта. Гагарин поднимает правую руку, спрашивает разрешения на взлет. «Взлет разрешаю», – передает по радио руководитель полетов К. Ф. Пучик. В воздух одна за другой взмывают машины…» В тот день я понял, что на всю жизнь полюбил небо.
1956 год. Город Оренбург. Я стою на крыле самолета
© РИА-Новости
Учиться приходилось «в две тяги». Нужно было одновременно и писать дипломную работу, и изучать устройство самолета и премудрости управления им. Так что на сон оставалось всего несколько часов. Из-за постоянного недосыпа мне едва не пришлось распрощаться с аэроклубом. Перед сдачей диплома пришлось на время прервать авиационные занятия, и из-за нехватки летной практики у меня никак не получались некоторые маневры самолета. Я был на грани отчисления, но мой инструктор, Дмитрий Павлович Мартьянов, поручился за меня и уговорил начальника аэроклуба подняться в воздух вместе со мной, чтобы убедиться в моей пригодности к летному делу. Этот полет мне удалось провести безукоризненно, и я остался.
В кабине самолета учебно-тренировочного самолета Як-18, на котором я немало полетал в Саратовском аэроклубе. Он предназначался для первоначального обучения летчиков
© РИА-Новости
Техникум я окончил на отлично, с единственной четверкой по психологии, как я шутил, «для разнообразия». Теперь нужно было решать, что делать дальше: работать техником-литейщиком и одновременно учиться в институте на инженера или же связать свою жизнь с авиацией. Отец настаивал на том, чтобы я работал по специальности, гарантирующей стабильную жизнь в большом городе, – меня звали в Томск, где остро требовались литейщики, которым сразу выделяли хорошее жилье. Он полагал, что я слишком долго учусь, «протираю штаны», и пора, наконец, работать по-настоящему. Мечты же о полетах казались ему блажью. Но я выбрал небо. Когда подошел срок идти в армию, в военкомате я, как уже имеющий опыт полетов, попросился служить в авиацию и подал документы на поступление в Оренбургское авиационное училище.
Здесь я – курсант выпускного курса Первого Чкаловского Военно-авиационного училища им. К. Е. Ворошилова. 1957 г., г. Оренбург
© РИА-Новости
Служба в Оренбурге шла своим чередом: физическая и строевая подготовка, освоение новой техники, тренировочные полеты и учеба, учеба… Товарищи подшучивали над моей дотошностью. Но зубрилой я не был, а в овладении науками порой проявлял смекалку. Однажды произошел смешной случай: один из преподавателей учуял запах табачного дыма и, зайдя в аудиторию, обнаружил меня с агрегатом двигателя в одной руке и зажженной папиросой в другой. Оказалось, что таким образом я изучал топливный насос, в котором было насверлено множество каналов. Чтобы разобраться, куда они ведут, я пускал дым в разные отверстия, а потом смотрел, откуда он выходит.
Требовательный к себе, я многого требовал и от других. Когда меня назначили командиром взвода, такая позиция понравилась далеко не всем. Однажды ночью на меня даже напали несколько сослуживцев, чтобы «проучить», но своей позиции я не изменил и требований не снизил.
Один из моих тренировочных полетов едва не закончился катастрофой. Мой самолет столкнулся в воздухе с птицей и был немного поврежден, но я сумел выровнять ставшую непослушной машину и посадить ее.
Весна 1957 года. Старший сержант Юрий Гагарин и Валентина Горячееа. Здесь мы еще жених и невеста. Свадьба состоялась только через два года, после окончания училища
© ИТАР-ТАСС
Когда окончился срок армейской службы, я едва не покинул училище. Меня очень беспокоило, что, имея хорошую, достойно оплачиваемую специальность, я, вместо того чтобы работать и помогать родителям, продолжаю учиться. Но товарищи по училищу и моя невеста, Валя, уговорили меня не оставлять своей мечты и доучиться. С Валей мы познакомились в Оренбурге, дружили все время моей учебы, а сразу по окончании училища сыграли свадьбу. На один из моих дней рождения она подарила мне альбом с надписью: «Юра, помни, что кузнецы нашего счастья – это мы сами. Перед судьбой не склоняй головы. Помни, что ожидание – это большое искусство. Храни это чувство до самой счастливой минуты». Эти слова, оказавшиеся пророческими, поддерживали меня, когда приходилось особенно трудно.
За Полярным кругом
Окончив летное училище с отличием, я мог выбирать место службы. Можно было поехать на теплую Украину или остаться инструктором в Оренбурге, поближе к Валиным родителям. Но я решил отправиться служить в авиацию Северного флота, за Полярный круг, где полгода царит полярная ночь. Почему я сделал такой выбор? Наверное, потому, что всегда стремился туда, где труднее, где нужно преодолевать вызовы, испытывать свои силы. Служба проходила на военно-воздушной базе Луостари, на севере Мурманской области.
Летать в условиях Крайнего Севера – особое искусство. Резкие изменения погоды, метели для неопытного летчика могут окончиться бедой. Поэтому долгое время курсантов оставляли на земле, пока мы не привыкнем к этим суровым условиям. Это ожидание было едва ли самым тяжелым в моей службе. Много раз я просил разрешения поскорее подняться в воздух, но приходилось терпеть, пока мне, наконец, не позволили первый северный полет в простых метеоусловиях.
