Борис Карлов - Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе
Аккуратно переписав, несколько раз перепроверили ошибки. До конца урока оставалось еще несколько минут.
— А чего бы ты попросил у золотой рыбки? — спросил Славик Подберезкин. Из своего сочинения он узнал много интересного.
Петя пожал плечами:
— Не знаю, как-то не думал. Хорошо бы не учиться, сразу стать большим и зарабатывать.
После этих слов Пете снова померещилась какая-то ерунда: будто вместо писателя Льва Толстого прямо из рамы на него смотрит весь увешанный звездами и орденами бровастый дядька. Генеральный секретарь, что-ли… Дядька состроил Пете одобрительную физиономию и показал оттопыренный кверху большой палец. Но и это видение моментально исчезло, а в раме снова занял свое место неподвижный классик.
«Говорят, что от чрезмерных умственных занятий можно свихнуться, — подумал Петя с беспокойством. — Наверное, нужно меньше читать по ночам.»
— Ты дурак, — рассуждал тем временем Славик Подберезкин. — Зачем тебе вообще работать, если рыбка может выполнить три желания? Старому дурню надо было попросить волшебную палочку.
— Писал бы сам, если такой умный.
— Вот за это я литературу не люблю, потому что пишут одно, а в жизни все по другому.
Прозвенел звонок, и ребята, выходя на класса, положили на учительский стол сочинения. На следующем уроке, предстояло испытать в действии прибор «ППШ» — Передатчик Подсказки Школьника.
— Огоньков.
Это произнес учитель математики и физики Андрей Иванович Архипов по прозвищу Архимед. До того он долго и зловеще, в полной тишине, водил кончиком ручки по журналу.
Дрожащими пальцами Петя вдавил как можно глубже в ухо шишечку наушника и вышел к доске.
— Знаешь что, Огоньков, — сказал вдруг Архимед, снимая очки, — Я не стану спрашивать тебя по теме, это было бы жестоко по отношению к классу. Я знаю, что ты хорошо усваиваешь гуманитарные предметы, поэтому задам вопрос наполовину из истории, наполовину из нашей программы за первое полугодие. Ответишь — выставлю за год тройку и никаких летних занятий. Согласен?
— Да.
— Вопрос такой. Легенда гласит: царь Гиерон заподозрил, что при изготовлении короны ювелир подмешал в золото серебро. Подтвердить свое подозрение он поручил Архимеду.
В классе заулыбались: вопрос детский, кто не знает про ванну и возглас «Эврика!».
— Огоньков Петр. Сформулируй нам основной закон гидростатики, который открыл Архимед, согласно легенде.
Петя тоже улыбнулся: он помнил и эту историю, и формулировку. «Всякое тело, погруженное в жидкость, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость».
Но что такое, о ужас! Едва он раскрыл рот, в его барабанную перепонку ударил шум и треск: «Прг…яст…склк…тесн… ксть…»
Петя схватился за ухо и поморщился: проклятый наушник атаковал его мозг пулеметными очередями, долбил зубной бормашиной и с треском пилил испорченой граммофонной пластинкой.
Но надо было что-то говорить, и под строгим, выжидающим взглядом учителя Петя беспомощно залепетал:
— Если это… тело засунуть в ванну… то есть это… не тело, а золотую корону… то есть…
Петя со страхом смотрел в класс на лица ребят. Глаза их пока еще выражали легкое недоумение, но кое-где уже послышались смешки. Славик Подберезкин весь взмок и, пригнувшись за последней партой, шептал в приборчик почти уже вслух.
— Погоди, погоди, — удивленно прервал Петю Андрей Иванович. — Что с тобой. Огоньков? У тебя с головой сегодня все в порядке?
— Что-то… немного в ухе стреляет…
— Садись. Лечи свое ухо. В понедельник снова поговорим.
Петя сел на место, освободился от проклятого приборчика и швырнул его на колени Славику. Тот схватил коробочку, раскрыл ее и быстро нашел неисправность.
— Тут ерунда, просто контакт отходит. Припаяю и все будет в порядке.
Петя сидел надувшийся и ничего не отвечал.
На последнем уроке, в довершение всех бед, в класс стремительно зашла Вера Павловна, которая преподавала русский и литературу, а также была классным руководителем пятого «А».
— Огоньков и Подберезкин, — она швырнула на стол сочинения, — как это называется?
— А что такое, Вера Павловна? — Славик поднялся из-за парты.
На этот раз ангельский взор не произвел должного впечатления. Учительница грозно сверкнула очками и шагнула вперед:
— Что такое? Это называется плагиат и мошенничество, вот что это такое. Известно тебе, Подберезкин, что такое плагиат?
Славик поднялся и, опустив глаза, пожал плечами.
— Если какой-нибудь лоботряс подписывает чужую работу своей фамилией — вот это и называется плагиат. Подсудное дело, между прочим. А ты, Огоньков, знаешь, что такое мошенничество?
Петя тоже поднялся и начал смотреть в парту.
— Знаю, — прошептал он чуть слышно.
— Отлично, значит этого мне не нужно объяснять. В понедельник оба придете в школу с родителями, будем говорить о ваших летних занятиях. Да, да, Подберезкин, не надо делать такие удивленные глаза, ты — по русскому языку и литературе; Огоньков — по математике и физике. Завтра я позвоню и сама договорюсь о встрече, вам верить нельзя.
— Вера Павловна! — испуганно воскликнул Славик. — Вера Павловна! Не надо звонить, не надо летних занятий, я исправлю, честное слово!
В этот момент Пете показалось, что на том месте, где сидел Славик, стоит большая тарелка о колыхающимся студнем. «Откуда студень?..» — подумал Петя и дернулся, чтобы убрать тарелку, потому что Славик уже садился, но тарелка исчезла, будто ее и не было.
Хлопнув дверью, учительница вышла из класса, а Петя напряженно потер руками виски. Нет, совершенно определенно, надо побольше гулять на свежем воздухе.
Невеселой была в этот день дорога из школы. Опустив головы, два друга еле-еле плелись по тротуару вдоль Лиговского проспекта.
— В воскресенье у меня морской бой. Она все испортит. — сказал Славик.
— Все испортит… — повторил Петя.
— Я четыре месяца готовился. Телевидение будет снимать, губернатор приедет… Это все-таки не сказки про золотую рыбку, это морокой бой.
— И вечный бой. Покой нам только снится.
— А летними занятиями пусть не пугает, у меня почти все пятерки. Пускай тупые летом учатся.
— Тупые летом учатся, — вздохнул Петя.
Славик понял, что совершил неловкость по отношению к приятелю.
— Погоди, я не тебя имел ввиду. Не все тупые, у кого двойки, — поспешил он исправиться.
— Ничего, все правильно. Как это… «некоторым умам нужно прощать их оригинальность».
Еле плетущихся друзей обогнала Маринка Корзинкина. Она лизала мороженое на палочке.
— Так вам и надо, будете летом заниматься, — сообщила она, обернувшись.
Славик попытался дать ей щелчка, но Корзинкина увернулась и убежала вперед.
— Жулики, хотели учительницу обмануть! — крикнула она с безопасного расстояния. — Теперь вам дома влетит, будете знать!
Некоторое время мальчики шли молча.
— Ты знаешь, — сказал Славик, — я у себя дома заблокирую телефон. Как будто никого нет, уехали на выходные. А после праздника, в понедельник, сам все расскажу родителям. Хочешь, я и твой заблокирую?
— У меня и так родителей не будет, они с самого утра поедут квартиры смотреть. И в воскресенье тоже уедут в гости до вечера. Буду заниматься, может еще как-нибудь успею исправить.
— Ладно, занимайся. Только про воскресенье не забудь, ты обещал.
— Посмотрим.
У Кузнечного переулка мальчики распрощались и разошлись.
2
Во дворе Петя увидел сидящую на скамейке Маринку Корзинкину. Окна их квартир выходили в пасмурный двор «колодец», и теперь она, пользуясь возможностью, подставляла лицо весеннему солнышку. Глаза у нее были закрыты.
Петя сел рядом и слегка кашлянул. Маринка даже не шелохнулась: наверное, она все-таки что-то видела через ресницы.
— Как ухо? — сказала она вдруг, когда Петя уже собрался уходить.
— Ухо?.. — растерялся Петя.
— Больше не болит? Не стреляет?
Петя наконец сообразил, в чем дело, и посмотрел на Корзинкину внимательно. Пожалуй, она была в курсе многого из того, что происходило за партой сзади. Когда поблизости не было Славика Подберезкина, которого Маринка почему-то недолюбливала, они разговаривали доброжелательно. При этом Маринка никогда не называла Петю просто по имени, а всегда придумывала для него какие-нибудь прозвища: Петручио, дон Педро, Пьеро, Питер Пен, герр Питер и даже мистер Питкин.
— Нет, ухо не болит, все в порядке, — Петя с замиранием сердца разглядывая профиль своей собеседницы. На уроках в школе он видел в основном только ее затылок.
