Евгений Пермяк - Фока - на все руки дока
- А, ваше царское преувеличество, я хоть и Пустая Голова, а закон могу подвести! Фока герб нашей державы обесчестил.
- Какой такой герб?
- Как же, ваше еси до небеси! На гербе у нас волк в короне овцу на загривке тащит. Овец волки приели, а волков Фока в чужие земли выгнал. Мы теперь царство с фальшивым гербом. У нас ни волков, ни овец. Что другие державы скажут?
- Боже ж ты мой! Да у тебя ума больше, чем у меня в закромах гороху. Готовь указ о казни. Вели палачу топор точить, урядникам - плаху на дворцовую площадь выкатывать. Завтра казнь.
Занялась заря. Поднялось солнышко, красное, ясное. Фоку на казнь ведут. Жена замертво лежит. Дети Фокины при живом отце сироты.
Высоко поднял палач топор. Взыграло Балдеево сердце. Рубанул по широкой жилистой шее топор палача... и согнулся.
- Что же это, царь? - спрашивает при всем народе Фока. - Твой топор мою голову не сечет.
А народ все знает - шумит, хохочет.
- Повесить его! В петле удавить! - велит Балдей.
Вкопали в землю висельный глаголь. Накинул палач петлю. Выбил палач из-под Фокиных ног березовый обрубок. Взвизгнули девки, заголосили бабы, завопили старухи. А веревка оборвалась.
- Что же это, царь? - говорит Фока. - Твоя веревка моего тела не выдерживает.
Белее снега сидит в царских носилках Балдей. Ржой покрылось лицо думного дьяка Пустая Голова. Присмирела дума.
- Утопить его! - кричит Балдей. - В реку кинуть. Ухмыльнулся на эти слова Фока да и молвил:
- Как можно утопить человека, когда за него народ стеной стоит!
Стали привязывать каменья к Фокиной шее те же люди, которые восковой топор палачу подсунули и прелую веревку подсудобили.
Привязали они ему на шею вместо камней крашеную сосновую кору, положили под рубаху надутые бычьи пузыри да и кинули в реку.
Опять взвизгнули бабы, заголосили старухи. А Фока на плаву из реки кричит царю:
- Что же, царь, твои камни не тонут, мешки с песком под моей рубахой меня ко дну не тянут?
Позеленел Балдей, почернел злой царь. Хотел было Обалдуев сын Фоку огнем казнить, да нутро у Балдея пламенем занялось, задымилось и сгорело.
Был царь - и нет царя.
Ликует народ. Поет народ. В колокола звонит. Тружеников прославляет. Фоку первым старостой называет.
Хорошо зажил Фока. В чести. Умом свою державу прославил и веселую сказку после себя оставил.
Эту! КАК САМОВАР ЗАПРЯГЛИ
Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал... У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошел. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону И ту перед дождем каркать выучил - погоду предсказывать.
Сидит как-то Фока Фокич - чай пьет. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.
- Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.
- Это еще что? - запыхтел-зафыркал ленивый Самовар. - С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.
- Оно верно, - говорит Фока Фокич. - Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.
Как услыхал это Самовар - вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгреб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.
Пристроил он колесо с хитрым рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой, работает.
Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:
- Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.
Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет - паром обварит.
- Вот ты как! - говорит Фока Фокич. - Погоди, я тебе работенку получше удумаю.
Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.
Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела. Приладил под него крепкие колеса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колеса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял пары и:
- Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай! Стал Самовар людей и поклажу возить - паровозом прозываться. А характером еще злее стал.
- Ну ладно, - говорит Фока Фокич. - Я тебе не такую работу удумаю.
Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.
Сказано - сделано. Трубу еще выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колеса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:
- Эй, не зевай, успевай! Рулем рули - куда надо правь.
Начал Самовар людей да товары за море возить - пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым. Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это все видела и мне пересказала. А я - вам.
