Ольга Черенцова - Изгой
На улице была теплынь. Лето у нас практически круглый год. Солнце здесь – это нечто. В других штатах оно висит себе лимоном в небе, умеренно греет. У нас же это сжигающий всё метеор. Пылающее, режущее глаза, оно било по переднему стеклу моего джипа, ослепляло. Перекрасив красный свет светофора в жёлтый, оно меня чуть не угробило. Повезло, что место было пустынное и к перекрёстку приближалась всего одна машина. Я проскочил прямо перед её носом. Водитель начал гудеть, как бешеный. Увидев, что он разворачивается, собираясь гнаться за мной, я поднажал и стремглав юркнул в подвернувшуюся улочку. Приметив впереди автомастерскую, быстренько подъехал и затесался среди машин на парковке. Вроде пронесло. Разъярённого водителя я нисколько не испугался, но стычка с ним смешала бы мои планы. Пришлось бы с ним объясняться, а ещё прикатили бы копы, отняли бы кучу времени. Внутри меня всё же слегка тряхануло – чудом избежал аварии!
Пока я сидел, пережидая, откуда-то вылез худющий крупный пёс с тусклой шерстью. Понурый и забитый, как изгнанный из стаи волк. Подойдя к моему джипу, он уставился на меня. Взгляд у него был страдальческий.
– Ты чего, брат, голоден? – приоткрыв дверцу, спросил я. Он наклонил голову набок. Кивнул! Я пошарил в рюкзаке, зная, что найду там завёрнутый в фольгу сэндвич. Несмотря на мои протесты, мать каждый день украдкой засовывала туда ланч. Беспокоилась, что мне не хватит обеда в школьной столовке и я совсем отощаю – вот как эта бедная псина. Сэндвич я нашёл. Разлепил два куска хлеба, вытащил из них ветчину и протянул псу. Тот понюхал и только собрался с радостью проглотить, как его остановил окриком верзила в брезентовом комбинезоне, в бейсболке, с какой-то железякой в руке. Поджав хвост, пёс с виноватым видом отошёл.
– Вам что, жалко, если покормлю собаку? – встал я на защиту животного.
– Ты чего здесь делаешь? – проигнорировал он мой вопрос.
– Сижу отдыхаю, а что, нельзя?
– Отдыхают дома, а здесь не положено.
– Где хочу, там и отдыхаю, – огрызнулся я.
– Говорят тебе, не положено.
– Положено, не положено, – передразнил я. – Не положено собаку голодом морить, вон она какая тощая.
– Давай-ка вали отсюда, а то полицию вызову, – пригрозил он.
Противный тип. Отъехав, я взглянул в боковое зеркальце и взбесился. Загоняя пса в дом, этот подлец его ударил. Я развернулся, ринулся назад, выскочил из машины. Но верзила уже исчез. Живодёр! Донесу на него в общество защиты животных! Нет, сам спасу несчастную собаку. Вернусь и украду.
Я весь трясся от возмущения. Чтобы прийти в себя, отправился на пляж. Океан меня всегда успокаивает. На побережье в этот час спокойно, пусто: все на работе. Одиночество я люблю, а быть одиночкой – нет, но мало кто понимает разницу.
На парковке стояла всего пара машин. Вдоль берега торчали на холмах многоэтажные особняки. Один из них (со стоянки его не видно) смахивал на современный замок – витиевато построенный, с башенками-ромбами. В крайней башенке находилась моя комната. Парковаться далеко от нашего дома было излишней предосторожностью. Даже если бы я прохаживался прямо перед окнами, меня никто бы не заметил, кроме деревянной совы на крыше. Сделана она была довольно искусно. Казалось, что вот-вот взмоет в небо. А родителей дома не было. Отец в это время восседал в своём кресле-троне и раздавал всем распоряжения. Глава фирмы – как тут не покомандовать! Ну а мать занималась благотворительностью в пользу церкви.
Я выбрался из машины – недешёвой, как и у моего отца. Хотя он пилил, что я неблагодарный щенок, и воспитывал кулаками, вещи покупал мне дорогие. Поддерживал этим имидж идеального родителя, а то вдруг соседи подумают, что он не заботится о сыне. Денег он на меня не жалел не из любви ко мне. Если любишь, то не бьёшь и не шипишь, как врагу: «Зверёныш».
Спустившись к пляжу, я сел на песок. Вокруг валялись водоросли, мусор, ракушки. Я поднял одну – сероватую, в форме веера, в чёрных чёрточках вроде маминых иероглифов на халате. Любая мелочь вызывала мысли о матери. Меня не отпускала тревога, что ей грозит беда. Основания для этого были.
Я повертел ракушку в руках и засунул в карман. Позже вручу матери, раз ей нравятся подобные штуковины. Её пристрастий я не разделял, но относился к ним нормально. Зачем мешать, если это доставляет ей удовольствие. Как я написал на одном форуме, в котором проводил немало времени: если бы никто не лез в чужие дела, легче бы жилось.
Когда мать чем-то увлекалась, она превращалась в восторженную девочку, молодела прямо на глазах. В этом проявлялась её уязвимость, поэтому эта черта мне не нравилась. Думая об этом, я заметил вдали парочку. Женщина чем-то напоминала мою мать. Я вгляделся, пытаясь определить, она ли это, но, пока пробивался взглядом через заслонявшие её блики солнца, пара исчезла. Скорей всего, померещилось. Мать находилась в церкви, да и не стала бы она разгуливать с каким-то мужиком у всех на виду. Наш район довольно чопорный, всё должно быть шито-крыто. Смех! А что творится за семью замками – неважно. Мой отец следует этому правилу, как никто другой.
Я пошёл к джипу, взял пластиковый мешок, вернулся и стал собирать мусор. Свинское отношение к пляжу меня злит. Пользуются, а при этом портят, ну в точности, как ведут себя с родными, – плюют им в душу. Я подобрал стеклянные осколки, банки из-под напитков, тряпки и, набив до отказа мешок, двинулся к помойному баку. Пока я убирал, на стоянке появился ещё один автомобиль. Типа броневика. Я мгновенно его узнал. Он часто носился с рёвом по нашей улице, действуя на нервы отцу. Кто сидел за рулём – неизвестно. Его скрывали затемнённые окна. Но отец был уверен, что это молодой парень и шумит он нарочно. «Поглядим, кто такой», – подумал я и опустился на скамью. Ожидая, когда вернётся водитель, я уставился на позолоченный солнцем океан – сегодня на удивление гладкий, как каток. Давно он таким не был, обычно он бурный. Я мысленно покатил по нему вперёд, в самую даль, за горизонт, подальше от этой чёртовой жизни.
На океан я смотрел каждый день из окна своей комнаты. Отец, сам того не ведая, всё-таки что-то для меня сделал – дал мне возможность быть вблизи воды. В прошлой жизни, если есть таковая (во что я не особо верю), я наверняка был дельфином. Нравятся мне эти существа. Умные. Плавать в нашем океане я обожал – именно в нашем, никакой другой мне не был нужен. В эти минуты даже утихала ярость.
Отпускала она меня редко, мучила, а при этом оберегала. Когда она достигала пика, я вполне мог бы одолеть любого парня. Никто бы этому не поверил, особенно мои одноклассники. Накачанные бычки! Сразу бы подняли на смех: «Хлюпик!». Ничего опасного в ярости, в противовес тому, что твердят, я не видел. В этом месте добавлю: не видел в ту пору, а сейчас уж и не знаю…
А мать всегда боялась воды и даже в неглубоком бассейне купалась с осторожностью. Последнее время она вообще перестала лезть в воду. От страха у неё возник нездоровый интерес ко всем авариям. По утрам она просматривала новости в интернете: не было ли кораблекрушений, не упал ли в океан самолёт, не утонул ли кто. Когда я, мальчишкой, прыгал на мелких волнах у самого берега, она нервно звала меня назад. Сверхчувствительная, ранимая, мать мгновенно расклеивалась и, стесняясь этого, старалась не показывать. Но недавно, когда её оскорбили, скрыть не сумела и расплакалась. Именно этого подонка я намеревался проучить. Дело было так.
Мать прихватила меня с собой в центр за покупками. Там мы набрели на новый магазинчик «Европейские деликатесы». Пока она выбирала сыры, я слонялся по проходу. Остановился перед тарелкой с бри. Взял кусочек. Понравилось. Съел ещё. Потом ещё… ещё… и тут прервал мой пир продавец – мешковатый дядька с узкими, как у китайца, глазами.
– Это для того, чтобы пробовать, – сказал он. – Если же вы голодны, то вон напротив закусочная.
Его замечание меня разозлило, и я бросил в ответ, что именно это я и делаю – пробую.
– Карточка или наличные? – пропустив мимо ушей мою реплику, обратился он к матери, когда она подошла к кассе.
– На кой тогда расставлять тарелки с едой, если к ним нельзя прикасаться? – не унимался я. Продавец опять не ответил. Это взвинтило меня ещё больше, и, желая его поддеть, я сказал, что есть такой негласный закон: покупатель всегда прав.
– Ты бы, парень, не мешал, шёл бы на улицу, – не выдержал он.
– Почему вы так разговариваете с моим сыном? – вспыхнула мать.
– Пареньку стоило бы поднабраться приличных манер, – буркнул тот.
– Ну знаете! Я же вас не учу, как воспитывать детей!
– Меня учить незачем, у меня дети вежливые, – и, вконец обнаглев, продавец заявил, что никогда бы не позволил своим сыновьям хамить.
– Вы хотите сказать, что мой сын хам? – дёрнулась мать.
– Спасибо за покупки, – с кривой улыбочкой ответил этот негодяй.
Когда мы сели в машину, мать расплакалась.
– Он не имел права так с нами разговаривать, не имел… больше я сюда ни ногой, – всхлипывая, повторяла она.
