Владимир Киселев - В сутках двадцать четыре часа
Тем временем подводы поравнялись с садиком перед банком. Пора! Словно из-под земли перед подводой вырос богатырского роста милиционер, взял коня под уздцы. Слева подошли трое его товарищей.
— Эй, бородач! Приехали, слезай!
Возница сунул руку под кожух, вытащил револьвер, но милиционер выбил оружие.
— Но-но, не балуй, оно же стрелять может, — сказал он, пряча наган в карман шинели.
Вторую подводу бандиты все-таки успели развернуть и открыли стрельбу из пулемета, спрятанного под сеном.
— Что же вы наделали, братцы! — в сердцах крикнул милиционерам Иванченко. — Бейте по коням!
Его услышали милиционеры правой засады. Ударили карабины. С перебитой ногой, заржав от испуга и боли, серый завалился на бок. Он попытался встать на здоровые ноги, но рухнул, перевернул бричку вместе с пулеметчиками…
Милиционеры захватили в плен двенадцать бандитов, троих убили в перестрелке. В тот же день арестованных доставили в ставропольскую тюрьму.
Апанасенко внимательно выслушал рассказ Иванченко о том, как проходила операция. Распорядился собрать сотрудников отдела. Иванченко повторил при них. Рассказал о красноармейце, который чуть не сорвал операцию.
— Деталь очень важная, наглядно нас учит, как трудно предусмотреть случайности. Но мы-то к ним должны быть всегда готовы, — заметил Апанасенко. — Когда будете выступать перед народом, расскажите людям о героях-милиционерах. Пусть селяне знают, что мы не зря едим казенный хлеб. Всех отличившихся отметим в приказе.
Слух о разгроме налетчиков облетел станицы и хутора. Успех милиции придал крестьянам смелости. Все больше появлялось у милиционеров друзей среди населения. Благодаря их сообщениям, удалось схватить матерых преступников, а главное — милиционеры теперь многое знали о продвижении банд, местах их укрытий, узнали имена и многих пособников.
Мстя за провалы, бандиты ожесточились. Особенно зверствовал атаман Колосков. Он совершил внезапный налет на станицу Лысогорскую и хозяйничал в ней несколько суток. Здесь бандиты схватили уполномоченного ГПУ Якова Терентьевича Баша. Сотрудника привели к атаману.
— Батько, вот он, Яшка-милиционер, указал комиссарам, где хозяева сховали пшеницу. По его милости они и нам теперь скупо хлеба и фуража дают. Пусть Баша сам скажет, где теперь хлеб.
— Это правда, Баша? — спросил Колосков. — За сколько же грошей продался ты комиссарам?
— Я не иуда, атаман, — сплюнув кровь, ответил Яков Терентьевич. — Дети с голодухи пухнут, а вы в ямах хлеб гноите, добытый крестьянами, нашими руками…
Колосков захохотал:
— Твои-ими?! Быдло ты, Яшка! С каких это пор стал называть своим чужое добро? Храбрый казак, отличия имеешь, а на большевистскую агитацию клюнул. Какое тебе дело до других? Думай о своем кармане. А то, что не струсил, — хвалю! Мужик ты грамотный, беру к себе начальником штаба. Не неволю, сам выбирай: или — или!
Колосков не договорил, но Баша и без слов понял, что его ожидает, если не примет условий атамана.
Уходя из Лысогорской, бандиты забрали с собой Баша, увезли его в лес, где у Колоскова был лагерь.
— Ну, Яков, надумал? — спросил Колосков, когда бандиты подвели к нему избитого милиционера.
— Нет, атаман, супротив своей совести не пойду. Сколько невинной крови ты пролил? И все тебе мало. А теперь и меня убийцей сделать хочешь? Можешь казнить, но присяге, что дал народу, я не изменю.
Атаман махнул помощникам:
— Вырежьте на спине красного героя звезду, на память. Не взыщи, Баша, сам выбрал награду.
Три дюжих бандита схватили Баша, связали ремнями руки, подвели к жарко горящему костру, повалили на землю, сорвали с него одежду и шашками вырезали на спине звезду. Но и этого зверства бандитам показалось мало. Яков Терентьевич еще был жив, когда палачи посыпали кровавую рану солью и бросили его на костер.
Апанасенко, узнав от Василия Кандыбина из Терской губмилиции о зверских пытках и гибели Баша, два дня ходил сам не свой. Он, лихой конник, много видел смертей на войне, но с таким зверством встретился впервые. Бандиты продолжали свирепствовать. В станице Рождественской они замучили коммунистов и комсомольцев, в селе Сухая Балка убили секретаря Благодарнинского укома комсомола Берока. В бою с бандой Конаря погиб командир батальона ЧОН Солганюк…
Настало время нанести удары по бандам. Условия тому благоприятствовали. Крестьяне все чаще приходили в ОГПУ, к Апанасенко. Хоронясь от посторонних глаз, появлялись незаметно и так же уходили. И в милиции точно знали, в каком хуторе в скором времени появятся атаманы. Как правило, сведения селян были верными.
Получив сведения, Апанасенко во главе сводного отряда конных милиционеров и кавалеристов эскадрона ОГПУ отправлялся громить бандитов. Теперь бандитам приходилось принимать бой, улизнуть незамеченными им уже не удавалось.
Апанасенко первым врезался в бандитские ряды, подавая пример своим конникам. В сабельном бою редко кому удавалось уклониться от клинка краскома. Начальника губмилиции бойцы отряда всегда видели в гуще сечи. Бойцы не отставали от командира. Они мстили за Баша, за погибших товарищей.
За короткое время сводный отряд Апанасенко ликвидировал три банды общей численностью в 800 человек. Были разгромлены банды есаула Горленко, Беззубова…
Когда отряд проходил по населенным пунктам, за кавалеристами бежали мальчишки, женщины зазывали бойцов к себе. Поили молоком, угощали мочеными яблоками, арбузами.
В Невинномысской к Апанасенко подошла женщина в ярком полушалке. Краском сразу ее узнал.
— Здравствуй, командир, — певуче проговорила она. — Аль не признал? Ковалем меня приглашали, а теперь сама вижу: не нужен вам кузнец. Кони у вас быстрые и кованы, а солдаты еще лучше. Не держи обиды на мою бабью глупость.
— Ничего плохого ты, красавица, не сделала, живи счастливо. А коль мой милиционер приглянется, шепни. Сам сватом приеду, — засмеялся Апанасенко.
Банду Конаря, к которой присоединился Колосков, отряд потрепал как следует, но Колоскову и Конарю с группой телохранителей удалось скрыться. Прошел месяц, и Колосков снова объявился. Апанасенко поручил ликвидацию банды уголовному розыску. Для молодых сотрудников новое задание начальника — экзамен на зрелость. Зная осторожность и недоверчивость Колоскова, разработали несколько вариантов захвата или уничтожения кровавого атамана. Оперативники шли на риск. Такая уж работа в уголовном розыске.
Ставку делали на арестованного недавно агентами ОГПУ брата Колоскова. Конечно, наивно было полагать, что он добровольно выдаст атамана. Тем более, что братья Колосковы стоили один другого — оба отъявленные головорезы.
В камере губернской тюрьмы младший Колосков вел себя замкнуто. Молча сидел на нарах целыми часами. На вопросы следователя: «Где атаман?» — отвечал односложно: «Не знаю, не ведаю…»
Конокрад Семка был в камере единственным человеком, с которым Колосков разговаривал. Семка приносил ему в обед миску, первым брал пайку хлеба, протягивал Колоскову-младшему: «Ешь!» И тот слушал Семку, ел.
Когда их вели в суд, они бежали из-под конвоя. Семку красноармейцы ранили, но легко, задержать не сумели. А вскоре прошел слух о том, что Семка теперь у атамана стал своим человеком, чуть ли не спят в обнимку. Конные милицейские и красноармейские наряды искали их по степи, в станицах и на хуторах, но пока напрасно — следы затерялись.
Атаман выжидал. А кулаки от него требовали дела. Припугнули: в противном случае ни денег, ни хлеба, ни овса для коней они ему не дадут. Колосков послал связных с приказом — сотне собраться на дальнем хуторе. Банда была уже в сборе, когда в хутор ворвался отряд ГПУ.
Как только раздались первые выстрелы, Колосков выскочил из хаты на крыльцо и сразу оценил обстановку. Кинулся снова в помещение, торопливо прицепил шашку, маузер, схватил кожаный мешочек с казной и шмыгнул во двор. О банде, попавшей под сабельные удары, мыслей у него не было. Что ему до дружков? Самому надо спасаться. Злоба и страх гнали атамана прочь от опасности. Затравленно озираясь, побежал вдоль плетня к крытому соломой строению, возле которого должен был находиться Семка с конями. Верный ординарец не подвел его и на этот раз.
— Быстрей, батько, тикать надо. Кидай мне мешочек.
— Сам управлюсь.
Колосков вскочил в седло. На коне он почувствовал себя увереннее. Рванули с места и понеслись к балке. Семка ни на шаг не отставал от Колоскова. Они скакали, не слыша свиста пуль, не думая ни о чем другом, кроме спасения. Лесная балка была уже рядом, а на пути ни одного красного. Может, и ушли бы, но на седле у Колоскова лопнула подпруга, и он вместе с седлом свалился на землю. Пришел в себя — кругом стояли милиционеры.
По ходатайству Апанасенко губисполком наградил серебряным портсигаром оперативного сотрудника милиции — «конокрада Семку» за геройскую работу. Того самого, который с риском для жизни «помог» бежать Колоскову-младшему из-под конвоя. Семку, сообщившего в ГПУ о сборе банды на хуторе. Не перережь он подпругу, еще не известно, взяли бы атамана или нет.
