Николай Дубов - Сирота
Мир был полон захватывающих тайн. Тайны были на каждом шагу, их нужно было как можно скорее узнать. И Милочка жадно и нетерпеливо с утра до ночи исследовала и открывала для себя огромный, удивительный мир вокруг, который назывался "жизнь".
Она потопталась за дверью, прислушалась — говорили про полет на Луну и непонятное — и побежала к Мишке, сыну соседки и своему приятелю. Он был толст, неповоротлив и добродушен. Ему не раз случалось, исполняя назначенную Милочкой роль, попадать в неприятные положения — он надувался и уходил обиженный, грозясь больше не водиться, но скоро остывал и снова готов был подчиняться проказливому созданию с бантом и исцарапанными коленками.
Познакомились они сразу же, как только Гущины переехали на эту квартиру. Осваивая незнакомую территорию, Милочка обошла сад, пролезла через дыру в заборе, который отделял сад от пустыря, и на еле заметной тропке в чаще лопухов и крапивы столкнулась с козой. Коза стояла в нескольких шагах, тряся бородкой, что-то жевала и смотрела на Милочку.
Выпуклые карие глаза ее поблескивали коварно и бесстыдно. Обойти ее никак было нельзя — по сторонам высились заросли крапивы. Милочка сделала осторожный шажок вперед — коза перестала жевать и наклонила голову, выставив длинные, корявые рога.
— Я же тебя не трогаю! — рассудительно и заискивающе сказала Милочка.
Коза опустила голову еще ниже и пошла навстречу. Милочка попятилась, споткнулась и шлепнулась. Она только собиралась изо всех сил закричать, как раздался глухой удар, треск — коза исчезла, и вместо козы над Милочкой оказался розовый и толстый жующий мальчик. Он обстоятельно рассмотрел Милочку и спросил с набитым ртом:
— Здорово она тебе поддала?
— Нисколечко! — презрительно ответила Милочка отряхиваясь. — Я просто сама взяла и споткнулась.
— Ну да, «просто»… Она вон давеча бабке ка-ак поддаст! Та всю картошку рассыпала, — сказал толстый мальчик и захохотал. — Ты ее не бойся — она наша, — добавил он и достал из кармана кусок пирога.
Посмотрев на Милочку, он разломил его, секунду поколебался и протянул кусок поменьше: — На, хочешь?
— Спасибо, мальчик, я не хочу кушать, — вежливо ответила Милочка.
Мальчик перевел дух и затолкал себе в рот кусок, который только что предлагал. Он жевал и смотрел на Милочку. Милочка чувствовала себя неловко — надо было что-нибудь сказать.
— Мальчик, а мальчик, почему вы такой толстый? — так же вежливо спросила она.
Мальчик, выпучив глаза, с трудом проглотил кусок и солидно сказал:
— Доктор говорит, у меня сердце неправильно работает. И еще одна болезнь: обмен вещей! — горделиво добавил он, принимаясь за второй кусок.
— А может, вы просто жадный и все время кушаете?
— Не-е, я не жадный, — помотал он головой. — А целый день ем потому, что мама говорит, я расту…
— Вы здесь живете?
— Ага.
— А как вас зовут?
— Мифка, — ответил он с набитым ртом.
К этому Мишке Ломанову и побежала теперь Милочка. Мишка стоял на табуретке под белой акацией, набивал рот пахучими сережками и с блаженной улыбкой жевал: сережки были сладкие. Услышав, что Милочкин брат собирается стрелять в Луну, Мишка открыл рот и захлопал глазами, потом оглянулся на акацию, сорвал побольше сережек — про запас — и готовно слез с табуретки.
У Мишки были сложные отношения с братом Сергеем и его дружком Виктором Гущиным. Со стороны Мишки это было полное, совершенное и безоговорочное преклонение. Сергей знал и умел все, у него было столько занятных, великолепных вещей, книжек и инструментов, как ни у кого другого. Ради того, чтобы помогать Сергею или даже просто быть возле него, Мишка готов был на все. Сергей был высшим авторитетом, каждое его слово — законом, а желание — неоспоримым правом. Виктор был Сергеевым дружком — значит, ореол непререкаемого авторитета распространялся и на него. Однако Сергей и Виктор отвечали на Мишкино преклонение черной неблагодарностью. Они не прочь были использовать Мишку, если надо было куда-нибудь сбегать, что-нибудь принести или подержать, но, как только надобность в нем миновала, гнали от себя без всякой пощады и сожаления. Мишка прощал им даже и это, лишь бы следующий раз, когда понадобится, его позвали опять.
Милочка и Мишка залегли в траве на границе сада и двора, чтобы держать под наблюдением дверь и окна Витиной комнаты, а когда Витя и мальчик с сердитыми глазами пронесли ракету через сад на пустырь, они двинулись следом. Со снарядом долго что-то не ладилось, и Витя дважды бегал домой. Мишка сжевал все сережки и перешел на "калачики" подорожника. Он хотел сбегать домой за чем-нибудь посущественнее, но Милочка не пустила.
Со снарядом действительно не ладилось. Витька воткнул в землю тонкую палочку с проволочным кольцом и сверху вставил в него ракету, но, как ни умащивал ее, она не хотела держаться вертикально. Пришлось сбегать за проволокой и сделать еще одно кольцо, чтобы придерживать хвост. Зажигать спичкой торчащий из хвоста рулончик пленки было опасно, и он сбегал за бумажной лентой серпантина. Наконец лента была растянута на несколько метров, прикреплена к рулончику. Они легли у дальнего конца ленты, и Витька дрожащими руками поджег ее. Толстая бумага горела плохо, огонек, лениво съедая ленту, пополз к ракете.
Рулончик вспыхнул, из хвоста ракеты метнулось шипящее пламя, ракета качнулась, вместе с палкой поднялась немного вверх, вильнула в сторону и упала в чащу лопухов. Оттуда повалил дым, вспыхнуло пламя, раздался отчаянный вопль и дружный рев в два голоса, Виктор и Лешка бросились туда.
Межпланетный корабль упал в трех шагах от Мишки. С шипением извергая вонючий дым, он покрутился на одном месте и взорвался. Мишка и Милочка заорали изо всей мочи и на карачках поползли от страшного места, позабыв о крапиве. И почти сейчас же в облаке дыма, воняющего жженой гребенкой, появились насмерть перепуганные Мишкина мама и Соня.
— Боже мой! Что случилось? — закричали они.
Мишка оборвал рев; захлебываясь, проговорил:
— Меня Витька взорвал! — и заорал еще громче.
От взрыва он нисколько не пострадал, но с перепугу залез в крапиву, весь обстрекался и орал теперь не только от пережитого страха, но и от жгучих ожогов.
На следующий день от испуга не осталось следа, и он так хвастался перед ребятами всей улицы, как Витька его взорвал, что ребята перестали дразнить его «Жиртрестом» и начали дразнить «Взорватым», и Мишка с гордостью принял эту новую кличку. Но это было на следующий день, а сейчас он басом ревел на одной ноте, пока хватало воздуха в легких, на секунду смолкал, набирал воздуха и с воодушевлением ревел снова. Милочка старалась не отставать.
Испуг Татьяны Васильевны и Сони мгновенно превратился в негодование, и с двух сторон они обрушились на Витьку. Витька, опустив голову, молча принимал сыпавшиеся на него гневные слова. Лешка попробовал объяснить, что Витька не виноват, но Соня и Татьяна Васильевна в один голос закричали ему, чтобы он хулиганства не оправдывал и уходил туда, откуда пришел, пока цел, а потом опять принялись за Витьку. Лешка отступил и, провожаемый ревом — звонким Милочки и басистым Мишки, — вышел на улицу. Рассчитывать теперь на заступничество Витькиного отца не приходилось.
Лешка с тревогой подумал о том, как посмотрят в детдоме на его отлучку, торопливо прошел два квартала и только тогда сообразил, что не знает, куда идти. Уже совсем стемнело, на небе появились редкие звезды, тонкий серп месяца поднялся выше, отбрасывая от деревьев и домов жидкую тень. На домах, освещая жестянки с номерами и названием улиц, горели электрические лампочки, свет их был слаб и тускл.
Прохожие встречались все реже, и они не знали, как пройти к детдому.
Тогда Лешка решил разыскать центральную улицу, проспект, а от него уже искать детдом. Проспект оказался рядом — Лешка все время ходил по параллельным улицам. Гулянье на проспекте шло на спад. Пары, группы сворачивали в боковые улицы, переулки, поток гуляющих на тротуарах быстро таял. Здесь тоже никто не знал, как пройти к детдому.
Милиционер, которого Лешка остановил, подозрительно осмотрел его и спросил:
— Тут не один детдом. Какой номер? На какой улице?
Лешка знал единственное, что заведующую зовут Людмила Сергеевна.
— Не знаю никакой Сергеевны. Не морочь голову, проходи! — сурово сказал милиционер.
Тогда Лешка решил разыскать гороно и там узнать адрес. Домик гороно был заперт. Лешка пробовал вспомнить дорогу, которой шел с.
Людмилой Сергеевной, но ночные улицы совсем не были похожи на те, что он видел. Он свернул за угол. Ему показалось, что он свернул неправильно, и он вернулся обратно. Теперь оказалось, что он находится на совершенно незнакомой улице. Прохожие исчезли. Можно было бы присесть где-нибудь на скамейке у ворот и дождаться утра, но Лешке все больше хотелось есть, и с моря поднялся холодный ветер. На ходу все-таки было теплее, и он побрел наугад.
