Понсон Террайль - Цикл романов "Молодость короля Генриха"
– Ваш товарищ по службе у герцогини, паж?
– Да.
– Ну, так вам это приснилось! Господин Амедей уже две недели тому назад уехал в Нанси и вернется только сегодня или завтра.
Несчастный монах схватился за голову и пошатнулся. Полицейский бережно поддержал его под руку и сказал:
– Вам надо подкрепиться, господин Амори! Позвольте мне довести вас до ближайшего кабачка, где вы отдохнете от неудобно проведенной ночи.
Кабачок, о котором говорил полицейский, был в двух шагах от них. Там они застали четырех солдат- лотарингцев, игравших в кости.
– Ба! – воскликнул один из них.- Да ведь это – мессир Амори! – и он приветливо поклонился Жаку.
– Доброго здоровья, мессир Амори,- сказал другой.- А вы ловко вчера насвистались!
– Да вы-то почем знаете? – спросил Жак-Амори.
– Да ведь на моих глазах, чай, вы напились-то! Когда вы вчера уходили отсюда, то почти на ногах не держались!
– Но… это… непостижимо…
Когда Жак растерянно произносил эти слова, он подметил, как один из солдат подмигнул полицейскому и вполголоса сказал:
– Бедный парень! У него еще не все дома!
В этот момент послышался стук копыт, и к кабачку подъехал всадник. Это был паж Амедей; он был покрыт пылью и, по-видимому, возвращался из дальнего путешествия.
XI
Увидав Жака, Амедей, сейчас же подбежал к нему, ласково обнял и воскликнул:
– Здравствуй, милочка Амори! Сколько времени мы уже не виделись с тобою!
– Ничего не понимаю! – растерянно пробормотал монах. – Я готов биться о заклад, что прошлой ночью мы шли с тобою по Парижу и что на мне опять была монашеская ряса! Неужели можно назвать сном то, что видишь и чувствуешь с такой яркостью?
– Друг мой,- грустно ответил Амедей,- сумасшествие не сон, к сожалению! От сна обыкновенно просыпаются, а от безумия редко! Но ты представляешь собою счастливое исключение, так как, насколько я вижу, начинаешь рассуждать довольно разумно.
– Значит, я был сумасшедшим?
– Еще бы!
– А сколько времени?
– Но… почти год! А что ты делаешь здесь в такую раннюю пору!
– Господи, да ведь мессир Амори провел ночь на улице в объятьях тумбы! – ответил за него полицейский.
– Бедный Амори! – пробормотал Амедей,- Вот до чего доводит любовь!
При этих словах Жак вздрогнул, и ему ярко представился пленительный образ белокурой женщины. Этот образ как-то осмысливал все бессмысленное, все фантасмагорическое в переживаниях несчастного монашка.
Амедей предложил Жаку-Амори позавтракать с ним, заказал еды и вина, пригласил к столу четырех солдат и полицейского, и все дружно принялись за дело. Конечно, они много пили. Но вино, в которое не подсыпано наркотиков, – сущий пустяк для доминиканца, а поэтому обильные возлияния не отяжелили головы Жака, а лишь сделали его более общительным и окончательно отогнали черные думы.
Между прочим, Жак-Амори захотел узнать какие-либо подробности относительно предмета своей страсти и навел на это разговор. Амедей охотно подхватил эту тему и, прищуривая глаза, сказал:
– Женщины сводят с ума лишь тех мужчин, которые не умеют заставить полюбить себя.
– То есть как это? – спросил Жак.
– Ведь ты – маленький дворянчик?
– Да.
– А герцогиня Монпансье – влиятельная принцесса?
– Увы! – вздохнул Амори-Жак.
– Иначе говоря, ты стоишь у подножия лестницы, тогда как она находится на самой верхней ступени ее.
– Ну-с?
– Ну-с, значит, ты не сумел подняться на несколько ступеней вверх, чтобы сблизить отделяющее вас расстояние!
Монах хотел спросить объяснений такому утверждению, но тут его внимание отвлек новый посетитель кабачка. Это был человек лет пятидесяти, лысый, пузатый, и обильно обливавшийся потом под кожаными доспехами. При виде его Жак невольно вскрикнул:
– Отец Антоний!
Действительно, в этом военном Жак узнал о. Антония, одного из монастырских сборщиков. Но четверо солдат, сидевших за столом, ровно как и полицейский, почтительно приподнялись и приветствовали вошедшего возгласом:
– Доброго здоровья, капитан!
– Капитан! – с отчаянием воскликнул Жак.- Разве вы стали теперь капитаном, отец Антоний? Толстяк улыбнулся и ответил:
– Но я уже давно состою капитаном, мой бедный Амори!
– Но ведь вы еще недавно были монахом!
– Бедный парень! – сказал полицейский, наклоняясь к уху Амедея, но стараясь тем не менее, чтобы монах расслышал его слова.- Он все еще не оправился и везде видит монахов!
– Да ведь не могу же я так ошибаться! – пробормотал Жак, снова почувствовавший себя перенесенным в мир странных противоположностей и несообразностей.- Вы – отец Антоний, или "брат-Четверг", как вас зовут.
– Бедное дитя мое! – прочувствованно ответил ему капитан-монах.- Я вижу, твой разум еще не может отделаться от навязчивых видений долгой ночи, которая около года покрывала твое сознание. Ну приглядись же ко мне! Ведь я – твой родной дядя, капитан Гектор де Понтарлье. Но будем надеяться, что твой разум окончательно вернется к тебе и ты отделаешься от тяжелого недуга. А теперь пойдем.
– Куда?
– Вот это мне нравится! Конечно, в дом герцогини, на службе у которой ты состоишь!
– Да, да, пора! – подхватил и Амедей и, взяв под руку окончательно сбитого с толка Жака, повлек его на улицу, сопровождаемый о. Антонием, неожиданно превратившимся в капитана.
Они дошли до дома, который Жак сразу узнал: это был тот самый, куда несколько дней тому назад его привел мрачный дворянин в черном. В воротах они увидали экипаж, запряженный по-испански мулами, около экипажа нетерпеливо рыла копытами землю пара роскошно оседланных лошадей.
Значит, герцогиня собирается отправиться в путешествие? – спросил паж Амедей.
– Да,- ответил о. Антоний.
– А куда она отправляется?
– Не знаю.
– Кто будет сопровождать ее?
– Пажи Серафин и Амори, если только последний окончательно пришел в себя.
В этот момент дверь подъезда распахнулась, и оттуда вышла женщина, при виде которой у Жака вырвался подавленный стон: перед ним была царица его грез, белокурая женщина волшебного видения! Герцогиня Монпансье спустилась во двор и, подойдя к Жаку, положила ему руку на плечо, после чего сказала:
– Ну, бедный Амори, ты окончательно оправился? В таком случае можешь сопровождать меня в путешествии!
XII
Дом, в котором происходили все эти чудеса, принадлежал не герцогине Монпансье, а графу Эриху де Кревкер. Читатели, наверное, помнят еще несчастного графа, столь посрамленного в своих надеждах и чувстве к прекрасной Анне. Но, отгадав ее истинный характер, отказавшись от мысли завоевать ее любовь, граф Эрих не отказался от того дела, душой которого была герцогиня Анна.
Этим делом было подготовление восстания для низвержения короля Генриха. Эрих де Кревкер сам сознавал, что Генрих III решительно не подходит к высокому трону Франции, что под скипетром такого государя прекрасная, сильная страна может только разложиться и распасться. Он также сознавал, что энергичному, умному, талантливому герцогу Гизу гораздо более приличествует корона, украшавшая чело Генриха, а потому всей душой отдался интриге Гизов против Валуа. В этом доме непрерывно происходили собрания лигистов. Одно из таких собраний особенно пылкое и оживленное, происходило в ночь перед тем, как монах Жак так неожиданно узрел в монахе Антонии капитана и дядю. Только к утру разошлись участники собрания, но и то не все: двое – Эрих де Кревкер и о. Григорий – остались еще у Анны.
– Ну-с, а теперь, дорогой граф, расскажите мне, что нового в Сен-Клу,- сказала герцогиня.
– Герцогиня,- ответил Эрих,- король покинул Сен- Клу. Он – в Париже у королевы Екатерины, с которой хочет обговорить подробности торжественного погребения герцога Анжуйского, потому что герцог действительно умер!
– Да, он умер,- сказала Анна,- и это приблизило моего брата еще на одну ступень к французскому трону! А долго пробудет король в Париже?
– Он должен выехать в одиннадцать часов утра в ШатоТьерри.
– Он поедет один или с королевой-матерью?
– Этого я еще не знаю.
– Ну, так он встретит меня на своем пути! – заявила герцогиня.
Граф де Кревкер с удивлением посмотрел на герцогиню.
– У меня будет разговор с его величеством! – продолжала Анна.
– О чем же?
– Уж извините, милый граф, это мой секрет!
– Вашему высочеству в последнее время вообще угодно нагромождать тайну на тайну!
– Вот как?
– Господи! – вмешался о. Григорий.- Я вполне согласен с его сиятельством. Вот, например, этот несчастный монашек. Я повиновался вам, герцогиня, и в точности исполнил все ваши инструкции, но все же отказываюсь понимать, какое значение в ваших соображениях может иметь эта игра с превращением Клемана из монаха в дворянина и обратно. У бедняги уже и без того ум заходит за разум!
