Евгений Наумов - Утро вечера мудренее
И вот неудача. "Почему он не открывает? - удивлялась она, притопывая от нетерпения. - Неужели в школу убежал? Рано... Спит, наверное, до сих пор!"
Не выдержав, она осторожно заглянула в замочную скважину. Тут кто-то схватил ее за пальто:
- Попалась! Ты чего подглядываешь?
Даша подскочила от испуга и оглянулась. Да это же тот самый мальчишка, который хрустальный стаканчик разбил!
- А тебе какое дело? - огрызнулась она.
Гоша отставил ногу и заложил руки за спину.
- А такое, что подглядывать некрасиво.
Даша покраснела.
- Я к Синицыну пришла... - залепетала она. - А его почему-то дома нет. Ты не знаешь, где он?
- Не знаю, - враждебно посмотрел на нее Гоша.
- Н-ну, тогда передай ему, как увидишь, что приходила Поспелова.
Она повернулась и начала спускаться по лестнице.
- Так это ты Поспелова? - изумился Гоша.
Она озадаченно остановилась.
- Я... А что?
- А то! - насупился Гоша. - Чего на Синицына ябедничаешь?
- Кто ябедничает? - возмутилась Поспелова и начала приближаться к Гоше. - Хочешь получить?
- Полегче, полегче, - опасливо попятился Шурубура.
Но Даша перешла в наступление:
- Кто тебе говорил, что я ябедничаю? Синицын?
Гоша задумался:
- Не... наоборот, он сказал, что ты хорошая.
Даша смутилась.
- Врешь ты все. Не мог он этого сказать.
- Точно! - осмелел Шурубура. - Говорит, что хорошая, а сам боится тебя. Это почему же, а?
- Чего он боится?
- Чтобы какой-то Лысюра...
Она перебила:
- Это староста класса, Генка.
- А, белобрысый такой! Знаю... И чтобы этот Генка не рассказал тебе чего-то. И потребовал он, чтобы Макар снабдил его приборчиком таким - команды учителям подавать, кому двойки ставить, а кому пятерки.
Даша только глаза таращила на Гошу. Потом приложила к его лбу прохладную ладошку.
- Температуру мерил утром?
- Отстань! - дернулся Гоша. - Я правду говорю, а ты...
- Пра-авду! - хихикнула Поспелова. - Как это он сможет учительнице приказывать?
- А так! Макар же волшебник, ты разве не знала? Ему только в ладоши хлопнуть - и будет, что захочешь.
- Ну какой же он волшебник? - улыбнулась Даша. - Если бы он был волшебником, то разве ходил бы в школу?
- А он так ходит, для вида. Думаешь, он учит уроки? Ха-ха. Он и мне так сделал, что я ничего не учу, а знаю всегда на пятерку.
Глаза у Поспеловой расширились.
- Правда?
- А то вру? - сплюнул Гоша. - Он и фонарик достал во какой, смотри!
Шурубура вытащил из ранца фонарик и совал его в лицо Даше.
- Да ты потрогай, не бойся! Я его, правда, никому в руки не даю, а тебе могу дать, только на минутку.
И тут в голове Даши вихрем пронеслись воспоминания о всех странных событиях, которые произошли в школе. В них всегда был замешан Синицын! И укутанные саженцы, и неизменные пятерки - а ведь он раньше из троек не вылезал. А волшебное мороженое, почему она забыла? А металлолом? Вот откуда он взялся! Если Синицын волшебник, ему ведь ничего не стоит достать сколько угодно металлолома!
- Но ведь это нечестно! - схватила она за плечо Шурубуру. Тот так и отпрянул.
- Почему? - обиделся он, пряча фонарь. - Что, я его украл, что ли? Мне подарили! Вместо него я еще ножичек отдал, четыре лезвия...
Но Даша уже вихрем летела вниз по лестнице. Гоша пренебрежительно посмотрел ей вслед.
- Вечно они так: не постоят спокойно, ни в чем не разберутся и сразу - трах-бах, нечестно, украл! Надо было ей рассказывать... А все Синицын - она хорошая! Не разбирается в людях, даром что волшебник. Нет уж, если девчонка - ничего хорошего не жди от нее... даже если по деревьям умеет лазить.
А Даша, вихрем промчавшись по двору, на узенькой улице нос к носу столкнулась с Макаром, возвращавшимся из прачечной с пустой сумкой.
Она резко остановилась и смерила его взглядом с ног до головы. Пальто ее было расстегнуто, одна косичка распустилась и выбилась из-под шапочки.
- Это правда? - крикнула она.
- Что правда? - буркнул Синицын. В животе у него заныло. Неужели этот Лысюра все-таки рассказал ей?
- Что ты волшебник! - выпалила Даша.
- Ну, правда, - сник Макар, но тотчас встрепенулся. - А ты откуда знаешь?
- Мне тот мальчишка рассказал, из вашего дома, который хрустальный стаканчик разбил, помнишь?
Синицын стиснул кулаки: ах ты, Шурубура несчастный, так ты отплатил за все добро?
- Значит, металлолом вы с Лысюрой нигде не собирали, он достался вам очень просто? - прищурилась Даша. - Ну-ка, покажи как.
- А зачем тебе? - попятился Синицын.
- Показывай! - наступала Поспелова. - Хочу знать, тяжело ли было. Хлопай в ладоши!
- Ну... а чего ты хочешь? - промямлил Макар.
Даша подумала.
- Давай старую кровать.
В это время из переулка вырвался самосвал. С пронзительным визгом машина затормозила перед внезапно появившейся кроватью так, что снежная пыль заклубилась под колесами. Шофер высунул из кабины побледневшее лицо и озадаченно завертел головой.
- Что за черт? - пробормотал он, еле ворочая языком от испуга. Ведь только что на улице ничего не было.
Тут он увидел стоявших на обочине детей.
- Чего хихикаете? Зачем поставили? - взорвался шофер. - А ну, мигом уберите!
И едва Синицын и Поспелова оттащили кровать в сторону, он дал полный газ. Если бы он оглянулся, то удивился бы еще больше: кровать исчезла.
- Значит, вот как ты делаешь чудеса, - протянула Даша, когда вдали затих шум мотора. - Хлоп в ладоши - и пожалуйста! Десять тонн как с неба падает. Вот так механизация...
- Не так уж и хлоп, - насупился Макар. - Мы по частям набрали, я все ладоши отхлестал, два дня болели. А Лысюра на одну ногу шкандыбал - ему утюг на ботинок шмякнулся. Производственная травма!
Даша залилась смехом, а потом посерьезнела.
- Ладоши, нога! А ребята пока наберут какую-то сотню килограммов, так у них все заболит - и руки, и ноги, и спины...
- Не так уж и заболит. Я сам когда-то собирал металлолом.
Он гулко ударил себя в грудь кулаком:
- Я тоже в детстве лиха хлебнул! И на прополку сахарной свеклы, и на сбор помидоров неоднократно хаживал.
- Знаем, как вы хаживаете, - буркнула Даша. - Девчонки работают, а вы по кустам хоронитесь...
Она снова загорячилась.
- Все равно, ведь это получается не по-пионерски: одни собирают на совесть, трудятся, а другие в это время спокойненько похлопывают в ладоши - и у них в десять раз больше. Да еще их же и хвалят. По-пионерски это, скажи?
- Нет, - вздохнул Синицын. - Не по-пионерски. А разве я виноват, что мне привалила такая удача? Зачем же я пойду собирать металлолом, как все, когда я могу набрать, сколько захочу, за одну секунду?
- Ну да, - подхватила Даша ехидно, - зачем мне и уроки учить, если я и так все знаю...
- Конечно, - тупо кивнул Синицын.
- Так из тебя тунеядец получится! - ужаснулась Поспелова.
- Чего это из меня тунеядец получится? - оторопел Макар.
- А как же, - убежденно сказала Даша и начала загибать пальцы. Учиться ты не хочешь, работать тебе не надо, все получаешь готовенькое. Кто же ты такой на самом деле? Да ты уже стал тунеядцем!
И она, победоносно задрав нос, пошла домой, но вдруг вернулась.
- Слушай, - зашептала она, отчаянно покраснев, - раз ты волшебник, то я хочу попросить...
- Ну, что ты хочешь, что? - торопил Макар.
Он обрадовался несказанно. Для Даши он сделает все на свете, что она только пожелает. А она вдруг выпалила:
- Сделай меня красивой!
- Как... красивой? - он оторопел.
- Ну да, красивой, самой красивой на свете, - пробормотала она. Красивее этой... Аллы Пугачевой!
- Какой Пугачевой? - хмыкнул Макар. - Которая в девятом "А" на конкурсе "А ну-ка, девушки!" главный приз получила?
- Что с тебя... Ну, в общем, чтобы я была красивее всех! нетерпеливо топнула Даша. Макар нахмурился.
- А зачем это тебе? - спросил он подозрительно.
- Чтобы стать киноартисткой! Неужели не понимаешь? - глаза Даши ярко блестели. Но Синицын заложил руки в карманы и твердо отчеканил:
- Нет, нет и нет.
- Это почему же? - побледнела Даша.
- Чтобы тебя другие целовали? - ляпнул Макар. Теперь Даша снова начала краснеть, но уже какими-то пятнами.
- Ты что говоришь, Синицын? - высокомерно посмотрела она на Макара прищуренными глазами. - Кто это меня вообще целовал?
Синицын вспыхнул.
- Да я так просто... - замямлил он. - Я ничего. На экране всегда целуются... с главным киноартистом. Прости, пожалуйста!
- Ладно, - успокоилась Даша. - Ни с кем я не собираюсь целоваться, даже на экране. Прощаю... если ты сделаешь меня самой красивой.
И тут у Синицына вырвалось:
- Зачем? Ты ведь и так самая красивая!
Даша смотрела на него во все глаза.
- Что? Что ты сказал?
Но Синицына уже никакими силами нельзя было заставить повторить то же самое. Он потупился и ковырял снег ботинком.
- Это правда? - допытывалась Даша. - Говори, правда?
Синицын только быстро взглянул на нее исподлобья.
- Мне этого еще никто не говорил, - шепотом призналась Даша и убежала.
