Георгий Шилович - Черепаха без панциря
- Вот это да-а... - прошептал Казик.
Вадим Иванович стоял не шелохнувшись, не убирал ноги, которую черепаха огибала справа. Какой-то момент спустя путь перед ней был снова свободен. Стеклянный глаз загадочно светился. Смотрел прямо на солнце.
Казик не сводил глаз с этого необычного существа. Черепаха тем временем приблизилась к краю балкона, к последнему рубежу. Казик даже весь подался вперед, ожидая, что же будет дальше, почувствует ли черепаха опасность. И вдруг снова услышал знакомый хлопок в ладоши и резкий приказ: "Стой!"
Черепаха замерла. От изумления Казик разинул рот. Черепаха понимала голос человека! Выполнила его приказ!
Вадим Иванович нагнулся, поднял черепаху и спросил:
- Ну, что теперь скажешь?
Казик молча пожал плечами. Решетчатый край балкона по-прежнему упирался ему в грудь. "Что он теперь скажет? Нет, не обычной была эта игрушка! И вовсе не обычный мотор, видно, управлял ею! Что же спрятано под тем панцирем?"
В этот момент откуда-то снизу послышалось звонкое и протяжное:
- Ка-а-зи-и-ик...
Казик перевесился с балкона и с высоты своего "седьмого неба" не сразу разглядел на тротуаре Машу Василькову. Запрокинув голову, девочка кричала что-то, но слов нельзя было разобрать.
- Давай сюда! - обрадованно замахал рукой Казик. Сложил ладони рупором и объяснил: - Третий подъезд!.. На лифте.
- Не-ет! - покачала головой Маша. - Сбор по тревоге! Идем к Шурке!..
Прохожие удивленно оглядывались, слушая эти переговоры седьмого этажа с землей. С улыбкой наблюдал за ними Вадим Иванович.
С переездом на новую квартиру Казик оказался последним в цепочке отряда. И ближе всех от него жила теперь Маша.
"Что там еще приключилось с Протасевичем? А может, с его мамой плохо? обеспокоенно думал Казик, на ходу надевая куртку. - Иначе - почему же он не забежал из больницы, как обещал?.."
Глава десятая
ПЕЧЕНАЯ КАРТОШКА
Двери Шуркиного дома почти не закрывались: на удивление дружно собирались семиклассники у своего товарища. И хоть квартира была небольшой две маленькие комнаты, - места хватило всем.
Никто не жаловался на тесноту. На стульях, старых и потертых, сидели по двое, а то и по трое. И кухонную скамеечку оседлали, и даже какой-то стародавний, еще, наверное, бабушкин, сундучок из-под старья и тот пригодился. А диван, стоявший у стены перед столиком, словно ласточки-береговушки крутой островок реки, облепили девчонки. Перешептывались между собой и на шутки ребят отвечали громким смехом.
- Ты как на троне сидишь! - поддел Казик Веньку, который уселся на чемодане, поставив его на попа. - Вот только короны, как настоящему царю, не хватает.
- И скипетра.
- Царь-государь!
Венька обиженно надул губы, огрызнулся:
- Какой я вам царь!
- Тогда слазь! Слазь с трона!
- Скинуть его! Скинуть! - зашумели девчонки. Подбежали к Веньке, стали щекотать и, как он ни упирался, стащили с чемодана. "Трон" зашатался и грохнулся на пол.
Казик подбежал к чемодану, снова поставил его на попа. Важно уселся, подбоченился и насупил брови.
- Теперь я царь! - пробасил он и дрыгнул ногой. - Царь Гвидон! Подать сюда корону! Скипетр подать!
- Вот это царь. Настоящий государь!
Маша проворно вскочила с дивана и подбежала к печке. Вернулась с алюминиевой, давно нечищенной кастрюлей и поварешкой.
- Держи, - сказала она, торжественно передавая Казику поварешку. - Это будет твой скипетр, а это - корона, - и Маша ловко напялила на голову Казика кастрюлю.
Комнатка содрогнулась от взрыва хохота. Даже Шурка, который до этого чувствовал себя неловко, покатился со смеху. Никогда раньше в его доме не было такого цирка. Казик не снимал с головы черную от сажи кастрюлю, кивал по сторонам, стучал по полу скипетром-поварешкой и монотонно приговаривал:
- Войско мое славное, слуги мои верные! Слушайте мой приказ...
Маша о чем-то шепнула девчонкам. Затем взмахнула руками и звонко затянула:
- Сла-а-ва-а!
- Сла-ва, сла-ва, сла-а-а-ва-а! - подхватили вместе мальчишки и девчонки.
Как только певучие "а-а" начали затихать, Маша приложила палец к губам, скомандовала:
- Тс-с! - и сразу же пропела: - Слушаем тебя, наш по-ве-ли-те-е-ель!
- Прика-зы-ва-а-аю, - в тон ей подладился Казик и поправил корону-кастрюлю на голове, - брать ве-дра и кор-зи-ны, ло-па-ты и мо-ты-ги и выходить за мной!..
- Сла-ва, сла-а-ва царю-государю Гвидону, - галдели семиклассники.
Они толпились у порога, выходили во двор, продолжая в разноголосицу тянуть все ту же "славу".
На них с крайним удивлением, как на скоморохов, смотрели Шуркины соседи. Даже малыши в песочнице и те побросали свои игрушки. Такого ералаша в этом тихом переулке еще не видывали и не слыхивали.
А Марченя, не обращая ни на кого внимания, с кастрюлей-короной на голове и поварешкой-скипетром в руках распоряжался:
- Кто добровольцы? На самое ответственное задание.
- Я! Я! - выбежали вперед девочки, опередив ребят.
Казик назвал пять человек и сказал:
- Оставайтесь здесь. Будете убирать квартиру: мыть полы, чистить посуду. Остальные за мной! - и, приказав Поле хорошенько оттереть его "корону", повел друзей в Шуркин огород, где были две грядки моркови и бураков, грядка лука и махонький участочек картошки.
Здесь он остановился, завертел поварешкой в воздухе, показывая Шуркины грядки, и приказал:
- Выбрать все до стебелька!
Смеясь и переговариваясь, семиклассники дружно взялись за работу. Шурка рьяно подкапывал лопатой клубни, а сам украдкой поглядывал на друзей счастливыми глазами. Не замечал, что плечи взмокли, что горят огнем ладони рук.
- Чего это ты все молчишь? - обратилась к нему Маша. - Может, что не так делаем?
Она разогнулась и поправила тыльной стороной ладони прядки волос, завитками спадавшие на лоб и глаза. Корзина возле ее ног была уже наполнена доверху.
Шурка воткнул лопату в землю и взялся за корзину, хотел нести ее один.
- Подожди, - сказала Маша и подхватила корзину с другой стороны.
Картошка не грибы: пока донесли до погреба, запыхались. А спускаться по скользковатым ступенькам еще трудней. Надо было пригибаться, чтобы не задеть головой за балку. Фонарь, который зажег Шурка и повесил где-то внизу, светил тускло. Затхлый воздух отдавал плесенью и землей. Ступеньки ненадежно скрипели под ногами, и Маша, пригибаясь, опиралась свободной рукой о шершавую холодную стену кирпичного фундамента. Она не шла, а сползала, стараясь не подавать вида, что ей тяжело. Шурка чувствовал это и незаметно поддерживал корзину снизу другой рукой, чтобы взять большую тяжесть на себя и хоть как-то помочь Маше. Но из этого, как ему казалось, ничего не получалось, и он ругал себя за то, что согласился помогать девчонке.
"Маша совсем слабенькая, - думал он. - Больше не пущу ее сюда. Пусть лучше помогает там, в огороде. А носить буду с Казиком или с Венькой..."
- Эй, там, на трапе! - послышался вдруг голос сверху. - Дайте ходу пароходу!
И в этот же момент, не обращая внимания на то, что проход все еще занят, по лесенке с полным ведром морковки затопал Венька. Он не спускался, а скатывался вниз, пулеметной дробью отстукивая подбитыми каблуками, словно матрос по трапу во время боевой тревоги.
- Куда ты? Подожди! - запоздало крикнул другу Шурка, пытаясь стянуть с прохода тяжелую корзину с картошкой. Но не успел. Венька со всего разгона налетел на корзину, не удержался на ногах и кувыркнулся через нее вниз головой.
Еще хорошо, что на лету выпустил ведро и успел подстраховаться руками. Опрокинув корзину, он растянулся на земляном полу. Сверху на него градом посыпались морковка и картошка. Клубни лупили по голове, по плечам и спине.
Маша отшатнулась в сторону и приникла к Шурке. Тот обхватил ее за плечи, а сам прижался спиной к стене, чтобы хоть как-нибудь удержаться на лесенке и не загреметь вслед за Венькой.
Наконец все стихло. Венька шевельнулся, подобрал под себя ноги и сел. Пощупал голову, покачал ею, стряхивая с волос песок и пыль.
- Ух ты! - громко выдохнул он и вытер рукавом нос. - Кажется, жив курилка.
- Жив! Жив! - радостно хлопнула в ладоши Маша.
Она сбежала по лесенке вниз к Веньке, начала сбивать пыль с его спортивной куртки, озабоченно допытываться, не сильно ли он ударился, не болит ли где.
Шурка смотрел на Машу и с сожалением думал: почему не он на месте Кривого Зуба. Удивлялся, откуда у девочки появился в руках гребешок, которым она причесывала Венькин чуб.
А Маша все повторяла:
- Терпи, курилка, терпи, пароход. Будешь в следующий раз знать, как форсить.
...Часа через два с Шуркиным огородом все было покончено. Картошку, морковь и бураки выбрали и снесли в погреб. Осталось только привести в порядок лук.
Веньку в погреб больше не пускали, потому что он немного прихрамывал. Но, как показалось Казику, не оттого, что действительно болела нога, а просто прикидывался, чтобы выглядеть перед девчонками героем, особенно перед Машей. Многие удивлялись, как это ему удалось после такого сальто-мортале не набить шишки на лбу.
![Огюст де Лиль-Адан - Будущая Ева [Ева будущего]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
