Владимир Киселев - Девочка и птицелет
А Лена, Витя, Сережа и многие другие получили пятерки. Двойки на весь класс получили только два человека — я и Коля. Я за то, что написала, а он за то, что не написал сочинения.
— Я думала, — сказала Елизавета Карловна, поправляя свои круглые очки, — что ты будешь оказывать на Галегу положительное влияние. Но вижу, что ошиблась, и четверку вы можете заработать, только если сложите свои двойки.
Лена Костина засмеялась своим неестественным смехом. Елизавета Карловна помолчала, а затем добавила решительно:
— Придется вас рассадить. Галега, пересядь на свое старое место, на последнюю парту.
Коля встал и, придав лицу совершенно дурацкое выражение, спросил:
— А если я подтянусь?
Я его понимала. Такое можно было спросить только с самым дурацким, с шутовским выражением лица, хотя я знала, насколько это было теперь важно для него. Да и для меня.
— Ну что ж. Как только ты наберешь три четверки, можешь пересесть назад.
После уроков Коля подошел ко мне и сказал:
— Пойдем?..
— Нет, — ответила я. — Сегодня я не смогу…
Коля поежился, как от холода, и отошел от меня. Я заметила, он всегда так ежится, если ему стыдно или неприятно.
— Подожди, — сказала я, — мы должны тут сегодня… одну вещь… с ребятами… А завтра пойдем вместе.
— Хорошо, — сказал Коля и улыбнулся смущенно и обиженно. — Я ведь ничего… Может, тебе неловко перед ребятами, что я с тобой из школы хожу?..
— Нет, — сказала я строго, — мне очень ловко. До свидания. На меня с нетерпением оглядывались Витя и Сережа. Мы вышли на школьный двор. На лестничной площадке второго этажа к нам присоединился Женька Иванов. Когда мы зашли за угол школы — там у нас во дворе такой закоулок, где мальчишки младших классов сводят друг с другом счеты в честном кулачном бою и играют в «коцы», а девчонки делятся самыми страшными секретами, — я заметила, что во двор вышла Лена Костина. Только к нам она не подошла, а поджидала Витю в сторонке. — Так вот, — сказал Витя, нервно постукивая своей палочкой по водосточной трубе, — докладываю обстановку. Когда я вчера шел с Ленкой к ее дому… — Витя помолчал и добавил, как бы перепрыгивая через препятствие, мне нужно было взять у нее одну книгу, на нас напали без всякого предупреждения ребята из Петькиной компании. Петька мне разбил губу. Вот. Витя оттянул нижнюю губу, и мы увидели па внутренней стороне припухлость и красные пятнышки. — А Лену они схватили и стали ей бросать за шиворот зернышки шиповника. Ну, от которых очень чешется. А Ленка укусила этого длинного Ваську — он ее держал — за палец. Васька завизжал и врезал ей левой под дыхало. Девчонке. В общем, Ленка заревела, а меня пока били, а я отбивался, И если бы не вмешались прохожие, то было бы совсем плохо… Этот длинный Васька сказал, что отвинтит Лене голову, когда она будет из школы возвращаться. А на меня они тоже имеют зуб. Так что нам надо ходить теперь всем вместе. Сначала мы будем провожать Ленку, чтобы они ее не тронули, а потом возвращаться к себе. И я предлагаю, чтобы Лена теперь тоже входила в нашу компанию и участвовала в катализаторе. Хотя она и зубрила, но химию любит. Какие будут возражения?
У меня были возражения. Думаю, что возражения были также у Сережи и даже у Женьки. Но все мы молчали. Это очень трудное дело высказать возражения, когда речь идет о живом человеке. Наконец Сережа сказал:
— Она девчонка… Растреплется…
— А Оля, по-твоему, не девчонка? — быстро спросил Витя. Он всегда умеет сразу находить ответ.
— Оля-то, конечно, девчонка, — с сомнением сказал Сережа. — Но это другое дело.
— Это не доказательство, — сказал Витя. — Других возражений нет? Лена, давай сюда.
Он помахал ей рукой, и Лена подошла к нам. Ее беспокоило, как мы ее примем, и поэтому она заранее сделала гордое и безразличное лицо. Я понимаю, человек должен бороться со злорадными чувствами, какие возникают в его душе, но я бы многое дала, чтобы посмотреть на эту выдержанную, приличную, благоразумную Лену, когда ей мальчишки бросали за шиворот шиповник, — а я-то хорошо знаю, как зудит и чешется тело от тоненьких белых волосков, которыми окружены семена, — и как она укусила этого Васю за палец.
— Ну, Лена, — сказал Витя, — мы тебя принимаем в нашу компанию. Теперь мы тебе расскажем наш секрет, но ты должна дать слово, что никому его не выдашь: ни знакомым, ни родителям, ни учителям — никому.
— Честное пионерское, — сказала Лена.
— Хорошо, — сказал Витя. — Знаешь ли ты, что такое катализ?
Но тут вмешался Женька.
— Я так не согласен, — сказал он, и на глазах у него показались слезы. — Почему я клялся Родиной, а она только — честное пионерское?..
— Это справедливо, — поддержал его Сережа. — Пусть тоже клянется Родиной.
— Ну что ж, — неохотно согласился Витя. — Пусть поклянется.
— А как это — Родиной? — испуганно спросила Лена.
— Очень просто, — ответил Витя. — Повторяй за мной: именем Родины клянусь, что никогда и никому не раскрою тайны про нашу научную работу, и если я нарушу это слово, пусть меня все презирают, и любой член нашей компании имеет право дать мне по морде.
— Именем Родины клянусь… — повторяла за ним Лена.
— А ты не разговариваешь во сне? — недоверчиво спросил у Лены Женька Иванов.
— Как это — во сне? — удивилась Лена.
— Бывают люди, — с важностью сказал Женька, — которые ночью во сне рассказывают все, что с ними происходило днем. Вот я, например, прежде разговаривал во сне. И чтобы не выдать нашу тайну, перед сном клал в рот «Кис-кис» или «Театральную», но не рассасывал ее, а просто держал во рту. Я из-за этого раз чуть не подавился.
— Я не знаю, — окончательно растерялась Лена. — По-моему, я никогда не разговаривала во сне. Только когда болела гриппом и у меня был бред. Но я спрошу у мамы…
— Ладно, — сказал Витя, — мы тебе доверяем. А пока что мы тебя введем в курс дела.
И Витя начал рассказывать о химии высокомолекулярных соединений, через каждое слово спрашивая у Лены: «Понятно?» — а она в ответ кивала головой.
Я никогда не думала, что отличница Лена Костина так слабо разбирается в химии и так туго соображает. Она кивала головой и ничего не понимала. Женька Иванов разбирался в этом в тысячу раз лучше, чем она.
Чем больше горячился Витя, чем больше щеголял Женька химическими названиями, тем более скучным становилось Ленине лицо. Нет, она не разбиралась в химии, и мечта о том, что можно будет сделать из полимерных пленок искусственную мышцу, ее, по-видимому, не увлекала. Но кое в чем она разбиралась и поэтому сумела поставить всех нас в неловкое положение своим вопросом.
— А почему все это такая тайна? — спросила она вдруг.
— Так ведь если мы найдем катализатор, это будет иметь военное значение, — сказал Витя. — Я ведь тебе говорил…
— Если найдете, — возразила Лена, и в ее голосе выразилось большое сомнение. — Но то, что вы занимаетесь этими химическими опытами, по-моему, скрывать совсем не нужно. И тем более делать из этого секрет и тайну…
— Нет, нужно! — вмешался Сережа. — Мы так договорились — и кончено. А тебе, если не нравится, можешь отправиться…
Сережа страшно разозлился, покраснел, и у него на лбу, над носом вздулась такая синяя жилка, — она всегда у него вздувается, когда его обижают.
Мне это тоже было неприятно, хотя я понимала, что в словах Лены много справедливого.
— Но ведь ты поклялась Родиной, — с упреком сказал Витя.
— Я сдержу данное слово, — ответила Лена. — Только я не понимаю, к чему это… А реактивов у нас дома никаких особенных нет. Есть только маленькая бутылочка живого серебра от прибора, которым мама измеряет больным давление, и разные лекарства. Их можно считать реактивами?
— Вообще-то можно, — нерешительно ответил Витя. — А ртуть нам пригодится. У нас есть немного ртути… Женька для этого специально разбил термометр и сказал дома, что нечаянно, но она уже кончается.
— Я разбил два термометра, — поднимаясь на носки, чтобы быть выше, сказал Женька. От него вкусно пахло хлебом с маслом.
Мы проводили Лену до самого ее дома и постояли еще немного в ее парадном. Витя со своей палочкой показывал разные выпады и приемы, какие применяют мастера рапиры, и говорил что д'Артаньян не справился бы с современным мастером спорта, потому что с тех времен искусство сражения на шпагах шагнуло далеко вперед. Лена рассказывала, что у нее сегодня дома еще будет урок английского, что она уже прочла по-английски «Принц и нищий» Марка Твена и что когда она была с мамой на американской выставке, то экскурсовод спрашивал, не из Англии ли эта девочка — такое хорошее у нее произношение. Даже Сережа, обычно совершенно несклонный к хвастовству, рассказал, что ездил в воскресенье с отцом на рыбную ловлю и поймал на дорожку щуку весом в девять с половиной килограммов. Я тоже не удержалась и сказала, что папа собирается купить мотороллер и учить меня водить его, хотя папа никакого мотороллера не собирался покупать и, напротив, считал, что те, кто ездит на мотороллере, являются «полуфабрикатом для крематория».
