Джеральд Даррел - Поместье-зверинец
От Джеки, как всегда, нечего было ждать сочувствия. Она подошла к ванне, где в приятном тепле было простерто мое инертное тело, поставила в пределах моей досягаемости добрый стаканчик виски и сухо подвела итог нашему ночному подвигу:
– Сам виноват, дался тебе этот проклятый зоопарк.
Глава пятая
ДОКТОР, ПОМОГИТЕ!
Уважаемый мистер Даррел!
Я не знаю другого такого жестокого человека, как вы. Все твари Божьи должны быть свободными, а вы их заточаете, нарушая Его Волю. Вы человек или дьявол? Будь на то моя власть, сидеть бы вам в тюрьме до конца жизни...
Держите ли вы свиноферму, птицеферму, звероферму или зоопарк, вы должны быть готовы к тому, что ваши животные могут получить ушибы, раны, болезни, а в конечном счете их постигнет смерть. Но для фермера смерть животного совсем не то, что для владельца зоопарка. Человек приходит на свиноферму, спрашивает, куда делась белая свинья с черными ушами, ему отвечают, что ее продали на забой. И он примиряется с этим фактом. Тут уж ничего не поделаешь, это свиной рок. Тот же человек приходит в зоопарк, проникается расположением к какому-нибудь животному, постоянно его навещает, но однажды не застает своего любимца на месте. Животное умерло, говорят посетителю. Тотчас же рождаются мрачные подозрения. Как о нем заботились? Хорошо ли кормили? Был ли вызван ветеринар? И так далее в том же духе. Вполне можно подумать, что следователь допрашивает подозреваемого в убийстве. Разумеется, чем привлекательнее было животное, тем назойливее расспросы. Словно для этих людей гибель или забой свиней, норок и кур – дело обыденное, тогда как диких животных они считают чуть ли не бессмертными существами, которых только ваше грубейшее небрежение может отправить на тот свет. Это очень осложняет вам жизнь, ведь как бы вы ни холили животных, как бы их ни кормили, потерь избежать нельзя. Заболевания диких животных – почти неведомая область, где могут заблудиться даже квалифицированные ветеринары. Вы по большей части действуете если не вслепую, то в полутьме. Животное может заболеть в зоопарке, а может привезти болезнь с собой, да еще какую-нибудь особенно скверную тропическую болезнь. Показателен случай с Луэ, крупной самкой черного гиббона с белыми руками. Луэ прислал нам один друг из Сингапура, где она была главной достопримечательностью в небольшом зверинце, принадлежащем военно-воздушным силам. Судя по тому, как она боялась людей, особенно мужчин, жилось ей там не сладко. Мы поместили ее в просторную клетку в павильоне млекопитающих, надеясь, что добром и лаской сумеем завоевать ее доверие. Месяц все шло хорошо, Луэ великолепно ела, даже позволяла нам гладить ее руку сквозь сетку, а по утрам будила нас удалыми криками – громким стаккато, которое под конец переходило в какое-то идиотское хихиканье. Но вот однажды утром Джереми доложил мне, что Луэ хандрит. Мы вместе отправились к ней. Съежившись, обхватив тело своими длинными руками, обезьяна сидела в углу клетки, и вид у нее был самый жалкий. Она уставилась на меня глазами, полными тоски. Что же с ней такое? На простуду не похоже. Руки и ноги у нее гнутся нормально. Вот только моча густо окрашена и едко пахнет. Видимо, что-то с внутренними органами, надо применить антибиотик. Мы всегда предпочитаем тетрамицин, он приготовлен в виде густой и сладкой красной микстуры, от которой, как мы убедились, не откажется ни одно животное. Некоторые обезьяны готовы поглощать ее галлонами, только дай. Но Луэ было до того скверно, что она даже не захотела попробовать лекарство. В конце концов нам с большим трудом удалось приманить ее к сетке, и я вылил ей на руку чайную ложку микстуры. Для таких подвижных древесных обитателей, как гиббоны, передние конечности, естественно, играют огромную роль, и Луэ всегда тщательно следила за чистотой своих рук. А тут ей плеснули на шерсть какой-то густой липкой жидкостью. Этого Луэ не могла стерпеть и принялась облизывать руку, останавливаясь, чтобы оценить вкус. Как только Луэ привела в порядок свою шерсть, я просунул сквозь сетку вторую ложку тетрамицина. Слава богу, она ее жадно выпила. Три дня я продолжал лечение, но толку было чуть, Луэ отказывалась есть и все больше слабела. На четвертый день я случайно заметил, что рот у нее внутри ярко-желтый. Неужели желтуха? Это очень странно, до сих пор я не слышал, чтобы обезьяны болели желтухой. На пятый день Луэ тихонько скончалась. Чтобы проверить свой диагноз, я отправил трупик на вскрытие. Ответ был очень интересным. Луэ в самом деле умерла от желтухи, вызванной филярией, отвратительнейшей тропической болезнью, поражающей печень и нередко приводящей к слепоте и элефантиазису. Что бы мы ни предпринимали, Луэ была обречена с самого начала. Интересно, что к нам она приехала без малейших симптомов болезни, напротив, казалась вполне здоровой.
Вот в этом-то и заключается трудность врачевания диких животных. Многие из них, можно сказать, таят свою болезнь, первые признаки недуга проявляются только тогда, когда уже ничего или почти ничего не сделаешь. Помню случай с одной пичугой. Сразу после восхода солнца она хорошо поела, потом все утро весело щебетала, а в три часа дня уже была мертва, и до последней минуты никто не заметил ничего неладного. Некоторые животные даже при самых ужасных недугах выглядят совершенно здоровыми, отлично едят и резвятся. Словом, все как будто в порядке, и вдруг однажды утром вы замечаете признаки недомогания и не успеваете даже опомниться, как животное уже мертво. Но в тех случаях, когда симптомы очевидны, надо еще разобраться, в чем дело. Ветеринарный справочник тут не выручит, в нем можно найти несколько сот подходящих к описанию болезней, и каждая требует особого лечения. Есть отчего прийти в отчаяние.
Обычно способ лечения находишь опытным путем. Иногда при этом бывают поразительные результаты. Взять, например, так называемый ползучий паралич, страшную болезнь, поражающую преимущественно обезьян Нового Света. Когда-то от него не знали никакого средства, это был подлинный бич, гроза любого обезьянника. Первые симптомы болезни совсем незначительны: у животного лишь плоховато гнутся бедренные суставы. Но уже через несколько дней вы замечаете, что обезьяна перестает двигаться, сидит на одном месте. Это следующая стадия, когда обе задние конечности парализованы, но еще сохраняют чувствительность. Постепенно паралич распространяется, пока не охватит все тело. Прежде, если болезнь достигала этой стадии, оставалось только усыпить животное.
Мы потеряли из-за ползучего паралича несколько красивых и ценных обезьян. Чего только я не перепробовал, пытаясь их вылечить. Делал массаж, менял стол, впрыскивал витамины – все напрасно. Мне было досадно, что я не могу найти средство против этого гнусного недуга. Больно было смотреть, как он с каждым днем все сильнее одолевает обезьяну.
Как-то я заговорил об этом со своим другом ветеринаром. Мне казалось, сообщил я, все дело в питании, однако мои попытки подобрать правильный стол ничего не дали. Немного поразмыслив, ветеринар сказал, что, может быть, обезьянам не хватает фосфора. Пусть даже фосфор есть в пище, но организм его почему-то не усваивает. Если дело в этом, надо впрыскивать витамин D3. И в следующий раз, когда у одной из наших обезьян появились первые признаки паралича, ее вытащили из клетки и, как ни громко она возмущалась таким обращением, впрыснули D3. Затем я неделю внимательно наблюдал за ней, радуясь, что ей явно становится лучше. В конце недели ей сделали второй укол, и через четырнадцать дней она была совсем здорова. После этого я взялся за великолепную красную мартышку из Западной Африки. У нее паралич начался давно, она уже вовсе не двигалась, и, чтобы кормить ее, приходилось ей поднимать голову. Если и тут поможет D3, решил я, эффективность лечения будет доказана. Удвоив обычную дозу, я сделал укол; три дня спустя мартышка снова получила двойную дозу витамина. Через неделю моя пациентка сама поднимала голову во время кормления, а через месяц полностью излечилась. Поистине замечательное средство! Не оставалось никакого сомнения, что в D3 заключено спасение от паралича. Теперь, если какая-нибудь из наших обезьян начинает волочить ноги, у нас больше не обрывается сердце от мысли, что ей грозит неминуемая гибель. Мы просто делаем больной укол, и вскоре она опять становится бодрой и здоровой.
И еще одно средство мы широко применяем с несомненным успехом – витамин B12. Он действует бодряще на организм и, что более важно, стимулирует аппетит. Если животное хандрит или отворачивается от еды, укол B12 быстро его исцеляет. Сперва я так лечил только млекопитающих и птиц, но не рептилий. Рептилии биологически резко отличаются от птиц и млекопитающих, поэтому надо быть осмотрительным в выборе лекарства для них. Что годится для белки или обезьяны, может убить змею или черепаху. Но вот мне пришлось заняться обитателем павильона рептилий, молодым боа, которого мы полгода назад приобрели у одного торговца. Удав был очень смирный, только почему-то упорно отказывался есть. Раз в неделю его вытаскивали из клетки, силой открывали рот и заталкивали в глотку убитых крыс или мышей. Ему это вовсе не нравилось, но он кротко все сносил. Принудительное кормление змей – дело рискованное. Как ни стараешься быть осторожным, всегда есть опасность повредить нежные слизистые оболочки рта и занести инфекцию, а там недалеко и до гангренозного стоматита, к которому змеи очень предрасположены и который трудно излечивается. Не без трепета решил я впрыснуть удаву B12 и посмотреть, что получится. Укол сделал посредине тела, в толстую мышечную ткань, покрывающую позвоночник. Боа, обвивший кольцами мою руку, словно и не заметил ничего. Я поместил его обратно в клетку и ушел. Позднее я проведал его. С ним, кажется, все было в порядке. Тогда я предложил Джону положить на ночь корм. Джон принес двух крыс и утром с радостью сообщил мне, что боа не только съел обеих крыс, но даже хотел схватить его руку, когда он открыл клетку. С той поры наш удав больше не хандрил. Видя, что змее витамин B12 явно пошел на пользу, я испытал его на других рептилиях. Оказалось, что периодические уколы благотворно действуют на ящериц и черепах, особенно в холодную пору. В нескольких случаях только эти уколы спасали наших рептилий от смерти.
