Николай Дубов - Беглец
- Есть! Я почуял, как он ухватил, и вот - воняет.
Все, и Виталий Сергеевич тоже, понюхали, как воняет смола тарантулом.
- Юливанна, - сказал Юрка, - хочете понюхать, как тарантул пахнет?
- Юра! - укоризненно сказала Юливанна. - Ну зачем мне нюхать эту гадость?
Юрка улыбнулся и не сумел ничего сказать. Он ведь думал, что ей тоже интересно понюхать. Он поплевал на смолу - так полагалось, - снова опустил ее в норку, подергал и вдруг выхватил вместе с тарантулом. Он был буро-желтый, мохнатый и здоровенный, больше пятака. Паук отпустил смолу, упал на землю, но сейчас же приподнялся на задних лапках и задрал вверх передние.
- Смотри, сейчас бросится! - закричал Славка.
Все отпрянули.
Юрка наступил на тарантула сандалией и раздавил. Разнеслась резкая вонь.
- Н-да, малоприятное создание, - сказал Виталий Сергеевич, - хотя даже он, наверно, нравился своей маме.
Они поймали еще четырех и забили их норы, долго и безуспешно пытались выманить из норы пятого, но тот был хитрый - за смолу хватался, но сейчас же выпускал, как только ее тянули вверх.
- Хватит, Виталий, - сказала Юливанна, - иди завтракать.
- Давай уж и храбрых охотников покормим.
- Не, мы не хочем, - сказал Юрка, - мы уже ели. Пошли, ребята.
Тогда Митька, который все время из-под опущенных век наблюдал за охотой, открыл глаза и сказал:
- Они совсем не храпят.
- Кто?
- Крабы.
Все засмеялись. Вчера Митька что-то спросил у Виталия Сергеевича, а тот сказал, что он все узнает, когда услышит, как крабы храпят. Юрка и Славка поняли, что Виталий Сергеевич сказал это в шутку - потому что как же могут крабы храпеть? - а Митька поверил.
- А ты слушал? - спросил Виталий Сергеевич.
- Ага, сегодня. А еще мы нашли дельфина. Дохлого.
- Ой, дядя Витя, - сказал Юрка, - я совсем забыл... Вам нужно лекарство? У дельфинов жир такой лечебный - все вылечивает. Дядьки из Поповки его перетопили, а когда кто болел - мазали. Он всех вылечивает. И овец, и коров. Пойдемте наберем того жира? - И он заулыбался во весь рот, заранее радуясь тому, что они сделают такое хорошее дело.
- Ну зачем мне это лекарство?
- Так вы же говорили, Юливанна больная... Может, и ее вылечит?
- Юра! - сказала Юливанна. - Ты все-таки думай, что говоришь. Я же не овца и не корова...
Славка осклабился, по сейчас же перестал улыбаться, потому что Юливанна рассердилась, а дядя Витя молчал, значит, он тоже был недоволен, и вообще получилось нехорошо. И Юрка знал, что получилось очень нехорошо, даже совсем очень плохо, но ведь он ничего плохого не думал и не хотел, а хотел, чтобы было хорошо. И он опять не знал, что сказать, постоял, потом повернулся и пошел домой, а Славка и Митька пошли следом.
Славка попробовал дразнить его "коровьим доктором", получил по затылку, и они едва не разодрались, но Юрка драться не стал. Он не находил себе места от неловкости, не знал, как ее загладить, и вдруг вспомнил: он же оставил самого большого вареного краба! Он пойдет, угостит их, и они перестанут на него обижаться. Юрка схватил краба и побежал к кустам тамариска.
Сожженная солнцем трава по краям бугра уже высохла, но под кустами, хотя и жиденькая, была тень, трава осталась зеленой и глушила шаги. Юливанна и Виталий Сергеевич сидели к нему спиной и не слышали, как Юрка подошел. Ему осталось три шага до стола, когда Юливанна сказала:
- Тебе еще не надоела твоя команда?
- Нисколько, славные ребята, - сказал Виталий Сергеевич.
- Не знаю. Малыш еще забавен, а этот Юрка... По-моему, он просто кретин. Одна эта вечная улыбка чего стоит... Впрочем, чего и ждать при такой наследственности. Отец алкоголик...
Она повернула голову, увидела Юрку и вспыхнула.
- Подслушивать гадко! И стыдно!
Виталий Сергеевич тоже оглянулся, увидел Юрку и начал медленно краснеть. Он всегда прятался от солнца, не загорел, поэтому отчетливо было видно, как покраснели у него и щеки, и виски, и уши.
Представляя, как они удивятся и обрадуются крабу, Юрка загодя начал улыбаться, и теперь он продолжал улыбаться, смотрел на краснеющего Виталия Сергеевича и чувствовал, что сам он тоже начал краснеть.
- Ты что, Юра? - стесненным голосом спросил Виталий Сергеевич.
- Вот, - сказал Юрка и протянул красного краба.
Они оба были красны, как этот краб, а хуже всего было то, что Юрка понимал, что улыбаться глупо, нечему, но ничего не мог с собой поделать и продолжал улыбаться.
- А, угощение... Спасибо.
Юрка повернулся и с ощущением, будто спина и ноги у него стали деревянными, чужими, пошел обратно.
За его спиной Виталий Сергеевич сказал:
- Зачем же так, Юля!
- Я ведь не нарочно... И вообще он ничего не понял...
- Он все понял.
6
Юрка понял не все. Он не знал слова, которым назвала его Юливанна, но понял, что оно должно быть очень обидным, если Виталий Сергеевич так растерялся и даже покраснел.
"Ну и ладно, ну и фиг с ними, - сказал сам себе Юрка, - нужны они мне..."
Он думал, что стоит это сказать, как все забудется и пойдет по-старому. Так бывало много раз и в школе, и дома. Но сейчас не получилось. Он старался не думать о том, что произошло, но чем больше старался, тем неотступнее думалось, и за что бы он ни брался, что бы ни затевал, все время он ощущал саднящее чувство неловкости и неприятности, скованности этой неприятностью. Лучше б уж она накричала или выругала. Какими угодно словами. Юрку ругали часто и много. В школе учительница, дома то мамка, то папка, то Максимовна, то дед, Тимофей Архипович... Нет, дед добрый, он никого не ругал. Скажет только: "Чего ж это ты делаешь, а?" - и всё. А если б и ругал, так что? На ругань Юрке наплевать, он привык. От ругани не полиняешь и кусок не отвалится...
Неловкость и скованность стали невыносимыми. Ему казалось, что не только руки и ноги у него сделались не те, что были, а весь он стал совсем не такой, как был, и ничего теперь не сможет сделать, даже то, что запросто делал раньше. И он начал выдумывать, что бы такое сделать, чтобы доказать, заспорил со Славкой, что влезет на крышу сарая и пройдет по гребешку. Славке стало "слабо", он струсил, а Юрка влез. Крыша двускатная, черепичная. Босиком по ней еще пройти можно, но Юркой овладели злость и отчаянность. "Босиком не штука, - сказал он, - я пройду в сандалиях". Он влез и испугался - высоко, и сандалии оскальзывались, но он стал во весь рост и пошел. Он дошел почти до конца конька, но оскользнулся, упал на скат и покатился вниз. Под стеной сарая лежала куча навоза, он не сильно ушибся, только весь исцарапался и изгваздался в навозе, от этого стал еще злее и отчаяннее. Было бы с кем, он бы сейчас подрался, но драться было не с кем. Не бить же Славку или Митьку, если они ни в чем не виноваты.
И тут с ревом прибежал Митька. Он задыхался в слезах и соплях. Дед шел от колодца, наткнулся на "их" гнездо, забрал птенцов и бросил своему коту, и кот жрет... Юрка схватил камень, побежал во двор. Кот уже всех сожрал, сидел на солнце и облизывался. Дед стоял тут же и закуривал.
- Ты зачем птенцов кошке? - закричал Юрка.
- А что, кошке тоже исть надо, - сказал дед, ласково щурясь.
- Птенцов, да?
- А чего их жалеть? Их много.
Юрка изо всех сил запустил камень в кота, но промахнулся.
- Ты чего? Ты чего делаешь? - закричал дед.
- А ты чего? Ух, вы!
Юрка схватил камень. Еще немного, и он пульнул бы камень в деда, в его доброе морщинистое лицо... Но он не пульнул, выбежал за ворота, запустил камнем в верстовой столб, на котором висела жестянка с цифрой "40". Жестянка согнулась. Он подобрал другой камень, потом еще и еще и бил по ней, пока она не изогнулась вокруг столба и не стала рябой, как побитая оспой.
Он оглянулся по сторонам, ища, что бы еще разбить, поломать, уничтожить, но перед ним была только крашенная известкой стена ограды и такая же белая, глухая, без окон, стена дома, пыльная, в выбоинах известняковая дорога, а над головой ноющие от ветра телеграфные провода. Юрка запустил камнем в изолятор, попал, но изолятор не разбился, он поднял другой, тут из ворот вышел дед, закричал на него, и Юрка побежал прочь от верстового столба, от дома, к Донгузлаву.
Над лиманом - зной и тишина. И мухи. Кусачие лиманские мухи. Не успел Юрка сесть на берегу, они накинулись на него, как по команде. Они кусались, через рубаху, даже через штаны, через дырочки в сандалиях. Юрка ожесточенно хлопал ладонями то по одному, то по другому месту, и без всякого толку - мухи успевали взлететь. Юрка с удивлением подумал, откуда их тут такая пропасть и чем они живут, если они кровососы, питаются кровью, а тут, на лимане, ни скота, ни людей, одни утки на птичнике, но уток же они укусить не могут?.. Юрка посмотрел в сторону птичника, увидел, что к нему подъехала бортовая машина и почему-то там много людей. Отмахиваясь от назойливых мух, Юрка пошел туда. Посмотреть.
Утки все были загнаны в птичник и маленький загончик. Птичницы хватали их, запихивали в решетчатые ящики, грузили ящики на машину. Утки орали, будто их режут, птичницы ругались. В узкой полоске тени от птичника сидел Сенька-Ангел, отмахивался от мух. Юрка подошел к нему.
