Чарльз Диккенс - История Англии для юных
Вы, конечно, недоумеваете, как мог Роберт, даже при всей своей беспечности, додуматься до того, чтобы продать свои владения. Случилось это так. Англичане давным-давно взяли в обычай ходить паломниками в Иерусалим, дабы молиться у гроба нашего Спасителя. Поскольку же Иерусалим принадлежал туркам, а турки ненавидели христианство, пилигримов — так называли паломников-христиан — в тех краях часто обижали и оскорбляли. Пилигримы долго сносили унижения, пока один великий поборник веры и проповедник по имени Петр Пустынник не начал здесь и там мутить народ против турок, заявляя, что долг добрых христиан — прогнать неверных от гроба Спасителя и, завладев им, охранять его. Проповеди Петра Пустынника вызвали такое воодушевление, какого еще не знал мир. Тысячи и тысячи людей всех сословий и состояний отправились в Иерусалим громить басурман. Эта война вошла в историю под названием Первого крестового похода. Каждый его участник имел на правом плече нашивку в виде креста, а потому именовался крестоносцем.
Отнюдь не все крестоносцы были ревностными христианами. К ним примешалось множество бродяг, бездельников, висельников и авантюристов. Кто-то стал крестоносцем из любви к переменам, кто-то в надежде разжиться грабежом, кто-то от нечего делать, кто-то по призыву священников, кто-то из охоты повидать незнакомые страны, а иные просто потому, что у них чесались руки кого-нибудь приколотить, хоть христианина, хоть турка. Возможно, Роберт Нормандский был движим всеми этими побуждениями, но, кроме того, он руководствовался человеколюбивым стремлением на веки вечные избавить христиан-пилигримов от непочтительного к ним отношения. Он решил собрать войско и пойти в крестовый поход. На это ему нужны были деньги. Денег у него не оказалось, и он на пять лет продал Нормандию своему рыжему брату королю. Выручив огромную сумму, он по всем статьям вооружил своих крестоносцев и, полный боевого задора, отбыл в Иерусалим. А рыжий король, из всего умевший извлекать деньги, остался дома, дабы с удвоенным рвением вымучивать их из нормандцев и англичан.
После трех лет тягот и лишений — претерпев кораблекрушения на море, скитания по чужим землям, голод, жажду и лихорадки в раскаленных песках пустыни, ярость турок — доблестные крестоносцы овладели гробом Господним. Турки продолжали храбро сопротивляться, но этот успех еще больше разжег желание европейцев участвовать в крестовых походах. Другой высокородный французский герцог предложил богатому рыжему королю купить у него на время его владения, но тут царствованию рыжего короля неожиданно пришел конец.
Вы ведь не забыли о Нью-Форесте — насаженном Завоевателем лесе, столь ненавистном несчастным людям, лишившимся по монаршей прихоти крова. Жестокость законов об охране королевских лесов, обрекавших на пытки и казни, усиливала эту ненависть. Бедные затравленные селяне были убеждены, что Нью-Форест заколдован. Они говорили, что в грозу и в безлунные ночи под ветвями угрюмых деревьев шевелятся духи. А еще они говорили, что повстречавшийся нормандским охотникам жуткий призрак предсказал: в Нью-Форесте рыжего короля настигнет кара. И вот, когда в дивный майский день тринадцатого года Вильгельмова правления в этом наводящем ужас лесу был убит стрелой еще один принц из рода Завоевателя — другой Ричард, сын герцога Роберта, — народ заговорил, что вторая беда — не последняя и что грядет третья смерть.
Нью-Форест казался людям воплощением того зла, ценою которого он был насажен, и никто, кроме самого короля, его придворных и егерей, не любил в него заходить. На самом же деле это был лес как лес. Весной почки набухали и из них проклевывалась нежная зелень, летом листья пышно раскидывались и давали густую тень, зимой они жухли, облетали и бурым ковром покрывали мох. Сильные деревья росли высокими и стройными, чахлые валил ветер или топор дровосека, в дуплистых меж корней гнездились кролики, а сожженные молнией исполины стояли, голые и седые. Здесь были папоротниковые взгорки, усыпанные по утрам алмазами росы. Здесь были прохладные ручьи, через которые стайками перемахивали собравшиеся на водопой олени, уносясь от стрел охотников. Здесь были залитые солнцем поляны и непроходимые чащи, куда сквозь шелестящую листву едва проникал свет. Пение птиц в Нью-Форесте радовало слух гораздо больше, чем вопли бьющихся на полях брани людей, и даже когда рыжий король и его приспешники травили в лесной глуши зверя, погоняя коней и оглашая воздух бранью, звяканьем стремян, уздечек, ножей и кинжалов, они производили там куда меньше опустошений, чем среди англичан и нормандцев, тем более что олени умирали (да и жили) не так тяжело, как люди.
В один прекрасный августовский день рыжий король, примирившийся к тому времени со своим братом Грамотеем, поехал с большой свитой охотиться в Нью-Форест. Среди охотников был и Грамотей. Веселая компания провела ночь в Малвуд-Кипе, охотничьем домике в лесу. За ужином и за завтраком они пображничали на славу, а утром, по обычаю тогдашних охотников, разъехались в разных направлениях. Король взял с собой только сэра Вальтера Тиррела, славного стрелка, которому он, прежде чем сесть на коня, подарил две великолепные стрелы.
В последний раз живого короля видели рядом с сэром Вальтером Тиррелом: они скакали бок о бок, а их смешавшиеся своры вместе гнали зверя.
Уже почти смерклось, когда бедный угольщик, катя через лес свою тележку, наткнулся на одинокого мертвеца с пронзенной стрелой грудью, из которой еще сочилась кровь. Это был король. Угольщик взвалил его на тележку и наутро, порядком растреся на ухабах, привез в Винчестерский собор, где покойника с перепачканной известкой и запекшейся в крови рыжей бородой приняли и похоронили.
Рыжий король был внезапно убит невесть кем пущенной стрелой, а сэр Вальтер nришпорил коня и помчался к побережью
Сэр Вальтер Тиррел сбежал в Нормандию и попросил убежища у французского короля. Во Франции сэр Вальтер под присягой заявил, что рыжий король был внезапно убит невесть кем пущенной стрелой, а он, испугавшись, как бы подозрение не пало на него, пришпорил коня и помчался к побережью. Рассказывали и другое. Будто король и сэр Вальтер Тиррел, до заката охотившиеся вместе, стояли друг против друга в кустах, когда между ними пробежал олень. Будто король вскинул лук и прицелился, но тетива лопнула. Будто король тогда закричал: «Стреляй, Вальтер, стреляй, во имя дьявола!» Будто сэр Вальтер спустил стрелу. Будто стрела чиркнула о дерево, отклонилась от цели и сразила короля наповал.
От чьей руки на самом деле погиб рыжий король и случайно или намеренно она послала ему в грудь стрелу, знает только Бог. Кое-кто полагает, что руку эту мог направлять его брат, но рыжий король за свое царствование нажил столько врагов, и среди священников и среди мирян, что разумнее было бы поискать более вероятного убийцу. Главное, что Вильгельма Рыжего нашли мертвым на земле Нью-Фореста, которую исстрадавшийся народ считал погибельной для его рода.
Глава Х. Англия во времена Генриха Первого, Грамотея (100 г. — 1135 г.)
Грамотей, услышав о смерти брата, полетел в Винчестер с такой же скоростью, с какой некогда летел туда Вильгельм Рыжий, дабы завладеть королевской казной. Но казначей, сам участвовавший в злополучной охоте, тоже поспешил в Винчестер и, прибыв туда почти одновременно с Грамотеем, отказался ее выдать. Тогда Грамотей выхватил меч и пригрозил убить казначея, который заплатил бы жизнью за свою честность, если бы не понял, что сопротивление бесполезно, так как на помощь принцу подоспели могущественные бароны, объявившие о своем намерении возвести его на престол. Казначею ничего не оставалось, как выложить деньги и сокровища короны. И вот на третий день после смерти рыжего короля, в воскресенье, Грамотей стоял перед высоким алтарем Вестминстерского аббатства и торжественно клялся, что возвратит церкви Божией все достояние, похищенное у нее его братом, что не нанесет никакой обиды дворянству, а для народа восстановит законы Эдуарда Исповедника, усовершенствованные Вильгельмом Завоевателем. Так началось царствование Генриха Первого.
Народ благоволил к своему новому королю за то, что он сам испытал горе и нужду, и за то, что он родился в Англии, а не в Нормандии. Желая снискать еще большую приязнь англичан, Генрих решил жениться на английской девушке и не нашел лучшей суженой, чем Мод Добросердечная, дочь короля Шотландии. Мод не любила Генриха, но когда государственные мужи пали перед нею ниц, умоляя сделать благое дело — положить конец смертельной вражде нормандцев и саксов, смешав в своем лоне их кровь, добрая принцесса растрогалась и согласилась стать его женой. Поначалу священники противились ее замужеству, заявляя, что отроковицей она жила в монастыре и носила покрывало монахини, а посему ей нельзя вступать в брак. Принцесса же на это отвечала, что тетушка, приютившая ее в отрочестве, действительно порой набрасывала на нее черный плат, но лишь потому, что одно монашеское одеяние могло оградить девушку или женщину от посягательств завоевателей-нормандцев, а вовсе не потому, что она приняла постриг. Священники сдались и обвенчали Мод с венценосным Генрихом. Она была хорошей государыней, прекрасной, милосердной и достойной лучшего супруга, чем король.
