Неизвестен Автор - Лучшие сказки мира
Крестьяне упали на колени.
- Смилуйтесь, синьор граф, помогите нам!
А солдаты вокруг зевали во всю глотку и мазали рыжие усы оливковым маслом.
Граф сказал:
- Я граф и стою троих. Поэтому скажу вам - нет, нет и нет. Да и вообще, раз я не видел вашу ведьму Мичиллину, - значит, никакой ведьмы нету.
Тут солдаты зевнули в последний раз, взяли ружья наперевес и стали медленно наступать на покапальцев. Те пятились, пятились и сами не заметили, как очутились за воротами.
Ничего другого не оставалось покапальцам, как снова собраться вечером на площади, развести костер и чесать затылки. Через час кто-то из крестьян сказал:
- А не написать ли нам Мазино?
Все обрадовались. Написали письмо и отправили.
И вот как-то вечером Мазино явился на побывку.
Сколько тут было шуму и радости! Мазино обступили со всех сторон. Его расспрашивали наперебой и рассказывали наперебой. Через каждые два слова поминали ведьму Мичиллину.
Мазино всех выслушал, а потом заговорил сам:
- В Африке я видел людоедов, которым приходилось питаться саранчой, потому что люди не соглашались, чтобы их ели. В море видел я рыбу, обутую в туфлю и башмак; она хотела стать царицей рыб только потому, что у ее подруг не было ни туфли, ни башмака. Видел я в Сицилии женщину, у которой было семьдесят сыновей и всего один котелок для супа. Видел, как в Неаполе люди мчатся по улице, не двигая ногами, потому что если двое неаполитанцев остановятся посудачить на углу, от их крика поднимается такой ветер, что на всех четырех улицах невозможно устоять на месте. Видел людей черных и белых, желтых и красных, видел худых, как буйвол, и толстых, как щепка, видел немало храбрецов, а еще больше трусов. Но таких трусов, как в моей родной Покапалье, я еще не встречал.
Односельчане слушали речи Мазино, развесив уши и разинув рты. Однако когда он дошел до конца, рты их захлопнулись, и они в первый раз призадумались, не следует ли им обидеться.
Но Мазино не дал им времени подумать об этом как следует. Он заговорил снова:
- Сейчас я задам вам три вопроса, а когда пробьет полночь, я отправлюсь ловить вашу ведьму Мичиллину.
Где уж тут было обижаться!
- Спрашивай! Спрашивай! - хором закричали покапальцы.
- Пусть первым отвечает цирюльник. Много ли бород пришлось ему брить и стричь за последние полгода? И цирюльник ответил:
Бороды мягкие, бороды жесткие,
Бороды длинные, бороды плоские,
Холеные бороды, бороды грязные,
Курчавые бороды, бороды разные
Стригу я и брею без счета,
Такая уж наша работа!
- Так я и думал, - сказал Мазино. - Теперь пусть скажет сапожник. Много ли сапог заказывали тебе за последние полгода?
- Айме! - вздохнул сапожник.
Я звонкие цокколи
Делал, бывало,
И туфли
С резным каблуком...
Видать, Покапалья
Совсем обнищала:
Сижу я без дела,
Хожу - босиком!
- И это похоже на правду! - сказал Мазино. - На третий мой вопрос пусть ответит веревочник. Много ли веревок продал ты за последние полгода?
И веревочник ответил:
Веревки прочные, плетеные,
Веревки крепкие, крученые,
Бечевки, дратву и канат,
Тесемки, нитки и шпагат
За прошедшие недели
У меня скупить успели...
- Теперь, пожалуй, все, - сказал Мазино. - Очень уж я устал с дороги. Вздремну часок-другой. Разбудите меня ровно в полночь, и я схожу за ведьмой.
Мазино улегся у костра, надвинул на глаза свою солдатскую каску и захрапел. До самой полночи покапальцы сидели не шевелясь, даже вздохнуть боялись, чтобы не разбудить солдата.
Ровно в полночь Мазино вскочил на ноги, выпил котелок теплого вина, трижды сплюнул в костер и, не взглянув ни на кого, зашагал по дороге к лесу.
Односельчане принялись ждать. Понемножку все поленья в костре превратились в уголь. Потом все угли превратились в пепел. Потом пепел стал чернеть, чернеть...
К этому времени и вернулся Мазино. Он тащил... Кого бы вы думали? Самого графа! Мазино тащил его за длинную черную бороду, а граф просил, вопил, упирался и лягался.
- Вот вам ваша ведьма! - сказал Мазино и, оглядевшись кругом, озабоченно спросил: - А куда же вы поставили горячее вино?
Хотя от костра еще шло тепло, граф весь сжался в комочек, словно муха в осеннюю стужу.
А покапальцы смотрели то на графа, то на Мазино и слова не могли выговорить от удивления.
- Ну, чему тут удивляться!? - прикрикнул на односельчан Мазино. - Все очень просто. У ведьмы Мичиллины была длинная борода. А цирюльник сказал, что все вы исправно бреетесь. Значит, ни один из жителей Покапальи не мог быть ведьмой Мичиллиной и оставлять на кустах клочья бороды. Ведьма Мичиллина обувалась в добрые сапоги. А сапожник говорил, что покапальцы забыли, как башмаки надевают на ноги. Значит, опять-таки никто из вас не был ведьмой Мичиляиной и не оставлял на земле следов огромных сапог, подбигых гвоздями. А если бы ведьма Мичиллина была и вправду ведьмой, зачем бы ей, скажите на милость, покупать столько веревок? Ведь нечистой силе не надо привязывать краденую жотину... Да куда же запропастилось горячее вино?!
Тем временем граф пытался спрятаться в свою собственную бороду, потому что прятаться больше было некуда.
Мазино спросил:
- Что же с ним сделать?
Покапальцы, которые до сих пор молчали, теперь принялись кричать все разом:
- Удавить его собственной бородой!
- Поставить в огород вместо пугала!
- Посадить в мешок с шестью собаками и шестью кошками.
- Э, - сказал Мазино, - от всего этого мало толку. Прежде всего пусть вернет всех украденных быков и коров. Пусть вычистит хлева, в которых из-за него заперт скот покапальцев. Ну, а потом пусть пасет стадо до тех пор, пока ребра коров не покроются мясом и жиром.
Так и сделали.
А Мазино, устроив дела односельчан, снова отправился служить в солдатах.
ВОЛШЕБНАЯ ТЫКВА
Жила в одном селении сиротка по имени Нью Тхи Май. У нее были черные пушистые волосы, черные блестящие глаза, красные от бетеля губы и очень ловкие пальчики. Богач, которому принадлежала вся земля в этом селении, взял Май к себе. Сиротка работала с утра до поздней ночи - нарезала траву для буйволов, кормила кур, выкапывала маниоку, убирала двор, стирала в горном потоке белье и искусно плела циновки. Она умело подбирала окрашенные волокна трав, и под ее пальцами на циновках возникали силуэты птиц и буйволов.
Но богач всегда был недоволен маленькой работницей. Он называл ее лентяйкой, дармоедкой, требовал все новых услуг, подгонял Май криком, а то и толкал в спину.
Не лучше богача относились к девочке жена хозяина и ее дочь. Когда Нью Тхи Май жаловалась на свою судьбу и горько плакала, жена богача говорила ей:
- Ты должна радоваться, что мы распоряжаемся тобою. Ведь ты живешь не для себя. Ты не имеешь своей воли и почти не существуешь. Только тогда, когда мы пользуемся твоими услугами, ты становишься собой. Мне даже приходится иной раз побить тебя, чтобы ты знала, что имеешь тело. Сама ты просто не можешь это проверить. Голод и жажда говорят тебе, что желудок просит еды, а язык - влаги. Не будь этого, ты бы думала, что ты просто собака, как, впрочем, мы и зовем тебя. Да, такую, как ты, никто не может любить.
Но это не было правдой. По соседству с богачом жила старая женщина, которая часто ласково улыбалась измученной девушке, но ни разу не отважилась защитить ее, боясь вызвать гнев богача. Май сразу заметила доброту соседки, и сердце ее раскрылось, как пурпурный цветок гибискуса.
Девушке очень хотелось сделать старушке что-нибудь приятное: сплести красивую циновку, вскопать грядки, помочь принести бамбук для топлива, но у нее не было ни одной свободной минутки. Сдерживая слезы, Нью Тхи Май только низко кланялась доброй женщине, как можно кланяться самому почтенному, седовласому человеку.
Но вот однажды, когда Май ехала на буйволе, ее заметил молодой тигролов. Девушка очень понравилась ему. Она пела грустную песенку и ласково подгоняла стадо буйволов, не переставая плести из травы легкую накидку, которая должна была защитить ее от дождя. Спрятавшись за ствол пальмы, тигролов проследил, куда повернули буйволы, потом пошел к богачу и, поклонившись ему, стал просить отдать ему Нью Тхи Май в жены.
- Хорошо, - сказал богач, - но ты должен даром отработать у меня три года. Май - моя любимица, она съела очень много риса, и я подарил ей два платья моей жены. Ты должен оплатить все эти расходы.
Юноша оставил дома ружье, взял мотыгу, нож и пошел на поле богача. Работал он не жалея сил, но богач давал ему работу вдалеке от Май и не позволял им разговаривать. И все же любовь соединила их. Май сплела юноше широкополую шляпу и не раз дарила ему орехи, завернутые в листья так искусно, что стебельки их сплетались в первые буквы его имени.
Юноша не оставался в долгу: он поймал скворца и научил его произносить одно лишь слово: "Люблю". Он выпускал своего питомца, и птица летела на пастбище, садилась на спину одному из буйволов, которых пасла Май и, поглядывая на девушку быстрыми черными глазками, повторяла признание.
