Александр Панов - Жизнь только начинается
Костя сел на стул.
- Только ты это... знаешь... - смущенно начал было Вася, но запнулся.
- Не робей. За одну минуту состряпаем.
- Не надо стряпать. Постарайся, Костя.
Ярков на секунду задумался. Потом вскочил и полез в тумбочку Ивана Сергеевича. Из спичечной коробочки он взял перо.
- Это перо не годится. Девушкам надо писать "лодочкой". Почерк получается самостоятельный. - Костя деловито попробовал перо на обложке тетради. - Гебе чего нужно? Чтоб она всю ночь не спала, о тебе думала? А может, пусть поплачет немного?
Но Васе было не до шуток. Он морщил лоб и усиленно соображал: с чего начать?
Ярков уже вытащил из-под матраца знакомый Васе альбом и сказал:
- Разные стихотворения здесь, подберем. А начнем так: "Привет из училища механизаторов от незнакомого вам Васи".
- Что ты, с ума сошел! - замахал руками Вася. - Имя писать не надо, зачеркни.
- Значит, инкогнито, - усмехнулся Костя. - Тогда я точки поставлю. Первую букву и точки. Ладно? Вот так: "В..."
- А вдруг догадается?
- Чудак, почерк-то мой, а не твой. Не мешай, - деловито заметил Костя и начал писать.
"...Добрый день, веселый час, пишу письмо и жду от вас.
Пишу письмо насчет любви,
Прошу читать его, не рвать,
А если ты меня не любишь,
То возврати его назад.
Люблю сирень, люблю я розу,
Люблю я всякие цветы...
- Как звать-то ее? - спросил Ярков.
Вася пытливо посмотрел на Костю.
- Только ни-ни...
- Ладно. И чего ты трясешься, как будто в курятник лезешь?
- О.
- Не ври, не бывает О.
- Пиши О. Я потом сам допишу.
Ярков выразительно покачал головой.
- Эх ты, мне не доверяешь...
И снова заскрипело перо.
А лучше всех люблю я О...
За то, что глазки хороши.
Костя писал и тихонько, с чувством перечитывал. Вася морщился: что-то ему не очень нравилось письмо.
Любовь - это бурное море.
Любовь - это злой ураган.
Любовь - это радость и горе.
Любовь - это вечный обман.
- А почему "обман"? - спросил Вася.
- Не знаю, это стихотворение такое.
- Зачеркни "обман".
- Тогда будет нескладно.
И Костя продолжал:
Я вас люблю, сказать не смею,
В глаза глядеть вам не могу,
Как погляжу, так покраснею
Лишь потому, что вас люблю.
- Насчет "любви" писать не надо. Поставь точки, пусть догадывается.
Костя посоветовал нарисовать сердце, пронзенное стрелой.
"Жду ответа, как соловей лета", - закончил он послание.
Костя взял с тумбочки Ивана Сергеевича флакон. Иван Сергеевич дорожил одеколоном, пользовался им чрезвычайно экономно. Зажмет пальцем горлышко, перевернет, подержит, потом поводит пальцем по щекам, лбу, носу. Зато Костя не поскупился: щедро налил одеколона в конверт.
Успокоенный Вася забрался в постель, положил письмо под подушку.
- Ты море видел? - спросил Костя, усаживаясь на кровать Васи.
- Не видел, - признался Вася.
- Поедем в Одессу и поступим матросами.
- А дорогу знаешь?
Костя почему-то отчетливо вспомнил о своем первом появлении в училище. Привела его мать. Она оставила сына в коридоре, а сама вошла к замполиту.
- Нет больше сил моих, - говорила устало, со слезами на глазах старая женщина. - Вы поймите: до чего мой сын докатился. Нашел себе какого-то товарища; целый день в "орлянку" играют... А учиться не хочет. По верите из дома тащить стал. Заборы ломают и продают доски на базаре. - Женщина всхлипнула. - В тюрьму могут посадить. Возьмите его на воспитание.
Виновник слёз матери, приложив к замочной скважине ухо, открыв рот, с улыбкой слушал разговор. Нет, не тревожили его материнские слёзы.
Мать открыла дверь и позвала сына. Костя постоял в нерешительности, почесал шею, затем сел на край дивана.
Кто бы мог подумать, что этот высокий, на первый взгляд застенчивый, юноша, едва начавший жить, принес уже и матери и всем соседям столько огорчений, неприятностей.
- Не буду у вас учиться, - категорически отказался Костя, - я матросом поступлю.
Галина Афанасьевна подала ему указку.
- Покажи мне Астрахань.
физическая карта Советского Союза висела над диваном, занимая полстены. Костя долго блуждал указкой по берегу Черного моря.
- Где-нибудь рядом с Одессой, наверно, - бормотал он. Галина Афанасьевна покачала головой.
- Не родишься ты в моряки. Моряк должен знать географию, физику как свои пять пальцев. Мой совет: учись пока на тракториста, занимайся в вечерней школе. Придет время - пойдешь служить во флот грамотным. Замполит ласково улыбнулась ему. - Рост у тебя для моряка подходит, флотский.
- В том-то и дело - флотский.
И вот сейчас Костя предложил Васе бежать в Одессу.
Вася молчал. Что сказать Косте? Мол, не побегу из училища и тебе не советую? Не то.
- Я бы поехал с тобой в Одессу, но не знаю, зачем. Ну скажи, зачем мы поедем? - Вася спрашивал искренне. - Мы же маленькие. В училище мне неплохо. Какой расчет туда-сюда болтаться? Посуди сам: здесь я получу специальность, начну самостоятельную жизнь, буду деньги зарабатывать. Вася искоса взглянул в насмешливое лицо Кости. - Ты - другое дело. Тебе терять ничего, - продолжал он. - В вечерней школе, можно сказать, не учишься, значит все равно год пропал. - Вася старательно загнул один палец. - Специальность тебя тоже не интересует, - загнул другой, - с ребятами ты в "контрах", - загнул третий палец. - Тебе можно, беги...
Ярков соскочил с кровати. Кулаки у него по привычке сжались.
- Ну и побегу, - злобно шепнул он, - а ты крыса трусливая.
- Почему? - Вася поднял на Костю удивленные глаза.
Но Костя не ответил, на цыпочках перебежал к своей постели.
Глава девятнадцатая
..."НА ПОЕЗД - ДА ПОМИНАЙ, КАК ЗВАЛИ".
Утром за час до начала занятий в кабинет замполита сбежал запыхавшийся Иван Сергеевич.
- Не буду я больше возиться с Ярковым, - не успев отдышаться, выпалил он. - Категорически не хочу! Что я с ним, драться буду? Я хотел сесть, а он стул убрал, я чуть голову не разбил. И каждое утро дымит, дышать невозможно, хоть противогаз надевай. Выйди в коридор, говорю, а ему что горох об стену, посмеивается. Я категорически заявил, а он соскочил с кровати и на меня с кулаками бросился. Не стану я больше с ним нянчиться, - твердо закончил Иван Сергеевич.
Лицо у Галины Афанасьевны потемнело.
- Устал с одним нянчиться? Знаешь, как твое поведение называется? Трусостью. С Ярковым не справляешься? А коллектив где? Вот я приду в райком партии и скажу: есть у нас Ярков и еще несколько человек, которые не слушаются меня, хулиганят. Не могу из-за них работать, устала, поставьте на мое место другого человека. Что мне ответят?
- Вы не можете сказать так, Галина Афанасьевна, вы же коммунист!
- А комсомольцу скидка делается? Не делается! Через несколько лет и ты будешь вступать в партию... Об этом уже сейчас думать надо. А ты Яркова испугался! Кто же, как не вы, комсомольцы, должны выправить его? В конце концов, что это такое? У кого-нибудь пуговица оторвется - сразу же ко мне, - мол пришейте. Так ведь получается?
Иван Сергеевич постоял, почесал лоб, вздохнул, потом тихо вышел из комнаты. Галина Афанасьевна видела в окно, как он остановил Корнакова и, жестикулируя, что-то говорил ему.
...Ярков вошел в кабинет настороженный. Глядя в угол, хрипло спросил:
- Звали меня?
Галина Афанасьевна указала ему на свое кресло.
- Садись, Ярков.
- Что вы, я постою, не беспокойтесь.
- Ах, какой вежливый: "не беспокойтесь". Неужели это тот Костя Ярков, который играет в орлянку, дерется, кидает соль пригоршнями в суп? - Галина Афанасьевна неожиданно резко приказала: - Садись, посиди на моем месте.
Костя покорно опустился на краешек кресла.
- Как думаешь, Костя, легко быть замполитом?
Ярков поднял голову.
- А чего вам?.. Вызовете одного, другого, поругаете - и все; обедать пора.
Галина Афанасьевна улыбнулась.
- Ну и умная у тебя голова. Я сегодня только к утру уснула, о делах училища думала. Многое еще не налажено... И о тебе думала.
- А чего про меня думать? - удивился Костя.
- Не могу понять, чем ты недоволен, чего тебе не хватает. Долго ли ты будешь хулиганить и разлагать коллектив? Посоветуй, как быть.
- А что я делаю? Я ничего не делаю. - Костя с усмешкой пожал плечами. - Это вам, наверно, Полев или Иван Сергеевич пожаловались. Капают день и ночь на мозги.
- "Капают на мозги"... Откуда у тебя такие нехорошие выражения? Тебе, видно, все равно, будет ли в комнате чисто или намусорено. Ваня по-товарищески тебя предупреждает, а ты драться лезешь.
Ярков усмехнулся.
- Сорвалось.
- Слишком часто срываешься. Плохи твои дела, Костя. Восстановил против себя коллектив. Трудно тебе придется. Отец твой жизнь отдал за то, чтобы ты спокойно учился, стал настоящим человеком, а ты...
Костя закрыл на секунду глаза, сжал губы.
- Вы бы лучше избили меня!
А на другой день случилось собыгие, взволновавшее всю первую группу. Виновником этого события снова оказался Ярков.
