ОХАЙЕЗА - РАССКАЗЫ
На другой день меня пригласили в главную квартиру и заставили рассказать все мои приключения. Белый вождь посоветовал мне прожить недели две в форте, чтобы враждебные племена несколько поуспокоились.
По истечении срока он написал письма, и я явился к нему, готовый к отъезду.
– Я приказал, чтобы двадцать Арикаров и Хидатсов проводили тебя мимо вражеского лагеря, – сказал он мне.
Мы выехали на другой день рано утром и в сумерках добрались до вражеского лагеря. Вперёд были посланы два разведчика, которые, по древнему военному обычаю, дали клятву верности. Вы знаете этот обычай. Каждый должен с благоговением прикоснуться к зажженной трубке. Затем все курят трубку, как положено.
Мы продвигались медленно и к полуночи добрались до того места, где была условлена встреча с отправленными разведчиками. Они должны были обнаружить лагерь и сообщить нам. Мы находились в пустынном месте. Ночь была очень морозная и тихая. Мы ждали в засыпанном снегом лесу, неподалёку от небольшой лощины. Царило глубокое молчание. У меня было время, чтобы подумать о своём положении. Эти Арикары и Хидатсы были уже несколько поколений нашими заклятыми врагами. Я был один против двадцати. У них был приказ от начальника крепости, и это было моей единственной защитой.
Но вот на западе вдруг завыл волк. Один их наших откликнулся ему таким же воем. Я не мог бы отличить этот вой от воя настоящего волка. Затем внизу в ущелье закричала сова. И опять один из наших откликнулся таким же криком на этот зов.
Вскоре вой волка послышался ближе, а с противоположной стороны стал приближаться крик совы. В ясном морозном воздухе послышался конский топот. Затем появились и сами разведчики. Воины немедленно образовали круг, набили трубку, и с дозорных второй раз взяли клятву.
Они рассказали, что вдоль притока Миссури они нашли человеческие следы. В темноте они не смогли узнать, откуда они и куда ведут, но, во всяком случае, этим следам уже несколько дней. Потолковали о них некоторое время. Может быть, эти люди вышли из лагеря в поисках дичи? Или лагерь получил подкрепление людьми?
На рассвете мы пустились в путь. Меня проводили ещё на некоторое расстояние по ту сторону ущелья, а затем оставили на произвол судьбы, так как провожатые боялись ехать дальше. Когда я один двинулся в путь, мои спутники тихо запели мне вслед песню храброго сердца.
Я хотел обогнуть лагерь и держаться возможно дальше от него, но всё-таки угодил в табуны лошадей, пасшихся по склонам всех окрестных холмов. Чтобы не пугать их, я поехал шагом, а затем, отделившись от них, поскакал галопом.
Меня предупредили, чтобы я был осторожнее при проезде через лощины по обе стороны лагеря, поскольку там, конечно, будут меня подстерегать. Я проехал уже вторую и чувствовал себя почти в полной безопасности, но от долгой езды устал и сильно промёрз. Лошадь моя тоже утомилась. В одном глубоком овраге я нашёл достаточно хвороста и, расчистив место от снега, развёл небольшой костёр. Я отдал коню последнюю порцию овса, а сам доел пеммикан, оставленный мне разведчиками.
Вдруг мой конь насторожил уши. Поест-поест и опять прислушивается к чему-то, обернувшись к дороге домой. Я обеспокоился и тоже прислушался. Так и есть – конский топот, но довольно далёкий. Быстро вскочив в седло, я понёсся по ущелью на открытую равнину… Около тридцати Лакотов в полном боевом вооружении скакали, отрезая мне дорогу к форту Райс! Увидев меня, они стали с криком потрясать над головами ружьями и палицами. Я пришпорил коня и погнал его во всю мочь. Нагонят они меня – мне несдобровать! Среди преследователей был также мой друг Белый Олень.
У меня был прекрасный конь, и я был всё же впереди. Но вот появились новые всадники и мне отрезали все пути!
Ничего не оставалось как повернуть на север. Я съехал по скользкому скату в овраг и остановился. Отсюда я мог обстреливать спуск, а враги могли съезжать ко мне лишь поодиночке. “Они не станут нападать, – думал я: – это противоречит индейским военным обычаям. Они постараются, вероятно, уморить меня осадой”. Они кричали и стреляли над моей головой, думая этим принудить меня к сдаче, но я не двигался с места.
Наступила ночь. Месяц светил тихим, ясным светом. Повсюду было светло, но только не там, где стоял я, уже полузамёрзнув, но боясь сдвинуться с места. Ущелье было мрачным, рядом были враги, а вокруг выли волки.
Но вот раздался и стих конский топот, и всё смолкло. И всё же я не решался покинуть убежище. Я, должно быть, заснул, потому что уже светало, когда я услышал вдали боевые крики, а, между ними, своё имя.
– Суйямани, токийа нунка хуво? Где ты? – кричал кто-то.
Несколько наших воинов выехало мне навстречу. Когда я вышел из своего укрытия, я с трудом передвигал ногами. Они набили трубку и подали мне. Это старый обычай, показывающий признание выдающегося подвига. Они проводили меня до форта с громкими боевыми и героическими песнями. В форте я отдал письма белому вождю».
Тум, тум, тум! – раздался бой большого барабана. Это была хвала и признание геройской заслуги Суйямани.
«А Шунка Тамахеча был прав, – продолжал рассказчик. – Великий Отец не наградил и даже ничем не поблагодарил меня за ту услугу, что я оказал ему. И всё же большая честь выпала на мою долю. Мой собственный народ не забыл меня, хоть я и оказал услугу белому».
СОБАЧЬЯ МОГИЛА
Луна обливала своим бледным светом цепь высоких гор. Синеватое туманное кольцо окружало её, и казалось, что она примёрзла к ясному, иссиня-чёрному декабрьскому небу.
Разведчик медленно брёл домой. Он кутался в бизонью шкуру. Лук и стрелы болтались у него за плечами. Его большие лыжи только мешали ему идти, так как снег был глубок, а наст не выдерживал тяжести человека.
Наконец, он добрался до желаемой цели: вершины холма, с которой начинался последний спуск. Какой громадный, почти сверхчеловеческий переход проделал он за последние дни! Что это? Как будто пахнет дымом и жареным бизоньим мясом! Но нельзя же так спешить!… Нужно, согласно обычаю, сначала завыть волком и тем дать знать лагерю о возвращении разведчика.
И он завыл, да ещё как! То был вой злобного и голодного зверя, и рядом с ним вой настоящего волка показался бы слабым визгом шакала. Охотники внизу сейчас же должны были догадаться, что их разведчик возвращается с добрыми вестями. Если б это было не так, то он вошёл бы в лагерь молча.
Затем он завыл во второй раз, – надо было убедить слушавших его, что они не ошиблись. Серые волки также поняли его весть. Ведь она означала не что иное, как пищу! «У-у-у-у! У-у-у-у!» – раздалось со всех сторон, в особенности, со склонов противоположных холмов. Как ожила внезапно вся эта призрачно тихая ночь!
Разведчик быстро сбежал вниз в лощину. Когда он пересекал, небольшое возвышение, то увидел сидевшего прямо перед ним громадного волка, который спокойно его разглядывал.
– Добрый вечер, добрый вечер, дружище! – воскликнул охотник, пробегая мимо зверя.
В лагере среди охотников царило сильное возбуждение. Одни покрывались бизоньими шкурами, чтобы их самих можно было принять за бизонов, и рьяно утаптывали снег. Другие пели песню бизона, надеясь привлечь её звуками дух бизонов, чтобы те подошли к лагерному огню. И разведчик тоже тихим низким голосом запел песню бизона, приближаясь к лагерю. На расстоянии полёта стрелы от палаток он остановился и подождал, пока всё будет готово к его встрече. Когда он, наконец, приблизился, вожди усадили его на почётное место.
– Я прошёл длинный путь, – сказал он, – но не встретил на нём больших препятствий. Первое стадо я нашёл на север отсюда, а второе – очень большое – на северо-восток неподалёку от Озера Раковин. Снег очень глубокий, так что стадо не может уйти далеко от того места.
– Хи, хи, хи! – закричали с торжеством все индейцы. Затем, в знак благодарности, они подняли руки к небу и опустили к земле.
– Хо, кода! Эй, друг! Пусти ещё раз вкруговую нашу трубку. Потом ляжем спать, а завтра до рассвета отправимся на охоту, – сказал один из вождей.
Трубка с длинным чубуком чинно пошла по кругу, после чего индейцы стали расходиться по домам, прощаясь друг с другом важным «хо!»
Разведчик пошёл в свою старую бизонью палатку, которой он пользовался только во время зимних кочёвок. У входа его радостно встретил верный пёс Шунка, часто один стороживший палатку в отсутствии хозяина.
– Хо, Шунка, ты здесь? На тебе! Ты, должно быть, очень голоден. – С этими словами он бросил собаке последний кусок сушёного бизоньего мяса.
Судя по долгому чавканью и облизыванью, это было самое вкусное блюдо, когда-либо выпадавшее на долю собаки.
Вскоре всё погрузилось в глубокий сон. Только слышно было, как лошади грызли кору тополей, которую им давали вместо овса.
Вокруг Озера Раковин паслись многочисленные стада бизонов. Зловещие признаки предсказывали им непогоду. Месяц был окружён радужным сиянием. Скрипевший под копытами снег тоже предостерегал их. Когда стало совсем холодно, животные, как обычно, пошли к озеру. Там было много тростника, ситника и жёсткой травы, в которых можно было укрыться, и когда вода уже везде замерзала, там её ещё можно было найти.
