Глеб Котельников - История одного изобретения. Русский парашют
И я посоветовал просто подвешивать парашют к снастям аэростата, вынув его из ранца.
Только этим и ограничилась царская забота о людях: раздать-то парашюты роздали, но даже не предупредили, что в ранцах под крышкой положена инструкция, объясняющая, как надо пользоваться парашютом.
Мои парашюты принимали за иностранные не случайно. Правители дореволюционной России считали все заграничное совершенством, а все свое — русское, отечественное — не заслуживающим никакого внимания. Русские крупнейшие изобретения хоронили в России, но, попав за границу, они возвращались к нам, как изобретения иностранные.
Стоит вспомнить лампочку Лодыгина. Царская Россия не интересовалась работами русских ученых и изобретателей: Попова, Яблочкина, Кибальчича, Циолковского, Мичурина и многих других. Легкий ранец-парашют впервые появился в нашей стране, его следовало разрабатывать, совершенствовать. Но разве царские чиновники могли заботиться о судьбе изобретения? Нет. Они нашли более выгодным заказать парашюты для армии французской фирме «Жюкмесс». Парашют Жюкмесса — это специально воздухоплавательный и автоматический парашют. Его купол сделан из легкой, ничем не пропитанной ткани, а человек подвешивается к парашюту в «одной точке». Сложенный парашют уложен в брезентовое ведро конической формы. Его подвешивают на борту корзины. Прыгать с этим парашютом в случае опасности следует только с одного определенного борта корзины, иначе веревка, идущая от парашюта к подвесной системе, зацепится за ванты, на которых висит корзина аэростата. Выпрыгнув из корзины, человек своею тяжестью сдергивает с ведра нижнюю крышку, за которой вытягивается купол парашюта. Но если корзина будет падать вместе с выбросившимся из нее человеком парашют не раскроется.
Парашют Жюкмесса. Он висит сбоку на борту корзины (х).
На фронте мне приходилось часто осматривать автомобили и в авиационных отрядах.
В одном из них я познакомился с начальником мотоциклетной команды, которая несла службу связи при штабе одного армейского корпуса, капитаном Ивановым. Он приехал повидаться со своим братом, летчиком авиационного отряда.
Когда мы заговорили о парашютах, то мотоциклист Иванов сказал:
— А знаете, мне давно хочется попробовать спуститься на парашюте с большой высоты.
В отряде оказался парашют. Мы его тщательно осмотрели, переуложили как следует и стали обсуждать, как лучше выполнить этот прыжок. Мы условились, что на высоте 2500 метров Иванов-летчик опустит хвост самолета, а в это время Иванов-мотоциклист привстанет и раскроет парашют.
Как решили, так и сделали. Опыт прошел удачно: раскрывшись, парашют вытащил Иванова из самолета, он, сильно качнувшись раза два, пошел книзу и спустился недалеко от нас на полянке.
— Ну что? Как? — забросали его вопросами.
— Когда я встал и дернул за ремень, — меня вдруг сильно рвануло, и я почти потерял сознание… Потом, придя в себя, я заметил, что надо мной красивый полосатый купол, а сам я крепко держусь руками за лямки парашюта. Осторожно отпускаю одну руку, смотрю вверх — ничего, держит. Пробую отпустить другую — тоже ничего. Тут я взглянул вниз — у меня закружилась голова, и я снова ухватился за лямки. Но скоро я освоился, и у меня даже явилось желание закурить, что я и сделал…
В конце империалистической войны у парашюта было уже немало друзей. Нашлись генералы, которые оценили пользу парашюта. Они просили великого князя Александра Михайловича, который тогда был главным начальником российских воздушных сил, обязательно ввести парашюты в авиации. На этом докладе князь начертал такую резолюцию:
«Парашют вообще в авиации — вещь вредная, так как летчики, при малейшей опасности, грозящей им со стороны неприятеля, будут спасаться на парашютах, предоставляя самолеты гибели».
В этой циничной великокняжеской резолюции, как солнце в капле воды, отразился весь тогдашний режим, вся эпоха, все состояние нашей страны: огромная, беспомощная, технически отсталая, придавленная тяжелым сапогом самодержавия. В этой громадной России было очень мало машин и слишком много людей — этого «пушечного мяса», даже офицерского, ибо в те времена быть летчиками, как правило, могли быть только «господа офицеры».
Генералы, а с ними и министры, рассуждали так: машины дороже людей. Мы ввозим машины из-за границы, поэтому их следует беречь. А люди — найдутся! Не эти — так другие!
Вот почему так трудно было пробить дорогу моему изобретению, предназначенному для спасения человеческих жизней. Вся обстановка самодержавной России была против него.
Тут я не могу не сопоставить эту палаческую резолюцию великого князя с замечательными словами великого вождя нашей страны и всех трудящихся товарища И. В. Сталина. В 1935 году товарищ Сталин сказал Герою Советского Союза тов. В. П. Чкалову: «Ваша жизнь — дороже нам любой машины».
Сравните эти слова со словами князя и вы увидите, как относились прежде к людям в царской России и как относятся к ним теперь в нашей стране. Царское правительство боялось своего народа, боялось верить ему. Боялось верить не только солдатам, но даже и офицерам.
Теперь же в словах товарища Сталина отразилась та подлинная забота о людях, которая делает труд человека радостным, а жизнь — счастливой.
Какой поразительный контраст! Вот уж подлинно два различных мира. Две совершенно различных страны: старая — нищая, отсталая и забитая Россия, и могучая, индустриальная, культурная, одерживающая в своем росте победу за победой — наша обновленная родина.
Могла ли не измениться в новых условиях и судьба парашюта? Мог ли он не занять того места, которое и получил у нас в этой обстановке заботы о людях, поставленной в вершину угла всех мероприятий партии и правительства великим Сталиным?
Только после февральской революции, в период керенщины, у нас начали учиться прыгать с парашютом. Но занимались этим только воздухоплаватели. Сторонники парашюта — энтузиасты из молодежи старались вызвать доверие к нему у всех людей воздуха и, главным образом, у начальства. Так, например, командир 28-го воздухоплавательного парка доносил начальнику Воздухшколы в мае 1917 года:
«12 сего мая во вперенном мне отряде производились опыты с парашютом Котельникова. Два раза с высоты 200 и 300 метров было сброшено чучело весом в 5 пудов. Оба раза парашют раскрылся и чучело плавно опустилось на землю. Затем в корзине поднялся младший офицер отряда, подпоручик Остратов, который, надев пояс парашюта, с высоты 500 метров выпрыгнул из корзины. Около трех секунд парашют не раскрывался, а затем раскрылся и Остратов вполне благополучно опустился на землю. По словам подпоручика Остратова, он во время спуска каких-либо болезненных явлений не ощущал. О столь положительных результатах испытания парашюта считаю необходимым довести до вашего сведения. Благополучный спуск на парашюте должен вселить в воздухоплавателей большее доверие к парашютам».
Так понемногу парашют находил друзей.
Красная армия в наследство от царской получила и русские парашюты «РК-1» и французские «Жюкмесс». Они продолжали служить и во время гражданской войны. Но пользовались ими только на наблюдательных аэростатах.
В 1918 году в Москве авиатор Б. И. Россинский, под руководством заслуженного профессора Н. Е. Жуковского, работал в «Летучей лаборатории». Здесь впервые начали теоретически изучать парашют, сравнивая качества парашютов русского и французского.
Как-то мне случилось быть у товарища Россинского. От него я и узнал о работах лаборатории по изучению парашюта, Сам я в то время парашютным делом не занимался.
— А я не знал, что ваша лаборатория изучает парашюты, — сказал я.
— Как же, — ответил мне товарищ Россинский, — это и вообще первая исследовательская работа в парашютном деле. Вот здесь помещены две статьи с результатами исследования парашютов, бывших на вооружении царской, а затем Красной армии: вашего и Жюкмесса.
Он достал из шкафа книжку, надписал ее и, протянув мне, сказал:
— Позвольте подарить вам, как старому товарищу по работе.
Наскоро просмотрев эту книжку «Трудов Летучей лаборатории», я заметил, что в статьях отдавалось явное преимущество русскому парашюту перед французским. За один 1917 год парашют «Жюкмесс» дал 30 % спусков с серьезными ушибами и 15 % нераскрытий со смертельным исходом. В книге был приведен именной список пострадавших.
— Это для меня совершенная новость, — заметил я.
— Нет, вы посмотрите заключение, — сказал Российский. — Читайте.
Я перевернул несколько страниц и на странице 36-й прочитал:
«Теперь, подводя итоги всему предыдущему исследованию, мы находим, что жюкмессовскнй парашют гораздо хуже котельниковского и опаснее его… Мы прямо должны заявить, что его следует изъять из употребления в воздушном флоте и заменить котельниковским впредь до выработки парашюта наилучшего типа, общие характерные черты которого уже намечаются…»
