Майкл Бонд - Медвежонок Паддингтон сдаёт экзамен
– Всё пропало! – вскричал один из учеников, тыча пальцем в свой холст. – Только я управился со складками на пальто – и тут на тебе!
– И усы теперь торчат не в ту сторону, – пожаловался другой голос. – И вообще, они стали другого цвета. Сначала-то были оранжевые.
Борода Ромни Марша затряслась от негодования.
– Какой кошмар! – воскликнул он. – Я ему плачу двадцать пенсов в час, а он тут…
– Двадцать пенсов в час? – негодующе воскликнул медвежонок. – Но в объявлении написано «достойная оплата»!
– Это, – сказал мистер Марш, выпрямляясь во весь рост, – относится к профессиональным натурщикам. А всяким захожим медведям ещё надо доказать, чего именно они достойны. Да и вообще, – добавил он, – вам же ходить сюда целую неделю, каждый день, пока мы не закончим, так что в итоге получится не так мало.
– Каждый день целую неделю? – Паддингтон уставился на Ромни Марша, отказываясь верить своим глазам, а своим ушам он уже и так не верил. Ему и за один сеанс крепко досталось, а о том, чтобы всё это продолжалось ещё целых четыре дня, даже подумать было страшно, так что он решил, без дальнейших проволочек, взять дело в свои лапы.
Он попытался нагнуться, чтобы подобрать с пола свой чемодан, но тут его ждало ещё одно неприятное открытие. Простоять так долго без движения – одно дело; попытаться потом пошевелиться – совсем другое. От неподвижности и от страшного холода в студии задние лапы у него совсем отнялись. Он почувствовал, что падает, и ухватился за первое, что попалось под лапу; на секунду-другую это его удержало. Потом он опять стал крениться на сторону, и через секунду комната перевернулась вверх тормашками, Паддингтон грохнулся на пол, а сверху на него рухнула сначала ваза с фруктами, а потом и столик.
Некоторое время медвежонок лежал, плотно зажмурив глаза и не решаясь дышать, а потом к нему вернулся слух – кругом звучали голоса, наперебой предлагавшие ему помощь.
– Может, сделать ему искусственное дыхание? – предложила одна из учениц.
Мистер Марш с отвращением посмотрел на своего натурщика, принявшего теперь лежачую позу, и снял с него столик. Хотя Паддингтон и стёр с усов большую часть мармелада, немного всё же осталось, а к прежним пятнам прибавилось несколько раздавленных виноградин и расквашенная груша.
– Я, увы, не специалист по первой помощи, – поспешил отговориться художник. – Может быть, среди вас найдутся добровольцы? Ну ладно, – добавил он сердито, потому что никто даже не пошевелился, – хватит и одного добровольца. Ну хоть кто-нибудь понимает в этих вещах?
Мистер Марш мог бы так не беспокоиться. Паддингтон несколько раз дрыгнул лапами, чтобы убедиться, что они вернулись в рабочее состояние, и, поняв, что на куски он не развалился, вскочил с пола и со всех лап бросился к двери.
Может, лапы были и не в лучшей форме, но перебирал он ими довольно бойко, и лапы не подвели: донесли его до дверей лавки мистера Крубера, а там запрыгнули на диванчик из конского волоса, на котором можно было отдышаться.
Наверное, мистер Крубер удивился неожиданному появлению своего друга, однако вида не подал, и, когда Паддингтон перестал пыхтеть и перешёл к рассказу о своих утренних приключениях, мистер Крубер разжёг плитку, которую держал в дальней комнате, и сварил им какао на «послезавтрак».
– Думаю, мистер Браун, это вам совсем не помешает, – сказал он, ставя на столик перед диваном две дымящиеся кружки. – Мне доводилось бывать в студии у мистера Марша: одно из самых промозглых мест на всей улице Портобелло. Я с вами согласен, – продолжал он, усаживаясь рядом со своим другом, – сводить концы с концами порой бывает непросто, особенно если применять ошибочный способ исчисления.
– Я, мистер Крубер, всегда исчисляю, сколько на что потратил, и всегда без ошибок, – возразил медвежонок. – Каждый вечер это делаю перед сном.
– Не сомневаюсь, – кивнул мистер Крубер. – Я знаю, как хорошо вы считаете, мистер Браун. Но дальше получается как с вопросами: «Эта верёвочка длинная?» или «Сколько будет два плюс два?». Ответ: «Это как поглядеть». Математика – такая штука, что с её помощью можно доказать почти что угодно.
Мистер Крубер задумчиво помешал какао.
– Ваш рассказ напомнил мне очень старый анекдот, который я слышал в мюзик-холле: о том, что можно работать триста шестьдесят пять дней в году и всё же, если считать выходные и отпуск, не работать ни дня.
Я уже так давно видел эту пьесу, что забыл подробности, но примерно тем же способом я вам сейчас докажу, что за сегодняшнее утро вы разбогатели на целых восемьдесят девять пенсов. Вот, смотрите, мистер Браун, – продолжал он. – Если бы вы работали натурщиком у мистера Марша по часу в день и зарабатывали по двадцать пенсов, через неделю вы получили бы фунт, но вы его не получили, выходит, вы стали на фунт беднее. Так?
Паддингтон, окутанный паром от какао, кивнул в знак согласия.
– С другой стороны, если бы вы отправили мистеру Брауну телеграмму, она обошлась бы вам в один фунт и восемьдесят девять пенсов, но вы её так и не отправили, выходит, вы сэкономили фунт и восемьдесят девять пенсов. Так?
Паддингтон пересчитал про себя и снова кивнул в знак согласия.
– Тогда получается, – сказал мистер Крубер, – что, даже если вычесть незаработанный фунт, у вас всё равно остаётся восемьдесят девять пенсов. – Он потянулся и одной рукой подал медвежонку булочку, а другой похлопал по его синему пальто, совсем рядом с карманом. – Вот вы сейчас увидите, что я был прав, мистер Браун. – В глазах мистера Крубера сверкнули озорные искорки. – Посмотрите-ка, что у вас в кармане.
Паддингтон посмотрел и чуть не выронил кружку от удивления – в кармане действительно лежало несколько монеток. Утром их точно там не было, а когда Паддингтон вытащил их и пересчитал, оказалось, что там ровно восемьдесят девять пенсов. Просто волшебство какое-то!
Увидев, как он озадачен, мистер Крубер тихо усмехнулся.
– Видите, какая математика волшебная наука, – сказал он.
– Тогда, может, я пошлю мистеру Брауну совсем короткую телеграмму? – взволнованно спросил Паддингтон.
Мистер Крубер покачал головой.
– На вашем месте я бы оставил эти деньги для других дел, – сказал он. – А кроме того, у меня есть отличная мысль. Я уверен, что такое поздравление понравится мистеру Брауну гораздо больше. Я узнал об этом способе много-много лет назад, когда ездил в Америку, и, если хотите, сейчас расскажу вам все подробности…
* * *– Коты! – свирепо проговорил мистер Браун. – Ну почему они всегда поднимают такой гвалт, стоит мне как следует заснуть? – Он зажёг ночник и посмотрел на будильник. – Одна минута первого! Можно подумать, они специально дожидались полуночи.
И надо же им было разораться прямо возле нашей входной двери!
Миссис Браун тоже села, протирая глаза.
– Ты куда, Генри? – поинтересовалась она.
Мистер Браун приостановился.
– Пойду принесу кувшин холодной воды, – сообщил он свирепо. – У меня, как ты помнишь, сегодня день рождения, и я могу позволить себе делать что хочу. Нет, ну ты только послушай! – возмутился он, так и не трогаясь с места. – Ты когда-нибудь слышала что-нибудь подобное?
Миссис Браун помедлила с ответом. Если разобраться, то да, пожалуй, что-то подобное она уже слышала. В заоконных завываниях угадывалась какая-то мелодия, у неё были начало и конец, и что-то она ей смутно напоминала…
– Генри, осторожнее, – сказала она, когда мистер Браун начал открывать окно. – По-моему, это не коты. Кажется, кто-то поёт.
– Поёт? – опешил мистер Браун. – Поёт? Вот я им сейчас спою, пусть только попадутся. Только не говори мне, что они поют рождественские песни. Я знаю, год от года они начинают всё раньше, но это уж ни в какие ворота не лезет!
Миссис Браун вздохнула, прислушиваясь к голосу мужа, который стихал в отдалении. Потом она вылезла из постели, накинула халат и отправилась на крыльцо, где уже собралась вся семья – всех перебудил странный шум.
Паддингтон ужасно огорчился, когда мистер Браун распахнул входную дверь и высказал всё, что думает о ночном переполохе.
– Я не кот, мистер Браун! – воскликнул он. – Я поющая телеграмма! Их придумали в Америке и посылали только в самых торжественных случаях.
И чтобы слова выглядели убедительнее, он набрал в грудь побольше воздуха и снова запел: «С днём рождения!»
Уши у мистера Брауна так и горели.
– Э‑э… да, конечно… спасибо тебе большое, Паддингтон, – бормотал он, запинаясь. – Я очень тронут. Честное слово. Какой необычный подарок.
– Это, вообще-то, не я придумал, – сознался медвежонок, – а мистер Крубер. Он рассказал мне что и как.
