Валерий Гусев - Три кило веселья
Вот почему наш адмирал подскакивает при ходьбе. Как петушок.
Курочкина окружили ребята, помогли ему сойти со сцены, засыпали вопросами - и он как-то незаметно исчез.
Я разыскал Лешку и сказал ему, что нужно найти нашего раненого адмирала, потому что пора вести его домой.
– Его уже увели, - хмуро сказал Лешка. - На машине.
– Кто?
– Шаштарычи. Они вокруг повертелись. Всякие слова ему наговорили и предложили отвезти домой.
– А ты что? - рявкнул я.
– А я что? Они мне один раз в лоб дали - и все.
– Кто?
– Кот Базилио.
– Ну я ему!…
– Уже не надо, Дим, - спокойно ответил Алешка. - Его уже унесли. В медпункт.
– А… как? - Я растерялся.
– Папа научил. Носком ботинка в коленку.
А я все еще считаю его маленьким и беззащитным.
Мы спустились в вестибюль, вышли во двор. Было сыро и темно. Только гимназия светилась. Там всякие фитнесы шли.
И вдруг на нас надвинулась громоздкая фигура. И грубо спросила:
– Где Каштанов? - Это был Степик.
– Повез адмирала домой.
– Один?
– Со всей компанией.
– Томас с ними?
– Он за рулем был.
– Быстро в машину! - скомандовал Степик.
Мы не стали спорить. В машину так в машину.
Он резко взял с места и через несколько мгновений затормозил у дома адмирала. Возле подъезда стояла машина Томаса. Зеленая «девятка».
Степик вырвал из кармана мобильник, набрал номер и чужим спокойным голосом сказал:
– Абонент 433-77-14? Господин Курочкин? Проверка телефонной сети. Сколько у вас жильцов? Очень хорошо. Не кладите трубку. Кто, кроме вас, еще находится в квартире? Отлично. Все в порядке! Извините, благодарим!
Степик сунул мобильник в карман и уставился на подъезд. И почти сразу из подъезда вышли Шаштарыч и Томас. Они о чем-то говорили. Томас - напористо. Шаштарыч - неуверенно.
Подошли к машине. Томас закурил и сказал довольно громко:
– За все хорошее надо платить. За очень хорошее - вдвое. Понял, шкет?
И он нырнул в машину. И рванул с места. Шаштарыч посмотрел ему вслед и поддал ногой пустую банку из-под «Колы».
Степик, ни слова не говоря, тронул машину, довез нас до дома и попрощался. И молча уехал.
Вот так вот. Небо еще ясное, но тучи уже где-то сгущаются.
Я не люблю, когда впереди что-то неясное. Когда встает конкретная проблема, тут все просто: или решаешь ее в два счета, или ну ее на фиг. Сама решится.
Но когда проблема не ясна, когда не только не знаешь, что делать, но и не уверен, а нужно ли что-нибудь делать вообще, - тут выход один: укрыться с головой одеялом и постараться обо всем забыть.
Но не забывалось. Мне все думалось о нашем адмирале. С одной стороны - отважный герой, смело сражавшийся со страшным врагом, а с другой - слабый, доверчивый, хроменький старичок. Да еще с седым хохолком на макушке. Такого может обидеть всякий. И болонка в подъезде, и продавец в магазине.
Но почему меня это тревожит? К каждому старичку охрану не приставишь. Каждому малышу слезы не вытрешь. Да и надо ли?
Надо совсем по-другому. Надо, чтобы старичок никого не боялся, а малыша чтобы никто не обижал.
И никакая милиция тут не поможет. Милиция у каждого внутри должна быть - она вовремя и остановит. Эта милиция, подумал я, совесть называется.
В школе мне вдруг стало скучно. Раньше я очень любил учиться - все время узнаешь что-нибудь новенькое. А теперь мне стало казаться, что все это новенькое - оно такое маленькое по сравнению с тем, что нам мешает нормально жить и чувствовать не только себя, но и всех - человеками.
Главное, мне думалось, не образование в голове, а образование в сердце.
Я даже как-то с нашей классной об этом решился поговорить. А она: «Чтобы решать сердцем, Дима, надо сначала думать головой. А для этого нужны знания».
Значит, так: чтобы решить, что за человек - ударить его или приласкать, нужно сначала таблицу умножения в голове прокрутить, так? Или формулу соды вспомнить.
А все этот адмирал с хохолком, он мысли такие у меня вызвал.
Маленький, старенький… Мальчонкой воевал, пережил боль от гибели самых близких, терпел боль от ран, хоронил боевых товарищей, смело воевал с врагом. А сейчас? Любой шкет, пробегая по залу, может оттолкнуть его: «Не мешайся, дед, твое время прошло». А если бы не его, деда, время, твоего времени, малец, сейчас и вовсе не было бы. Не мчался бы ты сейчас по пыльному паркету, веселый, здоровый и счастливый, а лежал бы до сих пор в темных запасниках природы. В лучшем случае. Да еще и неизвестно - что из тебя вылупится.
Глупость, конечно, но я подумал: без уважения к прошлому не будет хорошего будущего. Никакого не будет. Пробежавший вот так шкет опять незаметно обезьянкой станет. Шерстью покроется изнутри, и вся его жизнь - схватить первым, сожрать побольше, не дать никому.
Такие мысли ко мне приходят редко. Только тогда, когда надо что-то решать: или садиться за уроки, или мыть посуду, или все-таки кому-то помочь.
А тут вдруг Алешка подходит и говорит:
– Дим, нам надо адмирала под контроль взять. Он очень нежный. Прямо как кактус.
– Ничего себе! Сядь на кактус - узнаешь, какой он нежный!
Алешка на мои слова не обратил внимания.
– Надо, Дим, помогать ему. Ну, там, кефир покупать, уборку делать, кортик чистить…
– …Посуду мыть, - добавил я, уже догадываясь, как Алешка собирается распределить между нами эту помощь. На себя он возьмет, как всегда, самое трудное - протирать лезвие кортика носовым платком.
Но все это мелочи. Мне казалось почему-то, что наш «кактус» нуждается совсем в другой помощи. Ему не помощь нужна, а охрана.
Почему я так думал - не знаю. Наверное, потому, что вокруг адмирала что-то тусовалось, недоброе. Это как в толпе, когда жулики выбирают жертву и незаметно ее окружают. И в подходящий момент - раз! И вырвали сумочку. И - врассыпную. Попробуй догони их тогда. Если даже не знаешь, за кем бежать.
– Ты чего надулся? - спросил Алешка. - Ну, хочешь, я буду за кефиром ходить? А ты будешь кортик…
Да неужели? Вот уж не ожидал такого благородства.
– …будешь кортик со стены снимать, когда я буду его чистить, хочешь? И обратно будешь вешать, так и быть уж.
Я не стал спорить - мысли мои были заняты другим. И я спросил Алешку:
– В восемьдесят втором доме у тебя кто-нибудь знакомый живет?
Лешка стал добросовестно вспоминать:
– Там… этот… Лорд - доберман… Маруська - лайка, два кота - Чип и Дейл. А в восьмой квартире крокодил Гена и Чебурашка. Крокодил настоящий, а Чебурашка - морская свинка. - Алешка в нашей округе всех зверей знает. И они его, взаимно. Они его любят и уважают даже больше, чем своих любимых хозяев. - Потом еще козел у одной бабульки на балконе. У Акимыча петух и пара голубей…
– Лех, - перебил его я. - Мне не звери нужны. А люди.
– Людей там мало, - сказал Алешка. - Зинка-Корзинка из второго подъезда…
– Стоп! - сказал я. - Хватит. Что за Зинка?
– Корзинка! Что, не знаешь? - Так было сказано, как будто Зинку-Корзинку должна знать вся страна. - Из нашего класса. Из второго подъезда. У нее птичка живет. Дикий воробей. Он, Дим, знаешь…
– Подожди с воробьем. Узнай у нее, кто в ихнем подъезде живет на шестом этаже.
– А я и так знаю! - Алешка пожал плечами. - Канарейка и сурок.
– Мне люди нужны! - заорал я.
– Так бы и сказал. - Алешка снял трубку. Набрал номер. - Зин, привет. Чего делаешь? А я? Я - тоже ничего. Ты на каком этаже живешь? На шестом? Вот здорово! А кто там еще живет? Лиса Алиса? Вот здорово! Мы сейчас к тебе в гости придем. У нас коробка от конфет есть. Ставь чайник! - и бряк трубку.
А ведь очень он не прост, мой младший братец.
Алешка залез в бар, где мама зачем-то сберегала пустую коробку из-под конфет с бегущим оленем, и стал пустую делать полной.
Выгреб из карманов огрызок сникерса, обломок печенья, сбегал на кухню и вытащил из сахарницы несколько кусков сахара. Пошарил в холодильнике:
– Дим, котлета сойдет? Ее не жалко, она вторую неделю здесь мерзнет. Высохла вся.
Я взял у него коробку. И сказал:
– Перемешать все как следует, и в помойное ведро.
– Ты что! - Алешка вырвал у меня коробку. - Мама говорит, что в гости надо с гостинцем ходить. Приносить, чего не жалко… Пошли.
Зинка нам обрадовалась. Она решила, что мы пришли посмотреть на ее дикого воробья.
– Вы его только не пугайте, - щебетала она, вводя нас в свою комнату. - Чижик у меня очень нервный…
– А у тебя еще и чижик? - спросил я.
Зинка рассмеялась:
– Это воробья зовут Чижик.
– Когда у тебя будет чижик, - посоветовал Алешка, - назови его Воробей.
Зинка опять рассмеялась. Она очень веселая была. Счастливая, наверное.
Воробей Чижик, нахохлившись, сидел на оконном карнизе, вся шторка которого была запачкана белыми полосками.
– Это еще раньше было, - засмеялась Зинка. - А теперь он научился в чернильницу какать.
И точно - на Зинкином письменном столе стояли два блюдечка - с водой и пшенной крупой - и старая чернильница без крышки.
