Владимир Васильев - С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)
- Сегодня холодно. У тебя голова не мерзнет? - спросила она.
Я сорвал свою финскую кепочку, но она ловко выхватила ее и нахлобучила мне на самые уши.
- Простудишься, глупый!.. А жаль, что девчонкам нельзя под машинку, а то бы и я... Знаешь, как это называется в школе? Прическа "а-ля Женьшень"...
О-ёй! Сколько натикало! А завтра контрольная по алгебре.
Пятый день болеет Аня Левская. Она провела урокконцерт по Некрасову, как я теперь узнал, с температурой 39°. Евгений Евгеньевич считает, что это настоящий подвиг в честь класса и литературы, хотя и очень нас ругал, что мы не знали о ее болезни и ему не сказали.
Да разве у нее разберешь! Голос такой же, как всегда.
Может, чуть тише. Ну, лицо горело. Так мы думали, что она просто волнуется.
Без Анюты чего-то не хватает. Может быть, тишины, которая настает в классе, когда она говорит. По-моему, даже самого Е. Е. так не слушают, как ее. ,
Неужели у меня форма черепа некрасивая?
Первое декабря. Этот день и этот вечер - будь они прокляты. Может, когда-нибудь я напишу, что случилось. Но не сейчас, не сейчас.
Был на Пушкинской Полянке. Роща в снегу. Молчит.
И Пушкин молчит. Он тоже от меня отвернулся.
Я измерил поляну-ровно тридцать два шага! Чую дуэль. Не знаю, с кем, но драка будет.
С кем? С кем? С кем?
Может, с самим собой? Я подлец. Подонок. Как это могло случиться?
Анюта болеет. Она знала, что я не такой. Только она знала. Она бы помогла, объяснила.
Мне никто не в силах помочь. Никто.
В одиночку?
Не могу больше! Кому рассказать? Папа далеко, мама еще не оправилась после болезни. Томка не доросла.
Андрею и Боре-стыдно. Они после этого не возьмут меня в поездку, а у нас уже почти все готово. Вчера был у Марии Степановны, она уезжает до весны. С Олей у нас дружба какая-то странная. Сидоров пишет вторую часть своего романа и занят новой конструкцией мопеда РоСи-2...
Остаются два человека. Нет, один! Потому что Любочке я никогда этого не скажу, ей нельзя. Почему я не разрешил ей тогда дотронуться до моей дурацкой башки!
Остается один человек. Евгений Евгеньевич.
Погнал я к нему.
Поговорили. "Ты побывал в мире животных, Хорошо, хоть сам это понимаешь". Это еще мягко. Животные лучше.
Моя мама-депутат горсовета, член комиссии по делам несовершеннолетних. После этой комиссии она всегда приходит растерянная и угнетенная. А вчера сказала: "Я так боюсь за тебя, сынок..."
В прошлом году на русском языке Мария Степановна продиктовала предложение: "Материнское сердцевещун". И мы, дурошлепы, спрашивали, что значитвещун? Теперь бы я не спросил.
Страшно хочется курить. Третий день не курю.
- Даже Рахметов не мог отказаться от этой привычки, а у него воля была железная, - сказал я Е. Е.
- Рахметов не мог, а ты сможешь, - ответил он. - Попробуй. Пусть у тебя будет единственная слабостьникаких себе послаблений. Ты сможешь, я верю.
Так закончился тогда "вечер вольного сочинения".
Е. Е. предлагал мне заночевать, хотел проводить до самого дома, но я отказался. Мы позвонили из телефонной будки, и мама встретила меня на остановке.
А началось с того, что я ввалился в его квартиру поздно вечером. Я знал, что он меня не выгонит, но, думал, хоть удивится. А он обрадовался! Он мне обрадовался! И я сразу решил, что все ему расскажу.
У него семья-жена и дочка (которая уже спала).
Жене он приказал громким шепотом: "Марина, банда бритоголовых требует сей секунд чаю!" Он был веселый, наверное, был убежден, что я сам расскажу, зачем вторгся так поздно и без приглашения. Но я вдруг испугался.
- Вы говорили... на первых уроках, - мямлил я, - что вольные сочинения можно... в любое время дня и ночи. Вот я...
- Давай, давай свой свиток, - обрадовался он.
И добавил, понизив голос: - Но если тебе честно сказать, Эдуард, то, судя по тому, какой ты последние дни, я думал, что у тебя другое...
- У меня другое...
И я все ему рассказал.
Что же случилось первого декабря? Теперь, спустя неделю, я хочу подробно вспомнить тот злополучный день и страшный вечер.
После уроков у школьных ворот я встретил Минуса, который был в новой куртке с черно-красным капюшоном за плечами. Не Руслана Филиппова - Минуса.
В компании, куда он меня пригласил, зовут друг друга только по кличкам. Не хочу себя выгораживать - я был такой же, как они, такой же скот, хуже всех. Но днем этого еще не понимал. Вообще слишком поздно понял, что это за люди и какой я сам с ними был. Потому это все и случилось.
- Держите меня трое! - заржал Минус. - Да ты и вправду облысился. Надо тебя показать нашим. - И он провел по губе в том месте, где отращивают усы.
Я обещал прийти вечером в сквер. Может быть, это еще не было подлостью. Все-таки Руслан был у нас в КЮРе, в "Группе АБЭР". И я хотел у него кое-что выяснить для "Истории нашего класса в драках и войнах".
Вот и выяснил...
Не надо было мне туда ходить!
Перед тем как отправиться в сквер, я открыл холодильник и увидел полбутылки коньяка, оставшегося еще с ноябрьских, когда у нас были гости. Не знаю, что мне стукнуло в голову, но я сделал хороший глоток и обжег этой мерзостью горло. Тьфу! Никогда раньше в рот не брал ничего такого. И впредь не собираюсь. Но и это не было подлостью. Не хочу быть рыжим, когда однокашники хвастают, что пробовали всякое зелье, а меня гонят, как чистенького мальчика: "Град, выпади", "Сынок, отвернись". Никто мне такого не скажет в компании Минуса.
Еще в прошлом году я почувствовал, как таинственно выглядит сквер по вечерам. Там какая-то своя жизнь.
Парочки сидят на скамейках. Наверное, они целуются.
Я стараюсь не смотреть на них, если прохожу. А все равно поглядываю исподтишка...
Компания пристроилась в самом дальнем и темном углу сквера (в противоположном конце - Вечный огонь, а сразу за ним Воинское кладбище). Встретили меня шумно и радостно. А может, мне так показалось, потому что мир весело покачивался в те минуты.
- Лысый пришел! - закричал Минус.
- Шкет!
- Фантомас!
- Цьщ! - сказал кто-то негромко. Все замолчали. - Кликуху дадим потом. Сначала посмотрим, что он умеет.
- Король тебя жалует оружием, - проговорил Минус и сунул мне в руки рогатку. (Потом я узнал, что главаря в глаза зовут Король, а за глаза Вий.) Все двинулись в сторону Воинского кладбища.
Когда проходили мимо Вечного огня. Король повернулся ко мне с сигаретой.
- Дай мне в зубы, чтоб дым пошел.
Я удивился, ведь у него была сигарета, но подумал, что он просит прикурить, и полез за спичками.
- От огня прикури, - приказал Вий (я рассмотрел его лицо: одно веко тяжело наползало на глаз, почти его закрывая). - Огонь вечный. Его не убудет.
- А больше ты ничего не хочешь? - возразил я неуверенно.
- Ну тогда вали отсюда, - зло бросил он.
ЭТО БЫЛА ПЕРВАЯ МОЯ ПОДЛОСТЬ. Я побоялся, что компания меня осмеет, и, как последняя сволочь, полез с сигаретой к металлической решетке, скользя по мрамору. Вблизи огонь шипел и жегся, предупреждая меня, но я словно оглох. Наконец мне удалось прикурить...
Вспоминаю, пишу и думаю: значит, я все-таки циник?
И сволочь?
Я не сволочь.
Сволочь. Настоящая!
Я не сволочь.
Вий запрокинул голову, прожег меня своим страшным взглядом и потянулся к моей сигарете. Он ничего не сказал.
- Что вы делаете, подонки! - услышал я за своей спиной. Это выкрикнул высокий хромой мужчина, ковылявший в нашу сторону.
- Держите меня трое, двое не удержат, - усмехнулся Вий, передернув усами и поправляя черную перчатку. - Это уже интересно. - И вдруг скомандовал: - Кыш!
Минус схватил меня за руку, и все кинулись к Воинскому кладбищу. Вий не спеша последовал за нами.
- Продолжим урок, - как ни в чем не бывало сказал главарь, оглядывая столб с одинокой лампочкой, болтавшейся высоко над нами. - С первого раза, усек?
- Что за детство! - возмутился я, потирая опаленный недавним жаром кончик носа. Но мне было море по колено. Все происходящее казалось игрой, требовавшей дерзости и отваги.
- Не детство, а прощание с детством, - поправил меня Вий. - Обряд. Вступительный взнос для малолеток. Воспитательная мера.
Откуда берутся подонки? Только ли из дурачков и двоечников вроде Минуса, который в школе, кроме кулаков, мало чем мог похвалиться? Мама так и считает.
И я раньше так думал. Но Вий-то умный! Он хитрый и жестокий - да, но в уме ему не откажешь.
Мама часто повторяет, вернувшись со своей комиссии: "Улица добру не научит". Король, Вий-вот учитель улицы. Женьшень в школе царствует, а он здесь.
Я это на своей шкуре испытал.
МОЯ ВТОРАЯ ПОДЛОСТЬ. Я стал целиться в живую лампочку, как будто всю жизнь только тем и занимался. Наконец выстрелил. Промах. Компания сдержанно заржала, оглядываясь на Короля. Я опустил рогатку и тоже смотрел ему в лицо. Не чудовищно набрякшее веко и не подергивание тонких усиков поразили меня.
Лицо было мерзкое, но... меня оно чем-то завораживало. У него не было улыбки-только ухмылка. Не было смеха-только усмешка. Шапки он не носил, а прическа-роскошный "дикобраз".
