Валерий Гусев - Сокровища старой церкви
Тетка оттолкнула лодку и заговорила вслед:
– Приветы там передавайте. Родне, знакомцам. Чашкиных не забудь. Огородниковых. Полинке скажи, чтоб навестила…
Ребята уже плыли излучиной, заворачивая вдоль выгнутого песчаного берега, а над спокойной и тихой водой все доносилось:
– …Волошиных с внучкой поздравь. Степану особо кланяйся, скажи, валенкам его сносу нет. Рыбкиным напомни, чтоб мешки возвернули…
– «Поле чудес», - проворчал Мишка с набитым ртом. - Всю деревню обходить придется. С приветом… - покрутил он пальцем у виска.
Колька вначале греб сильными длинными рывками, но по мере приближения к Ведьминой протоке все больше сникал, все чаще поглядывал за спину, словно боялся, что там вот-вот появится что-то страшное.
Мишка, наоборот, успокоился, жевал пироги, вертел головой, командовал.
Но вскоре смолк. Сглотнул и робко доложил:
– Протока по курсу. Суши весла.
Колька приподнял лопасти над водой, с них звонко шлепались капли, и только этот звук нарушал вдруг окружившую ребят тишину. Да вдали, где-то над болотами, слышался мощный вороний грай.
Лодка плавно прошла еще немного и замерла под засохшим корявым деревом у самого устья протоки. Колька придерживал ее, взявшись за сухую низкую ветку.
День был в самом разгаре света. Блестела под солнцем вода, чуть слышно журчала меж стволов ближайших деревьев. В протоке белели головки кувшинок среди глянцевитых листьев, укрывших всю поверхность воды. На них грелись молчаливые зеленые лягушки.
Было светло. И почти не страшно.
– А чего мы скажем? - спросил Мишка.
– Поздороваемся. Скажем - заблудились. Ты будешь ведьму отвлекать, а я с Федькой поговорю.
– Давай наоборот.
– Ладно, - вздохнул Колька, - как получится. Весла на воду.
Очень скоро протока стала расширяться. Деревья и кусты отступили. Вместо кувшинок вода покрылась тяжелой ряской, которая висла на лопастях, мешала грести. Лодка с трудом пробиралась, словно в холодной каше.
Наконец стукнулась носом в полузатонувший ствол, к сучку которого был привязан долбленый челнок.
Отсюда начиналась егерева гать. Она шла почти прямиком в глубь болота, и в конце ее, на островке, среди низких, но очень густых и широких елей виднелось что-то вроде хижины.
Ребята вылезли из лодки, и тут вдруг из-за леса взмыла оглушительно горластая стая ворон, покружила, поднимаясь все выше и выше, и, вытянувшись острым клином, пошла в атаку. Как тысяча маленьких пикирующих штурмовиков.
Колька среагировал первым.
– Хватай весло, Миха! - отчаянно заорал он. - Отбивайся!
На ребят обрушился злобный гвалт - хриплое карканье, треск и хлопанье крыльев. Колька размахивал веслом, Мишка отмахивался телогрейкой, но ощутимого урона врагу друзья не нанесли ввиду его явного численного превосходства. Вороны кружили над ними, будто кто-то командовал атакой - одна стая сменялась другой…
– Удирать надо! - крикнул Мишка, весь залепленный грязно-серыми «бомбами». - Заклюют!
Удирать-то надо… Но как? И куда?
Противник тем временем изменил тактику. Вороны поднялись вверх, выстроились кругом и ринулись вниз воронкой, острие которой было направлено на ребят.
Мишка не выдержал и сиганул в болото. Колька следом. И зеленая ряска сомкнулась над ними.
Вороны, словно этого и добивались, взмыли вверх и нестройной толпой, галдя, довольные, ушли за край леса.
Первым высунул нос Мишка. Отбросил со лба шматок ряски, отфыркался. Так же осторожно всплыл Колька. Ухватились за бревно, отдышались. Осмотрелись.
– Не боись, хулиган, - крокодилы здесь не водятся, - сказал Мишка. - Одни бегемоты с крыльями.
– Пошли к ведьме, - добавил Колька. - Теперь врать не придется. Мы теперь для них свои. Ты - леший, я - водяной.
Ребята выбрались на гать, сбросили с себя, как могли, болотные травы, кое-как выжали одежду, смахнули липкую грязь. Побрели к избушке.
Гать была хорошая, надежная. Где из стволов, где из жердей и хвороста. Идти по ней можно было без опаски, только хлюпала под ногами и брызгала вонючая болотная жижа. Но это - мокрых и грязных - уже не смущало.
Дошли до островка, густо заросшего доброй травой, темным ельником. Прямо перед ними - избушка на курьих ножках: бревенчатая, на старых пеньках. Малое оконце, щелястая дверь. Тесовая крыша сплошь заросла мхом, из которого торчат на длинных тонких ножках мухоморы и поганки. На коньке уставились друг на друга ворона и кошка, обе черные. Из трубы идет, вьется дымок.
Перед избушкой на чурбачке тешет колышек дед - в длинной бороде, в длинной, до колен, рубашке навыпуск, босой. Тот самый террорист Федя.
– Здрасьте! - заорал Мишка, растерявшись. - Мы с Синеречья, рыбалили здесь! Водички напиться дадите?
Колька зло сунул его локтем в бок: вот уж кто в самом деле с коня упал. Водички ему! По реке плывет и от жажды мрет.
– Мы заблудились, - поправил дружка Колька. - В болото попали. Нам бы обсушиться.
Дед послушал одного, другого и что-то негромко сказал в окно.
Дверь заскрипела, и на пороге показалась… баба-яга. С клюкой, согнутая в пояснице, из-под платка падают на впалые щеки седые космы, нос словно нюхает подбородок, острые глазки совсем затерялись среди обильных морщин и бровей.
Мишка шагнул назад и оказался у Кольки за спиной.
– Здрасьте, бабушка, - выдавил с трудом Колька. - Мы…
– …Заблудились, - продолжила баба-яга скрипучим голосом.
– Да… Нам бы…
– …Обсушиться. - Голова старухи заметно тряслась, и непонятно было - то ли это от старости, то ли она просто кивала. - Заходите. Обогрейтесь, - бабка посторонилась в дверях. - Как раз печку растопила.
Вошли гуськом, с опаской, - но что делать, сами напросились. Сокровищ захотелось!
Осмотрелись. Изба как изба. В Синеречье и победнее были. Печь большая, хорошая. По стенам - лавки, стол (на нем что-то прикрытое влажным полотенцем) да буфетик с синими стеклами, разрисованными цветами. Под потолком - пучки сушеных трав, от них по избе дух идет, как от свежего сена с лесной опушки, богатой разнотравьем.
На буфете сидит неподвижно сова - не то чучело, не то живая птица. Рядом с ней - опять черная кошка.
«Надо же, - подумал Мишка про кошку, - прыткая какая. Только что на крыше была, а уж сейчас здесь».
– То другая кошка, - пробормотала Ведьма, - там Мурка, а здесь наоборот - Васька.
И Мишка сразу сообразил, что вслух он про кошку ни слова не сказал.
«И впрямь колдунья», - чуть было не подумал, да спохватился - как бы она и эти слова не угадала.
Ведьма опять что-то бормотала в углу, разбирая травы, потом сказала:
– Раздевайтесь. Вот на печку одежу разложите.
Раздеваться не хотелось, удрать хотелось, в мокром и грязном.
Сняли куртки, рубашки, штаны, разложили на печке, присели на краешек лавки у окна.
Ведьма все время что-то делала, поглядывала на гостей, будто примеривалась, бормотала.
Колька в окошко смотрел - прикидывая, как в него сигануть, если что. А Мишка прислушался к бормотанию Яги и похолодел, расслышав.
– По одному, что ль, их в печку сажать? - бубнила колдунья, поглядывая на ребят. - Иль каждого в свой черед? Оба-то сразу влезут ли?
Колька не слушал, не замечал; он что-то за окном рассматривал, а Мишка уже все понял, когда баба-яга открыла печную заслонку, пошуровала кочергой, разгребла жаркие угли.
«Сейчас она нас в печку. Как братца Иванушку». И стал лихорадочно вспоминать, чем нужно в таком случае отговариваться. Да плохо вспоминалось - забыл он эту сказку.
А Ведьма тем временем взяла из угла большую деревянную лопату…
Мишка в голове все просчитывал: «Она нарочно ворон на нас наслала, чтоб мы окунулись и обсушиться зашли. Разделись - она нас в печку. Во влипли-то. Гуси-лебеди».
Ведьма положила лопату на стол, взяла ржавый железный лист, стала его чем-то смазывать.
«Ну точно - жарить будет, на масле».
Мишка преодолел слабость в ногах и стал потихоньку перемещаться по скамье к двери, подавая Кольке знаки глазами и бровями. Но тот как вперился в окно, так не оторвать его никакой опасностью… Еще, еще чуток. Вот она - дверь, рядом, распахнута во всю ширь…
Мишка вскочил… И тут дверь сначала заскрипела, а потом с грохотом захлопнулась перед самым его носом.
Мишка заорал и начал дергать ручку - дверь не открывалась. Он орал и дергал, всей спиной ощущая, как тянутся к нему из угла длинные костлявые руки, становятся все длиннее и длиннее и вот-вот сомкнутся на его худой шее…
(Забегая вперед, скажем: здесь-то никакого колдовства не было; дверь захлопнулась сквозняком, а не открывалась потому, что Мишка со страху не в ту сторону ее дергал.)
– Ты что? - услышал Мишка удивленный, но спокойный голос Кольки. - Пчела в зад укусила?
Мишка медленно обернулся.
Никаких длинных костлявых рук. Ведьма уложила на лопату два белых хлеба (это они лежали под полотенцем на столе) и садила их в печь. «Оба сразу и влезли».
