Иштван Фекете - Лисенок Вук
Клубок голосов звучал уже поблизости.
- Добрый день, господин старший егерь! - прокричал кто-то. - Эй, люди, отсюда начнем! Ну, помоги бог! - И зазвенели косы.
Они врезались в полегшую пшеницу, и стебли ее, оторвавшись от родной земли, с шелестом замертво падали друг на друга.
- Все пропало, - прошептала Карак. - Так мне и надо! Ведь я знала, чувствовала...
Сердца у лис неистово стучали, что видно было по их вздымающимся бокам.
Вук привстал. От смертельного страха у него перестало сжиматься сердце, но похолодело в животе, - все-таки некоторое облегчение.
- Я пойду огляжусь, - сказал он. - Так мы погибнем. Ведь в этом шуме мы и не услышим, как они подойдут к нам.
Карак с удивлением смотрела, как Вук скрылся в пшенице. Нет, на это она не решилась бы. Близость человека парализовала ее, и только при крайней опасности - когда обычно все уже потеряно - выпрыгнула бы она из своего тайника.
Инь тихо лежала. Она, конечно, привыкла к людям, но страх Карак передался и ей.
Светило солнце, шуршали колосья, и медленно текло время.
Наконец появился Вук.
- Уйти невозможно, - тяжело дыша, сказал он. - Повсюду Гладкокожие. С молниебойными палками. Надо ждать!
И он лег ничком.
Постепенно таяло пшеничное поле. Росли снопы сжатого хлеба, и то здесь, то там раздавались песни девушек.
Стоял прекрасный летний день.
Охотники, скучая, вытирали пот со лбов и лишь тогда схватились за ружья, когда кто-то закричал:
- Вон лиса!
В той стороне стоял старший егерь. Он держал наготове ружье, но не видел зверя.
Жнецы бросили работать.
- Кто кричал? - подойдя к ним, спросил старший егерь.
- Пишта Беке, - ответил кто-то.
- Я хотел только попугать Мари, - покраснев, как рак, оправдывался Пишта Беке.
Старший егерь так посмотрел на шутника, что тот готов был сквозь землю провалиться.
- Ну, парень, берегись, я тоже тебя так попугаю, что ты света не взвидишь.
- Да средь бела дня, - прибавил старик жнец и снова замахал косой.
День уже клонился к вечеру. От пшеничного поля осталась маленькая полоса, и охотникам надоело ждать появления лис.
- Если бы рыжая была тут, то давно уж выскочила бы, - заметил какой-то жнец, точа косу. - Не снесла бы такого гама.
- Должно быть, - согласился с ним стоявший поблизости охотник.
Но старший егерь не терял надежды.
К вечеру сжали почти все пшеничное поле, оставался лишь небольшой уголок, и именно здесь, под бузиной, притаились три лисы. Они переговаривались лишь глазами. Страх смерти холодным ветром витал над ними, но тронуться с места было нельзя.
- Если придется выскочить отсюда, давайте разбежимсн в разные стороны, - прошептала наконец Карак.
- Кто-нибудь из нас, возможно, спасется.
- Подождем, - сказал Вук, - я еще раз выгляну.
- Нет, нет, - испугались одновременно Инь и Карак. - Ты погибнешь.
Но лисенок их не послушался. В нем билось отважное сердце старого Вука, и он понимал, что лучше умереть, чем нелепо, вслепую нарваться на беду.
Прижавшись носом к земле и закрыв глаза, Карак ждала, когда прогремит смертельный выстрел. Храбрость Вука восхитила бы ее, если бы в эту страшную минуту она способна была восхищаться.
Жнецы вышли на сжатую полосу, и староста закричал:
- Эй, люди, полдничать!
Охотники посмотрели на старшего егеря.
- У меня дела в деревне, - повесив ружье на плечо, сказал он. - Вы покараульте еще немного, ведь почем знать...
И он пошел в деревню.
Когда он скрылся за холмом, охотники тоже повесили на плечи ружья.
- У старшего егеря об эту пору вечно находятся дела, - подмигнув, сказал один из них.
- Вкусное пивцо со льда... - сказал другой.
- Хорошенькая трактирщица, которая разливает пиво, тоже лакомый кусок, - сказал третий, и они побрели к высокому дереву, под которым полдничали жнецы.
- Вы правы, - встретил их староста. - Тут уже не осталось ни мыши, ни лисицы. Угощайтесь, пожалуйста, господа охотники, вот сальце. Не побрезгуйте.
Трясясь от волнения всем телом, Вук крался обратно к бузине. Путь к бегству был открыт, и в его глазах горел огонь жизни.
- Они ушли. За мной, быстро! - с трудом переводя дух, проговорил он.
Инь и Карак в оцепенении смотрели на него.
- Быстро, - прошипел Вук; глаза его засверкали, и лисицы почувствовали, что надо повиноваться.
Инь и Карак встали, словно во сне, готовые последовать за ним. Они дрожали, понимая, что пшеничное поле хорошо просматривается и их логово почти на виду. Настороженно озираясь, вышли они из укрытия, и тогда Вук понесся впереди, как красный факел.
Охотники закусывали салом, весело шутили с девушками и хвастались, с какой удивительной ловкостью заманивали они в ловушку лисиц, как вдруг опять закричал Пишта Беке:
- Вон лисы!
У всех застрял кусок в горле. Охотники повскакали с мест, засуетились, но все понапрасну: лисы были уже далеко.
- Кто бы подумал, кто бы подумал ? Вот горе!
- Почему горе? - спросил староста.
- Ведь если старший егерь узнает, что здесь были лисы, то нам не снести головы.
- Лисы? - переспросил староста. - Разве здесь были лисы? Кто-нибудь видел здесь лис? - И он оглядел жнецов, которые по его взгляду все поняли.
- Я не видел, - сказал Пишта Беке.
- И мы тоже, - подхватили остальные.
- Ну, то-то же! На этот счет, господа охотники, можете быть спокойны.
В это время Вук добрался уже до леса. Он немного замедлил бег, чтобы его догнали Инь и Карак; потом все вместе они забрались в кустарник, густой, как камыш, и прохладный, точно в пасмурную погоду, - ведь роса в нем едва успела высохнуть.
Лисы бросились на землю. Потом долго лежали молча. Вокруг в лесу стояла глубокая тишина, лишь дятел стучал по больным деревьям.
Карак заговорила первая.
- Вук, лисий народ заговорит о тебе, и с сегодняшнего дня ты станешь сам себе голова. Ты храбрый, как великий Вук, и тебе не нужно ни у кого просить совета. При желании оставайся с нами, а если захочешь найти для себя новую нору, твое дело. Ты волен поступать, как тебе заблагорассудится.
- Мы, я и Инь, останемся с тобой, - сказал Вук. - Если ты позволишь.
- Глупые разговоры! - воскликнула растроганная Карак. - Конечно позволю. Ведь я не нарадуюсь, на вас глядя. Но вы, конечно, знаете это.
Тишиной был объят лес.
Три лисы посмотрели друг на друга, и им показалось, будто они дали в чем-то обет.
Потом Карак встала, и они побежали в глубь леса, где всегда сохранялась густая пепельно-серая тень и творились разные чудеса, неведомые людям. В молодом ельнике вырыли они нору, и пришло для них славное времечко.
Инь ходила с Карак по лесам, полям и училась тому, чего не могла познать в неволе, а Вук бродил сам по себе и причинял егерю Боршошу столько неприятностей, что тот беспрестанно проклинал весь лисий род.
Сначала пропала его красивая белая кошка. Потом сбежала лисичка. И без конца исчезали то утка, то курица, или егерь недосчитывал гусей у себя на дворе.
Боршош негодовал, день и ночь караулил лис, но все напрасно. Потом он наставил вокруг дома капканов, которые Вук старательно обходил, зато попался менее осторожный фокстерьер старшего егеря и вот теперь уже две недели, как хромал.
Досталось тогда Боршошу, нечего и говорить.
А Вук был невидим, как паутина ночью. Он вырос, набрался сил и стал крупней, чем двухгодовалые лисы, которые завидовали ему, но уступали дорогу.
Но вот пришли холодные осенние дни.
Роса сменилась колючим инеем, и в лесу стало светлей, - ведь осыпался его мягкий зеленый шатер, превратившись в шуршащие сухие листья.
С тех пор у ветра переменился голос. Раньше он вздыхал, шелестел, шумел в свежей зеленой листве, а теперь шипел, как змея, и свистел, как ночной тать, словно звал зиму, которая уже ехала туда на серых снеговых тучах, и лишь ветер знал, что она в пути.
По утрам травинки под инеем затвердевали и потрескивали даже от лисьих шагов. Не говоря уж о человеческих.
Вук и этот шорох услышал раньше всех.
- Идут Гладкокожие, - сказал он.
- В эту пору они прочесывают лес, - встревоженно заговорила Карак. Нас гонят на молниебойные палки. Жди беды...
- Мы не выйдем из чащи, - заявил Вук, - а здесь беда не стрясется.
Шум, приближаясь, долетал со всех сторон до той части леса, где залегли лисы.
Вдруг пронзительный звук рога прорезал чащу, и, ломая ветки, хрустя ими, пошла облава.
- Бежим! - вскочила Карак, и Инь уже приготовилась последовать за ней.
Но Вук не двинулся с места:
- Если мы выйдем отсюда, нас увидят. Я не пойду!
- Но здесь нас застигнут, - нерешительно возразила Карак.
- Посмотрим. Убежать еще успеем. Отсюда мы все видим, а нас не видит никто.
Дрожа от страха, сжались они в комок.
